Ключ Сары - Татьяна Росней

Его слова не удивили меня. Я ожидала чего-то подобного с самого начала. Я встала, одернула платье и спокойно сказала:

— Единственное, что теперь имеет значение, это Зоя. Что бы ни случилось, мы должны будем поговорить с ней, ты и я. Мы должны будем подготовить ее. И мы обязаны сделать это правильно.

Он завернул куриную ножку обратно в фольгу.

— Почему ты стала такой жестокой, Джулия? — спросил он. В его голосе не было сарказма. Одна только горечь. — Ты ведешь себя в точности, как твоя сестра.

Не отвечая, я вышла из комнаты. Зайдя в ванную, я включила воду. И тут меня как громом поразило: получается, я уже сделала свой выбор? Я предпочла ребенка Бертрану. Меня отнюдь не смягчили ни его точка зрения, ни его внутренние страхи. Меня не испугало то, что он намерен оставить меня на несколько месяцев. Или даже навсегда. Бертран просто не мог исчезнуть. Он был отцом моей дочери и ребенка, которого я носила под сердцем. Он не мог просто взять и уйти из моей жизни.

Но, стоя перед зеркалом и глядя, как пар медленно размывает мое отражение своим горячим туманным дыханием, я понимала, что все изменилось самым радикальным образом. Люблю ли я Бертрана по-прежнему? По-прежнему ли нуждаюсь в нем? Как я могу хотеть его ребенка и отвергать его самого?

Мне хотелось плакать, но слез не было.

___

Я все еще лежала в ванне, когда вошел Бертран. Он держал в руках красную папку с надписью «Сара», которую я оставила в сумочке.

— Что это? — требовательно поинтересовался он, размахивая ею в воздухе.

От неожиданности я неловко пошевелилась, и вода перелилась через край. Лицо у Бертрана раскраснелось, на нем было написано смятение и недовольство. Он с маху опустился на сиденье унитаза. В другое время и при других обстоятельствах я, наверное, рассмеялась бы над нелепостью такого поведения.

— Сейчас я тебе все объясню… — начала я.

Он приподнял руку.

— Ты не можешь жить спокойно, не так ли? Ты просто не можешь оставить прошлое в покое.

Он перелистывал бумаги в папке, мельком просматривая письма, которые Жюль Дюфэр писал Андрэ Тезаку, рассматривал фотографии Сары.

— Что это такое? Откуда это у тебя? Кто тебе дал все это?

— Твой отец, — негромко ответила я.

Он уставился на меня, не веря своим ушам.

— Какое отношение к этому может иметь мой отец?

Я вылезла из ванной, схватила полотенце и принялась вытираться, повернувшись к нему спиной. Почему-то мне не хотелось, чтобы он видел меня голой.

— Это долгая история, Бертран.

— Зачем тебе это нужно? Почему ты ворошишь прошлое? Это случилось шестьдесят лет назад! Прошлое забыто и похоронено.

Я резко развернулась к нему.

— Нет, ничего не забыто. Шестьдесят лет назад с твоей семьей кое-что произошло. Кое-что, о чем ты не знаешь. О чем не знаешь ни ты, ни твои сестры. И Mamé тоже ничего не знает.

От удивления у Бертрана отвисла челюсть. Кажется, он был потрясен.

— Что произошло? Немедленно расскажи мне! — потребовал он.

Я выхватила папку у него из рук и прижала к груди.

— Это ты расскажи, что ты себе позволяешь, роясь в моих вещах.

Мы вели себя, как маленькие дети, ссорящиеся в песочнице. Он драматически закатил глаза.

— Я увидел эту папку в твоей сумочке. Мне стало интересно, что это такое. Вот и все.

— У меня часто лежат папки в сумочке. Раньше ты никогда не проявлял такого интереса.

— Перестань. А теперь расскажи мне, что все это значит. И немедленно.

Я отрицательно покачала головой.

— Бертран, тебе придется позвонить своему отцу. Расскажи ему, что ты нашел эту папку в моей сумочке. Спроси его сам.

— Ты больше не доверяешь мне, я правильно тебя понимаю?

Лицо у него осунулось. Внезапно мне стало его жалко. Он выглядел уязвленным и оскорбленным.

— Твой отец просил, чтобы я ничего не рассказывала тебе об этом, — мягко ответила я.

Бертран устало поднялся и положил руку на дверную ручку. Он был похож на побитую собаку, опустошенный и раздавленный.

Неожиданно он повернулся и нежно погладил меня по щеке. Пальцы его были теплыми и ласковыми.

— Джулия, что с нами случилось? Куда все исчезло?

И вышел из ванной.

Я почувствовала, как глаза мои наполнились слезами, и вот уже они ручьем потекли по лицу. Он слышал, что я плачу, но не обернулся.

___

Летом две тысячи второго года, узнав, что пятьдесят лет назад Сара Старжински уехала из Парижа в Нью-Йорк, я чувствовала, что меня как магнитом тянет через Атлантику. Я не находила себе места и не могла дождаться, когда же улечу отсюда. Я очень скучала по Зое, и мне не терпелось начать поиски Ричарда Дж. Рейнсферда. Я не могла дождаться, когда же окажусь на борту самолета.

Мельком я подумала, а звонил ли Бертран отцу, чтобы узнать, что именно случилось много лет назад в их квартире на рю де Сантонь. Мне он ничего не сказал. Он оставался любезным и вежливым, но каким-то отчужденным. Я чувствовала, что он с нетерпением ждет, когда же я улечу. Для чего? Чтобы спокойно обдумать то, что с нами происходило? Чтобы увидеться с Амели? Я не знала, и мне было все равно. Я сказала себе, что мне уже все равно.

За пару часов до отлета в Нью-Йорк я позвонила свекру, чтобы попрощаться. Он ни словом не обмолвился о том, разговаривал ли с Бертраном, а я не спрашивала его об этом.

— Почему Сара перестала писать Дюфэрам? — спросил меня Эдуард. — Джулия, что, по-вашему, произошло?

— Я не знаю, Эдуард, но сделаю все, что в моих силах, чтобы узнать об этом.

Эти вопросы не давали мне покоя ни днем, ни ночью. И, садясь в самолет несколько часов спустя, я все еще не могла успокоиться, задавая себе один и тот же вопрос.

Жива ли еще Сара Старжински?

___

Моя сестра. Блестящие каштановые волосы, ямочки на щеках, прекрасные голубые глаза. Крепкая, атлетическая фигура, так похожая на мамину. Les soeurs[61] Джермонд. На голову возвышающиеся над женщинами семейства Тезаков. Озадаченные, яркие улыбки. Уколы зависти. Почему вы, американки, такие высокие? Или в том, что вы едите, есть что-то необычное, какие-нибудь Гормоны и витамины? Чарла была еще выше меня ростом. И парочка беременностей не смогла добавить ни капли жира к ее стройной, крепкой фигуре.

Стоило ей увидеть мое лицо в аэропорту, как Чарла моментально догадалась, что я что-то задумала, причем это «что-то» не имело отношения ни к ребенку, которого я решилась оставить, ни к матримониальным трудностям, которые я в данный момент переживала. Пока мы ехали в город, ее телефон звонил не переставая. Ее ассистентка, ее босс, ее клиенты, ее дети, приходящая сиделка, Бен, ее бывший супруг с Лонг-Айленда, Барри, ее нынешний супруг, находящийся в командировке в Атланте, — мне казалось, что звонки не прекратятся никогда. Но я была так рада видеть ее, что ни на что не обращала внимания. Уже оттого, что она была рядом и мы касались друг друга плечами, у меня пела душа.

Как только мы оказались в городском особняке на Восточной 8-й улице, в ее чистенькой, без единого пятнышка, хромированной кухне и как только она налила себе белого вина, а мне апельсинового сока (с учетом моей беременности), я выложила ей все. Чарла мало что знала о Франции. Она неважно говорила по-французски, и испанский оставался единственным иностранным языком, которым она владела в совершенстве. Оккупированная Франция ни о чем не говорила ей. Она сидела и молча слушала меня, пока я рассказывала ей об облаве, о концентрационных лагерях, о поездах в Польшу. О Париже образца июля сорок второго года. О квартире на рю де Сантонь. О Саре. О Мишеле, ее младшем брате.

Я смотрела, как ее миловидное лицо бледнеет от ужаса. Бокал с вином остался нетронутым. Она прижала руку ко рту, покачала головой. К этому моменту повествование уже близилось к концу, и я рассказала ей о последней открытке Сары, датированной пятьдесят пятым годом, отправленной из Нью-Йорка.

Потом она прошептала:

— Боже мой, — и отпила изрядный глоток вина. — Ты приехала из-за нее, верно?

Я кивнула головой в знак согласия.

— И с чего ты собираешься начать ее поиски?

— Помнишь, я дала тебе имя? Ричард Дж. Рейнсферд. Так звали ее мужа.

— Рейнсферд? — переспросила она.

Я повторила его по буквам.

Чарла вскочила с места и схватила радиотелефон.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась я.

Она подняла руку, жестом приказывая мне замолчать.

— Здравствуйте, оператор, мне нужен Рейнсферд, Ричард Дж. Рейнсферд. Штат Нью-Йорк. Все правильно, Р-Е-Й-Н-С-Ф-Е-Р-Д. У вас нет никого с такой фамилией? Хорошо, не могли бы вы посмотреть в Нью-Джерси? Никого? А в Коннектикуте? Отлично, отлично! Да, спасибо вам. Одну минуточку.

Чарла записала что-то на клочке бумаги. А потом с сияющей улыбкой протянула его мне.