Месть Танатоса - Михель Гавен

— Ну вот, — ободряюще улыбнулась де Кринису, готовьтесь к эвакуации, Макс. Сейчас все будет. Я иду к солдатам, — и вернулась в окопы.

Вскоре немецкое командование ввело в бой резервные части — прорыв удалось ликвидировать и положение на фронте стабилизировалось. Санитары грузили в самолет носилки с тяжело раненными солдатами.

— Ким, смотрите, танки, наши танки! — крикнул де Кринис, указывая на появившиеся на позициях бронированные машины с черными крестами на бортах. — Слава Богу!

Маренн только что закончила перевязывать Кеплера и оглянулась. Одна из машин свернула в сторону и двигалась но направлению к ним. Когда она приблизилась, люк открылся и оттуда показалось улыбающееся лицо Штефана. Он вылез на броню и кричал, размахивая шлемом:

— Мама, мама! Все в порядке — мы здесь!

— Сумасшедший!

Оставив погрузку раненых под контролем де Криниса, она побежала навстречу танку, спотыкаясь на ухабах. Машина затормозила. Штефан спрыгнул с брони и засмеялся, обнимая мать.

— Ну и трепку же задал нашим воякам твой шеф, Вальтер Шелленберг! Все говорят. И знаешь, сразу резервы нашлись. Десант бросили. Сейчас здесь будет наша пехота.

Маренн молча прижималась лицом к широкой груди сына. Только сейчас она поняла, какую опасность они пережили.

— Смотри, — сказал ей неунывающий Штефан, — тебе там кто-то машет. Наверное, твой профессор соскучился.

Маренн повернула голову: действительно, это был де Кринис.

— Погрузка закончилась, наверное, — догадалась она. — Надо отправлять самолет.

— Он без тебя ничего не может, — посетовал беззлобно Штефан. — А еще старший по званию, называется.

— Не говори так, — вступилась Маренн за своего начальника. — Макс — великолепный специалист. Правда, человек он не военный, тут ничего не скажешь. Штефан, — она устало провела рукой по плечу сына, — я прошу тебя, будь осторожен. Ты же у меня один на свете. Один-единственный. Только ты и я.

— А еще Джилл… — напомнил ефрейтор.

— Да, конечно, еще Джилл…

— Я понял, мама, — он наклонился и поцеловал ее. — Иди. Мне тоже надо возвращаться. А то опять скажут, что во время атаки наш танк почему-то плелся в конце, а какой-то ефрейтор пз экипажа вообще вокруг бегал.

Бой затихал. Отдалялись артиллерийские разрывы, все реже вспыхивал стрекот автоматов. Только что благополучно улетел транспортный самолет с ранеными. Маренн снова позвонила в Управление, чтобы поблагодарить бригадефюрера за помощь.

— Немедленно возвращайся в Берлин, — приказал ей Шелленберг. — Ты заставила нас всех поволноваться, — и неохотно сообщил: — За тобой полетел оберштурмбаннфюрер Скорцени. С зондеркомандой.

— Чтобы доставать нас с Максом из окружения? — сообразила Маренн.

— Да. Ты здорова нас всех напугала, — упрекнул ее Шелленберг. — Он скоро будет. Жди.

— Хорошо, жду, — ответила Маренн и, понимая чувства бригадефюрера, добавила тише, чтобы не слышал де Кринис: — Спасибо, Вальтер.

Повесив трубку, посмотрела на профессора — тот выглядел расстроенным и утомленным.

— Не волнуйтесь, Макс, — она решила подбодрить его. — Все же благополучно закончилось для нас. Посмотрите, — она подвела его к брустверу окопа, — несмотря на войну, на кровь, на смерть, — земля прекрасна. Вон видите. рядом с воронками — цветы. Здесь только что шли танки, а они цветут, как ни в чем не бывало. Только что грохотали орудия, а теперь снова тишина и поют птицы. Это же замечательно, Макс! Мы остались живы, мы все это видим. Вы не согласны?

— Согласен, — ответил профессор, беря ее за руку, — но самое замечательное для меня — это Вы сами, Ким. Я восхищаюсь Вами. Как Вы все воспринимаете, просто удивительно… Я понимаю Вальтера.

— Не нужно, — Маренн остановила его, боясь, что он вызовет ее на откровенности, касающиеся ее отношений с бригадефюрером, в последнее время ушедших далеко за рамки служебных. — Просто я, Макс, несмотря ни на что, стараюсь радоваться жизни и бороться за нее. — Она отвернулась.

* * *

Неторопливо прохаживаясь по своему кабинету в резиденции Хоенлихен, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер ожидал приезда шефа Шестого управления РСХА бригадефюрера СС Вальтера Шелленберга, которого вызвал из Берлина с докладом. Стояло лето 1942 года. Тихий летний ветер качал тонкие прозрачные шторы в раскрытых окнах, заполняя комнату запахом цветущей сирени в саду.

Неожиданно, нарушая полуденную тишину, послышался звонкий женский смех. Рейхсфюрер вздрогнул. Он ненавидел резкие звуки — они сбивали его с мысли. К тому же его всегда раздражали неумеренные проявления радости, свойственные женщинам.

Подойдя к окну, рейхсфюрер отдернул занавеску, намереваясь дать нагоняй какой-нибудь поварихе или горничной, забывшей о своих обязанностях в рабочее время. Куда только смотрит Марта!

Однако он был удивлен, увидев, что по аллее, ведущей от стоянки машин к главному входу на виллу, идут… вызванный им из Берлина бригадефюрер Шелленберг в полной эсэсовской форме и Ким Сэтерлэнд, также затяну тая в мундир. Ветер колышит небрежно распущенные волосы госпожи доктора…

Когда-то, в самом начале ее службы, недовольный этой «латинской» небрежностью, рейхсфюрер приказал новой сотруднице обрезать волосы, но потом сжалился и отменил приказ. Конечно, не без заступничества Шелленберга, а заодно поддержавшего того Гейдриха — тоже еще, поклонники прекрасного!

Впрочем, грех было не уступить — про себя-то Гиммлер знал это. Сейчас в темно каштановые волосах Ким путались душистые цветы сиреневого венка, которым она украсила голову. «Прекрасно, — иронически подумал про себя рейхсфюрер, — это вместо головного убора! Как научить женщину соблюдать форму?»

Фрау улыбалась. Рейхсфюрер посмотрел по сторонам: кроме Вальтера и Ким, в парке никого не было. Только у парадных дверей виллы черными статуями застыли охранники на посту. Из чащи сада величественно выступил павлин и, не обращая внимания на людей, важно прошествовал через дорогу, распушив хвост.

Ким снова засмеялась. Да, сомнений быть не могло: смеялась она. Рейхсфюрер удивился. Он привык видеть фрау Сэтерлэнд строгой и сдержанной. Несмотря на вольную порой трактовку уставных требований к внешнему виду, в остальном она оставалась безупречной. Он никогда не слышал, чтобы она так заразительно смеялась, да еще со своим непосредственным шефом.

Что это их так развеселило? И зачем Шелленберг вообще привез ее? Ведь Ким Сэтерлэнд рейхсфюрер к себе не вызывал. Быть может, она приехала к Марте. Наверняка сейчас заведет речь об обеспечении и финансировании госпиталей, о медикаментах, транспорте и тому подобном.

Гиммлер поморщился: конечно, Марта боготворит ее. Он и сам на многое закрывает глаза — ведь только Ким в прошлом году удалось поставить на ноги его сына, от которого отказались все врачи, несмотря на высокое положение отца. -Только ей удается лечить глубокий невроз, которым поражена его дочь от первого брака Гудрун…

Рейхсфюрер хотел было отойти от окна, но заметил, что Шелленберг и Ким остановились на ступенях перед входом. Похоже, фрау не собиралась идти дальше. Прощаясь, Шелленберг с нежностью поправил цветы сирени в ее волосах. Взгляд, которым они обменялись, не оставлял сомнений в чувствах бригадефюрера.

Быстрым шагом, не оборачиваясь, фрау Ким вернулась по аллее к машине. На минуту задержалась, чтобы посмотреть павлинов на поляне. Придерживая венок, запрокинула голову, подставляя лицо солнцу, и снова заулыбалась. Потом села в машину.

Вальтер Шелленберг, проводив ее взглядом, поднялся в кабинет к рейхсфюреру.

— Вы опоздали, — недовольным тоном встретил его Гиммлер. Потом строго взглянул на молодого генерала сквозь очки и добавил по-французски: — Enfant terrible.

— Виноват, — щелкнул каблуками Шелленберг,

— Садитесь, — Гиммлер указал в кресло напротив его рабочего стола. — Порой мне кажется, Вальтер, — продолжал он, — что Вы и в самом деле слишком молоды для того поста, который Вы занимаете. Ваша «золотая голова» очень ценна для рейха, но во всем остальном… Впрочем, приступим к делам. Докладывайте.

* * *

— Да, да. Я понимаю. Благодарю Вас, — Маренн повесила трубку и тяжело вздохнула. Только что из штаба сухопутных войск ей сообщили, что со Штефаном произошла крупная неприятность. Через секунду она уже набирала номер Шелленберга.

— Бригадефюрер просил ни с кем не соединять, — предупредил ее Ральф фон Фелькерзам. — По для Вас, я думаю, он сделает исключение. Минуту.

— Шелленберг, — услышала Маренн почти тотчас знакомый голос. — Слушаю тебя. Только быстро.

— Быстро не получится, — сожалея, произнесла она, — у меня неприятности с сыном. Может быть, я перезвоню позже?

— Я очень занят до вечера, — ответил Шелленберг и предложил: — Приезжай после восьми в Гедесберг. Я буду там. Сможешь?