Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может быть, ты за нее и скажешь?
– Понадобится – скажу не хуже других. Мария, готова? Впускаю.
Он открыл дверь.
– Кто первый? – Снова прикрыл дверь.
– Опять слепец.
– Не хочу, не хочу! – взмолилась Мария.
– Ты не понимаешь, его нельзя прогнать ни с чем.
– Не пускай его сюда! – Старший брат приоткрыл дверь.
– Придется немного обождать. В сторону, пожалуйста. Кто следующий?
В комнату протиснулся человек с нервным лицом.
– Простите, что я вторгаюсь к вам. Я околачиваюсь около вашего дома со вчерашнего дня.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласила Мария.
– Благодарю вас. Мне надо с вами поговорить. Хотя говорить, возможно, и нет смысла. Я несчастлив, живу безрадостно. Почему? В том-то и дело, что причины, пожалуй, и нет. Кроме разве лишь моей собственной глупости. Правда, эта глупость особая, глупость образованного и даже мыслящего человека. Дело в том, что моя жизнь состоит из делания глупых поступков и разнообразных страданий по этому поводу. Просыпаюсь утром, вспоминаю, что было вчера, и сразу же начинаю вот так мотать головой и бормотать: «Нет, нет». То есть не было этого, не было! Но это было, ничего уже не исправить. Вы никогда не мотаете головой?
– Нет.
– Причем поступки мои не злобные и корыстные, наоборот! Я непрерывно думаю о ближних, как выражается ваш сын, жертвую ради них самым дорогим. Но потом и очень скоро именно из-за этого начинаю тяготиться, бежать именно от тех самых людей. Ваш сын учил: давайте и воздастся вам. Но если ты отдал самое дорогое свое человеку скверному, который надменно принял это и теперь смотрит на тебя сверху вниз? Правда, ваш сын говорил: любите врагов ваших. Но как этого добиться? Вероятно, надо сначала приучиться любить хороших людей, а потом уже попытаться любить и других. Может быть, они до сих пор были обращены к тебе дурной стороной, как и ты к ним. А вдруг обернутся хорошей, как и ты?.. Но я обижаю и самых близких – отца, мать! Потом мотаю головой, а уже поздно. Начинаешь думать: как же так – я одинок и печален, ведь это грешно и глупо! Тогда бросаюсь в соблазны веселой жизни – и опять стыд и похмелье. У вас бывает стыд и похмелье?
– Нет.
– Видите… Чего ради я терзаю себя в этой единственной жизни? Что возместит мне эти дурацкие терзания? Загробная жизнь? В загробную жизнь мне трудно поверить. Я преклоняюсь перед вашим сыном, его учение —
это, в сущности, гениальные уроки практической морали. И служат они не только для того, чтобы делать людям добро, но для излечения своей собственной души, для покоя и гармонии здесь, внутри! Но – загробная жизнь? Вероятно, поверить в нее мне мешает образование, знание конкретных наук… Но предположим, что после этой жизни ничего не будет. Тогда значит, что все это – земля, солнце, птицы – все только временное, несущественное? Я имею в виду тех, кому трудно поверить!.. Да, но ведь можно быть свободным от религиозной веры и все же оставаться нравственным человеком. Делать добро и не терзаться суетой. Разумеется, для этого надо много сердца и ума. Но поначалу хотя бы понять!..
Он вдруг рухнул, уткнулся головой в колени ей. Она с трудом его подняла. Он заговорил не сразу.
– Благодарю вас. Этой беседы я не забуду… – И вышел.
– Видишь, как просто? – сказал Марии старший брат.
– Умный человек.
– Невропат, – сказала сестра.
– А знаете, ваш Бог приносит больше пользы, чем римские конкуренты, – заметил римлянин.
За дверью все громче голоса. Старший брат отправился наводить порядок, но было уже поздно. В комнату опять входил слепой, с ним другие.
– Мы уже договорились – по одному человеку, – сказал старший брат. – А тебя я вообще просил обождать.
– Мы ждали, Мария, но ты не зовешь нас, – сказал слепой. – Очередь все растет, если ты будешь медлить, мы так и не дождемся! Там все здоровые, они могут подождать, а нам трудно.
Мария вскочила.
– Не сумею я этого! Не умею! Говорите – я мать! Ну и что! Своих матерей вы уже не просите, чтобы они вас исцелили!
– При мне к твоему сыну однажды подошел человек в проказе. Иисус очистил его. Все это видели! А мне, незрячему, не удалось приблизиться к нему! Помилуй меня, Мария! Мы верим тебе, почему ты сама себе не веришь?! Сжалься надо мной, попробуй!
– Попробуй, Мария! – сказал старший брат. – Почему не попробовать? Иисус тоже не знал своих возможностей, а потом узнал, и видишь, что получилось?
– Уходите отсюда! Уходите! – кричала Мария.
Из двери на нее печально смотрел ученик.
– Дурные слухи догнали меня в пути. И я вернулся. Говорят, ты заставляешь ждать пришедших к тебе людей за дверью дома.
– Мы прибегли к этому только ради удобства, – оправдывался старший брат.
– Не с тобой говорят. Твой сын, Мария, никогда не заставлял людей ждать за дверью дома. Твой сын попросил бы их зайти.
– Нечего им заходить – у меня дела.
– У тебя сейчас нет более важных дел.
– Я три ночи не спала, у меня семья не кормлена, я три дня в доме не убиралась!
– Надо, чтобы было чисто в душе, а не в доме.
– В душе у нее чисто, – сказал старший брат. – Она Иисуса родила! Не забывайте все же, куда вы пришли!
– Ну что я могу сделать, если он от рождения слепой? – сказала Мария.
– А что в таких случаях делал твой сын? – спросил ученик.
– Не знаю…
– Все знают, одна ты не знаешь.
– Я не видела. Дома он этого не делал.
– Кто истинно верит, тому не надо видеть.
Мария молчит.
Ученик задумался, потом сказал печально и сурово:
– Ради твоего сына я хотел молчать. Но теперь скажу. Ради него же.
Пришедшие в дом люди слушали его тревожно.
– Однажды мать Иисуса и братья стояли у дома, где Он беседовал с людьми, и хотели поговорить с Ним. Он же, узнав о том, проговорил: кто мать моя и братья мои? И указал рукой на учеников своих: вот мать моя и братья мои! Ибо кто будет исполнять волю Отца моего небесного, тот мне брат, и сестра, и мать! Было так, Мария?
– Не знаю, в дом нас не пустили… Но кто не пустил, не знаю.
– Кто же, ты думаешь, мог вас не пустить?
– Да вы же и не пустили!
– Зачем же это нам понадобилось вас не пускать?
– Вы Ему даже не сказали, что я пришла! Боялись, что люди увидят Его с нами и скажут: а не плотников ли это сын? Да вот же его мать и братья, мы же их всех знаем, чем же Он от них отличается? И начнут сомневаться в Нем. А Он Божий сын! Он Божий сын! Божий сын!
– В каком смысле? – спросил старший брат.
– Тебе этого не понять. Это только Он знает, и я знаю.
– А я утверждаю, что ученики были ему роднее, чем родственники. Не здесь Его дом, а Там, – сказал ученик.
– А все-таки, когда Он узнал, что за Ним придут стражники, он пожалел нас! Он совершал пасху не дома, а у чужих людей! Это чтобы я не видела, как Его забирают и избивают кольями!
– Не потому Он совершал пасху у чужих людей, а потому, что они были ему роднее, чем родные! Он как говорил? Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее! И враги человеку домашние его! Кто любит отца и мать более меня – тот не достоин меня!
– Это неправда! – воскликнула сестра. – Он любил мать. Ты бы умел так любить! Вы говорите, Иисус добрый. А кто Его этому научил? Вы говорите, Иисус смиренный. Откуда это у Него? Восхваляете за то, что Он был тверд и не отрекался от истины. А она? Зачем же ты требуешь, чтобы мать Его говорила не то, что думает!
– А хотите знать? – сказала Мария. – Если бы Он пришел сюда еще раз, вы бы снова предали Его и стояли бы в сторонке и смотрели, как Его распинают!
Тогда ученик сказал голосом сильным и ясным:
– Братья мои! Покиньте этот дом. Здесь нет и следа Того, Кто некогда жил. Здесь не найдем мы Его. Пускай же в этот день, когда всюду праздник, здесь будет пусто, как пусто везде, где Его нет.
– Не осуждай нас за то, что мы сюда пришли, – сказал старик.
– Как я могу осуждать вас, если я сам сюда пришел.
– Не осуждай нас и ты, Мария. Мы просили того, что тебе не по силам.
– Я не осуждаю вас. Хотя все, что он говорит, – клевета. Иисус никогда не стыдился нас. Если бы Он презирал своих близких, разве Он мог бы любить других? – сказала Мария. И, обращаясь к ученику, добавила: – И сестру Он любил сильнее, чем ты любил ее, хотя и не клялся, как ты. Не потому ли и советовал нам: не клянитесь!
– Что же нам делать теперь? Кого слушать? Вы бы решили между собой. Кого нам просить о помощи? – спрашивал старик.
– О помощи просить – это его. Он ученик Его. Он вместе с Ним ходил по дорогам, запоминал Его слова, переспрашивал, что они значат. Для чего же и учил их Иисус? Для того, чтобы теперь они учили вас…
Люди оборотились к ученику. Теперь уже к нему простирали свои руки.
– Благослови! Ты был с Ним, ты Его ученик, благослови! – просили люди, окружали его.
– Благослови сына моего! Коснись моего мальчика!
– Коснись своей рукой!
– Коснись, что тебе стоит!
– Прозреть бы мне, коснись!..
- …Но где-то копилось возмездье - Александр Володин - Драматургия
- Происшествие, которого никто не заметил - Александр Володин - Драматургия
- Пять вечеров - Александр Володин - Драматургия
- Дочки-матери - Александр Володин - Драматургия
- Барышня из Такны - Марио Варгас Льоса - Драматургия
- Барышня из Такны - Марио Варгас Льоса - Драматургия
- Мой дорогой Густав. Пьеса в двух действиях с эпилогом - Андрей Владимирович Поцелуев - Драматургия
- ПРЕБИОТИКИ - Владимир Голышев - Драматургия
- Серсо - Виктор Славкин - Драматургия
- Королевские игры - Григорий Горин - Драматургия