Грезы наяву - Патриция Райс

Но однажды он не обнаружил ее нигде в поместье. Испугавшись, что за нею пришел отец, Алекс, сходя с ума от беспокойства, поскакал в деревню. Но отец Бесс не очень его испугался. Он лишь смерил Алекса насмешливым взглядом, сплюнул на землю и сказал, что Бесс благополучно вышла замуж за отца своего ребенка.

Алексу казалось, что он сходит с ума. Ему едва минуло семнадцать лет. Но на всей земле у него не осталось никого. И ничего. Поместье матери принадлежало теперь сэру Хыо, и Алекс жил там только из милости. И даже его безумная ярость не могла ничего изменить в том, что творилось вокруг.

Он все же разыскал Бесс. Погожим сентябрьским днем, когда воздух был прозрачен и свеж, а солнце светило так ярко, что ему пришлось надвинуть шляпу иа самые глаза, он опять напился с конюхами, но алкоголь не принес облегчения. Когда он подъезжал к солидному каменному дому, окруженному амбарами, сараями и прочим, он уже знал, что Бесс — это прошлое. Но все же отказывался верить. Он спешился и отправился искать ее только ради того, чтобы доказать себе, что все кончено.

Она была уже на шестом месяце и еще больше расцвела. Встретила его теми же страстными поцелуями, позволила потрогать грудь и живот, но в ответ на предложение уехать лишь рассмеялась.

— Зачем? — спросила она с веселой улыбкой, окинув широким жестом кресло-качалку у очага, уютную, просторную гостиную добротного фермерского дома. — Ты мне сможешь дать все это?

Он дал ей любовь и ребенка, но больше не мог дать ничего. И она это знала. Он пытался протестовать. Пригрозил, что расскажет все ее мужу. Он клял ее и молил, но она смотрела равнодушно. Ее муж был уверен, что это его ребенок. От первой жены у него не было детей, и он так хотел этого. Это будет его ребенок. А может, так оно и есть. Кто знает…

До Алекса не сразу дошло. В течение долгих недель он по кускам, по осколкам, собирал все воедино. Она предала его. И никогда не любила… Через некоторое время пришла пора ехать в Оксфорд. Сэр Хью почти насильно отослал его туда. Его не было дома, когда Бесс родила. А потом он уже не возвращался домой.

Пьянство, безудержные развлечения с женщинами, постоянные долги привели к тому, что дома его совсем не ждали, и он постепенно забыл туда дорогу. Содержания, которое высылал отчим, хватало на оплату небольшой квартиры в Лондоне. А за расточительные привычки Алекс привык не платить. Кредиторы знали, что он единственный наследник престарелого графа Грэнвилла. И терпеливо ждали…

Алекс замолчал, не вполне уверенный в том, что его еще слушают. Чужие воспоминания могут усыпить кого угодно. Эвелин не спала, но и не сказала ничего. Не стоило рассказывать ей обо всех лживых шлюхах, которых он менял одну за другой. Он стал находить какое-то удовлетворение, обнаруживая, что следующая ничем не лучше предыдущей. И замужние женщины ничем от них не отличались. Они все изменяли мужьям. Если не с ним, так с другими. Это он затвердил навек. Это стало верой, образом жизни. Он не видел в этом ничего предосудительного. Пока не встретил Эвелин. И теперь, держа ее в своих объятиях, вдруг понял, что не может делить ее ни с кем. А то, как он жил до сих пор…

Но об этом не хотелось думать. Он опять хотел только ее. Он осторожно повернулся.

Эвелин лежала с широко раскрытыми до пугающей, фиолетовой темноты глазами и внимательно смотрела на него.

— Я бы смогла полюбить тебя, Алекс. Но ты никогда не сможешь полюбить меня.

Глава 16

Словно оглушенный, еще не веря, он смотрел в широко раскрытые глаза Эвелин. Его исповедь не вызвала ни слез сожаления, ни горьких упреков за растраченные годы. Он сам теперь не знал, на что надеялся. Он мог бы рассказать о себе вещи похуже, но подозревал, что Эвелин и так считает его не самым сдержанным и добропорядочным человеком на свете. И все же зачем-то она произнесла эти слова!

— Я не просил Вас любить меня, — сказал он, с притворным равнодушием откидываясь на подушку. Эта чертовка умела задеть за живое! И сейчас он не знал, сколько ему понадобится времени, чтобы привыкнуть к этому.

Эвелин лежала молча, не находя ответа на больно уколовшие слова. Он открыл ей свою душу, и она приняла это. Но почему он не хочет понять и ее? Глупый вопрос. Он ей только что ответил. Потому, что Эвелин сама никогда не сможет принять его целиком. Он ненавидел женщин, не доверял им. И все же к ней он что-то испытывал, иначе ни за что не предложил бы выйти замуж.

Хотя какое это имело значение? Все, что он сказал, лишь укрепило ее уверенность, что ни о какой женитьбе не может быть и речи. Он никогда не полюбит ее, не будет доверять ей; раны, которые нанесли ему когда-то, исцелить невозможно. И она не сможет уехать в другую страну, столкнуться там один на один с чуждым укладом жизни, не чувствуя хотя бы малой поддержки мужа, его любви. Это немыслимо.

— Вот именно, — проговорила Эвелин. — Так что я буду делать так, как мне нравится.

И не видя больше смысла лежать рядом с ним обнаженной, поднялась и стала разыскивать свою одежду. Алекс взял ее за руку.

— И куда ты собралась?

— Прямо в ад, ясное дело… Но прежде хочу одеться.

Она хотела высвободиться, но он, приподнявшись на локте, притянул ее к себе. И Эвелин пришлось взглянуть в его хмурое лицо.

— Ночь только началась. До утра еще далеко… Надеюсь, то, что мы сделали, не показалось тебе слишком ужасным?

Его рука вдавила спину Эвелин в подушку. Конечно, он был сильнее. Она могла опять сказать ему что-то обидное, но это лишь еще больше разозлило бы его. Кроме того, она не хотела причинять ему боль, как это делали другие женщины. Она не хотела, чтобы Алекс равнял ее с остальными. К чему это все приведет в итоге, она представить не могла, но разве человек понимает все, что делает?

Теперь в его поцелуях не было нежности, жесткие пальцы причиняли боль, обхватывая плечи. Но она не собиралась позволить ему взять себя силой. На его совести и так слишком много провинностей. Не стоило добавлять к ним новые. Она сама, забыв недавний стыд, опять хотела этого, но не так, не с ожесточением.

Эвелин запустила пальцы в его густые, жесткие волосы и вся изогнулась ему навстречу, губы ее раскрылись, словно впуская его. Алекс сдавленно застонал, и весь гнев как-то разом вышел из него. Теперь он с благодарностью принимал утешение, которое она предлагала ему.

И он утонул в ее нежности, забыв старые обиды, которые, высказав, легче забыть. Теперь он хотел смыть с себя старую скверну, стать иным, и Эвелин давала ему шанс. Она могла быть грубой и циничной в ответ на его цинизм, но в этом она была невинна, словно дыханье ветерка. Он почувствовал это, едва прикоснувшись к ней, ловил несказанную прелесть ее безыскусных поцелуев. Она отдавалась ему вся, не оставляя ничего про запас, не требуя ничего взамен, лишь бы только вновь окунуться в волшебство их полного слияния.