Кукла в чужих руках - Наталия Владимировна Алексеева

угораздило? Сильно набухалась, что ли?

— Да нет… бокал мартини только выпила.

Он хмыкнул, выражая сомнение, и сказал:

— Справедливость все же восстановить следует. Кто это снимал?

— Говорю же — не знаю! У меня уже башка лопается от всего этого!

Я сжала виски ладонями, а Кирюха снова включил запись. И тут уже зазвонил мой телефон. Теперь Юлька пыталась связаться со мной. Молниеносным движением Кирюха сбросил ее звонок.

— Ты чего? — возмутилась я.

— Ничего. Смотри, что это?

На последних секундах видеоролика камера задергалась, будто кто-то пытался прервать съемку, и мелькнула рука. И на ней большие штурманские часы.

— По-моему, у твоего приятеля такие.

— Да, — только и смогла выдавить я.

Кирюха молча снова потянулся за сигаретой.

— Как ты думаешь, Кир. — Я шмыгнула носом. — Почему? Почему он со мной так?

— Потому что козел.

Я снова уткнулась лицом в ладони.

— Если бы я была как Машка, он бы меня не бросил!

— А разве он тебя бросил?

— Нет, но… А ты думаешь, что еще не всё? — Я с надеждой вскинула голову и уставилась в темно-ореховые глаза.

— А быть «как Машка» — это как? Надменной стервой?

— Да! Но упакованной в брендовые шмотки!

— Глупая ты, Сонька, — грустно сказал Кирюха. — Разве можно кого-то шмотками удержать?

— Тебе не понять! — я разозлилась. — Я на все готова, лишь бы он со мной остался! Любить — это быть к кому-то намертво приклеенным. Суперклеем! И если он насильно отрывает от себя, то у тебя кожа по всему телу содрана! А ему — хоть бы хрен! Знаешь, как больно?! Ты не любил, ты не поймешь!

— Глупая ты, Сонька, — снова пробормотал Кирюха и уставился в окошко.

Мы молчали. Из форточки сквозило, и я обхватила себя руками.

— Слушай, Кир, а давай все-таки расскажем своим про эти злосчастные монеты? Взрослые-то их точно смогут продать. А я бы себе шмоток купила.

— Как у Кантарии? — усмехнулся он.

— Давай? А, Кир?

— Не все так просто.

— Что еще? — Я снова стиснула виски руками.

Голова раскалывалась, во рту пересохло, и уже не хотелось ничего, только упасть и забыть обо всем. Не думать ни о чем, не переживать из-за постыдного видео, глупых насмешек, пренебрежительного отношения школьной элиты, предательства любимого.

— Слушай, Сонь, — смущенно начал Кирюха.

Такой извиняющейся интонации в его голосе я давно не слышала. С прошлого года, когда он мой телефон в Карповке утопил.

— Я у Салима тогда завис… когда из дома ушел… ну, я сильно злой был…

— И?! Не тяни давай!

— Сглупил, короче! Я говорил тебе, что обещал Салиму наши монеты? У него родственник на днях приедет, как раз после Нового года. У него денег хватит. Так что придется подождать.

— Кир! А если он нас кинет?

— Поздняк метаться! Надо было решать — я и решил. И заднюю не включишь — люди у Салима серьезные…

— Капец!

Я устало откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Но тут хлопнула входная дверь, и мы оба насторожились, определяя, которая из наших родительниц вернулась домой. Если Кирюхина, значит, она снова без работы осталась и ударится в глубокий запой. Если моя, то сейчас предстоит объяснение, почему я в таком виде и что происходит.

— Твоя, — шикнул Кирюха, — утрись давай!

Я наспех ополоснула лицо холодной водой из-под крана и снова плюхнулась на диван.

— Здрасте, тетя Надя, — бодро поприветствовал Кирюха мою маму, которая нарисовалась в дверном проеме.

— Опять в квартире куришь? — она принюхалась и недовольно поморщилась.

— Это не я! В форточку надуло! Сейчас закрою.

Он запрыгнул на подоконник, а мама перевела взгляд на меня. Конечно же, от нее не укрылись ни мои покрасневшие глаза, ни распухший нос, ни покусанные губы.

— Соня, что происходит? Почему ты в таком виде? Как это понимать?!

Все пошло именно так, как я предполагала. Сейчас мама начнет выносить мой усталый мозг! А все потому, что через три дня новогодние праздники, и она вынужденно останется дома. Ведь ее ненаглядный Игорь выходные проведет со своей законной семьей.

— Теть Надя, не ругайтесь, — встрял Кирюха, — У Соньки куртку сперли в школе. Шла домой раздетая, промокла, замерзла. Все нормально!

— Ничего себе «нормально»! Украли! Вот эту парку, что мы в «Кроппе» купили? — ахнула мама.

— Да не волнуйтесь вы так. — Кирюха спрыгнул на пол. — Я сейчас схожу разберусь. Говорю же: все нормально!

Оставаться наедине с возмущенной мамой — то еще удовольствие! Она раздраженно начала греметь посудой, а я тихонько слилась с дивана и выползла в коридор.

— Ты совсем дурак? — дернула я Кирюху. — Нафига про куртку выдумал?

— А чё — надо было видео показать? Или рассказать, что ты до синих пузырей обрыдалась из-за Кантарии и своего козла?

Он рывком захлопнул за собой дверь, а я осталась стоять, глупо на нее таращась. Иногда Кирюха умел быть очень злым. И тут я вспомнила про Юлькин звонок. Тяжело вздохнув, я поплелась домой, на ходу набирая ее номер.

— Юляш, ты мне звонила?

— И не только тебе, — ее голос был холоднее Северного Ледовитого океана. — Кирилл к телефону не подходит, и ты мой звонок сбросила. Что у вас там происходит?

— Да ничего не происходит. Вернее, — я оглянулась на кухонную дверь и спряталась в комнате, — кое-что случилось.

На том конце повисло вопросительное молчание. Я упала на диван и в подробностях рассказала о пакости, которую мне устроила Кантария.

— Понятно, — скупо отреагировала Юлька. — А где Кирилл? Мы с ним должны встретиться, а он к телефону не подходит! Где он?

— В школу ушел, куртку мою забрать, — растерянно пролепетала я.

— Все понятно, — повторила Юлька и повесила трубку.

Уронив тяжелую голову на подушку, я закрыла глаза. И очнулась, только когда мама вошла в комнату. На улице уже стемнело, и электрический свет резанул по глазам. Мама заглянула ко мне за шкаф.

— Есть хочешь?

Я села и осмотрелась. Все вокруг выглядело убогим и примитивным: старые обои, дурацкая мебель — все это я помнила еще с детства. С горечью я призналась себе, что Кантария была права: вряд ли Миша мог надолго заинтересоваться девушкой из такой жизни! И вдруг я поняла, насколько мне обрыдло и опротивело все, что меня окружает. Захотелось куда-нибудь исчезнуть. Уехать. Улететь. Пропасть.

Мама деловито распаковывала сумку. Возвращаясь, она всегда наводила порядок. Как будто начинала с чистого листа: раскладывала вещи, сортировала свои инструменты, даже зубную щетку меняла.

— Мама. — Я свесила ноги с кровати, нашаривая тапочки. — А почему ты Игоря не бросаешь? Он ведь явно любит свою семью больше, чем тебя?

Она оторвалась от своего занятия.

— Сказка про белого бычка?

— Нет. — Я