В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Анна Уайтлок

20 декабря конфликт завершился без единого выстрела. Когда войска королевы выступили на север, Нортумберленд и Уэстморленд бежали за границу, а мятежники рассеялись. Несмотря на быстрый крах, мятеж представлял для Елизаветы и ее правительства серьезную угрозу. Ходили слухи о том, что Испания обещала помощь, английские дворяне-католики находились в оппозиции к королеве, а север Англии начал вооружаться. Более того, первый английский аристократ герцог Норфолк держался враждебно и отчужденно. Даже из тюрьмы он по-прежнему переписывался с Марией Стюарт. В последующие месяцы около 800 мятежников казнили на поспешно сооруженных виселицах. Так Елизавета жестоко, но вполне своевременно напомнила, что будет с теми, кто изменит ей и ее короне.

25 февраля 1570 г. папа Пий V издал буллу об отлучении от церкви, Regnans in Excelsis, в которой официально признал Елизавету узурпаторшей и освободил ее подданных от необходимости хранить ей верность.

«Поскольку эта английская преступница правит двумя благородными христианскими странами и стала причиной стольких обид, нанесенных католической вере, и потери стольких миллионов душ, нет сомнения: тот, кто избавит от нее мир из благочестивых побуждений, тот сделает благое дело. Он не только не грешен, но и достоин награды… Поэтому, если англичане в самом деле решатся на столь славное дело, ваша светлость может заверить их, что они не совершают никакого греха. Мы выражаем надежду, что они с Божьей помощью избегнут опасности».[578]

Рано утром 15 мая Джон Фелтон, богатый католик, живший в Саутуарке, прибил тайно ввезенный экземпляр буллы к воротам дворца лондонского епископа. Фелтона немедленно арестовали, обвинили в государственной измене и через несколько месяцев приговорили к казни через повешение, потрошение, обезглавливание и четвертование. Выпуск папской буллы знаменовал начало долгожданного крестового похода католиков против Англии. В самой Англии живших там католиков провозгласили предателями. Папа действенно санкционировал убийство Елизаветы, она превратилась в законную мишень для всех непреклонных католиков.

Глава 22

Желание потомства

Во время аудиенции, данной французскому послу Фенелону в Хэмптон-Корт 23 января 1571 г., Елизавета призналась, что «она решилась выйти замуж, не по собственной воле, но ради удовлетворения ее подданных». В примечательно откровенной беседе она объяснила, что ее брак, «благодаря власти мужа или рождению потомства, если Господь благословит ее детьми», положит конец «покушениям», которые, как ей кажется, «будут постоянно предприниматься против ее личности и короны, если она останется старой девой и оставит надежду выйти замуж или родить детей». Хотя «она сама в прошлом уверяла его, что не собирается замуж», королева объявила: она «сожалеет, что вовремя не подумала о своем желании обзавестись потомством».[579] То было яркое и очень личное признание, которое как будто демонстрировало наконец желание обзавестись наследниками.

Брак стал необходимостью. После «дела Норфолка» и восстания на севере и сама королева, и ее правительство усвоили горький урок. До тех пор пока ее смерть знаменует собой вступление на престол королевы-католички, ее жизнь всегда будет подвергаться опасности. Папская булла об отлучении и козни испанцев в Ирландии, которые последовали за соучастием де Спеса в заговоре северных графов, доказывали, что против протестантской Англии зреет международный заговор, возглавляемый Испанией. Сесил выразил надежду, что королева наконец проявила искреннее желание выйти замуж: «Если я не заблуждаюсь, ее величество настроена весьма серьезно»; если брак состоится, «любопытный и опасный вопрос о престолонаследии будет навсегда забыт и похоронен – счастливые похороны для всей Англии».[580] Воспользовавшись случаем, Фенелон предложил королеве выйти за младшего брата Карла IX, Анри, герцога Анжуйского, кандидатуру которого он уже предлагал ей два года назад. Французский король по-прежнему хотел с помощью династического союза с Елизаветой умиротворить французских гугенотов, вывести Анжу из-под влияния кардинала Лотарингского, старшего представителя семьи Гиз, и заложить первый камень оборонительного союза против Испании. Анжу, как с энтузиазмом утверждал Фенелон, «единственный принц на свете, достойный ее».[581] Однако едва ли он мог считаться идеальным женихом для английской королевы. Анжу был на восемнадцать лет моложе Елизаветы. Кроме того, английский посол во Франции называл его «стойким папистом» и откровенным трансвеститом, который регулярно появлялся на придворных балах в роскошных женских платьях. Ходили слухи о его бисексуальности. Как писал венецианский посланник, «он полностью отдается сладострастию, поливает себя духами и эссенциями. Он носит в ушах два ряда колец и подвесок».[582] Брак с Анжу угрожал также дальнейшим ухудшением отношений с Испанией, которые и без того были «холодны до враждебности» из-за войны, которую Испания вела в Нидерландах.

Елизавета тут же выразила сомнения относительно брака с Анжу. Сам герцог также не горел желанием жениться на ней. Он, поощряемый сторонниками Гизов при французском дворе, считал Елизавету «еретичкой и незаконнорожденной».[583] Как признавалась Екатерина Медичи в своих письмах к Фенелону, «он столько слышал о ее чести и читал донесения всех послов, служивших при английском дворе, что убежден: если его вынудят жениться на Елизавете, его ждут бесчестье и потеря доброго имени».[584] Екатерина Медичи склоняла сына к браку, объясняя, что «величайший вред, какой злые люди могут нанести благородным женщинам королевской крови, заключается в том, чтобы распространять за границей ложь и позорные слухи о нас» и что «мы, правители-женщины, более других подвержены клевете со стороны наших врагов: иным способом они не в состоянии нам повредить».[585] Тем не менее королева-мать вынуждена была признать, что Анжу «ни за что на ней не женится, и в этом я не могу его убедить, хотя он – послушный сын».[586]

Помимо того что Елизавета не хотела выходить за юношу намного моложе себя, она получала предупреждения от своих дипломатов из Франции. Там многие считали, что герцог хорошо поступит, «если женится на старухе, которая последний год еле ходит, так как ее нога еще не излечилась и вряд ли излечится полностью» – намек на язву на ноге – «и что под предлогом лекарства ему могут прислать из Франции бальзам такого рода, что через пять-шесть месяцев он окажется вдовцом; и потом он может порадовать себя, женившись на королеве Шотландии, и остаться бесспорным монархом объединенного государства».[587] Елизавета, естественно, встревожилась, узнав о заговоре против нее во Франции, но ее обидели и упоминание ее возраста, болезней, а также постоянные сравнения не в ее пользу с шотландской кузиной. Будучи тщеславной, Елизавета намеренно сообщила Фенелону, что, «невзирая на неблагоприятные слухи о ее ноге, она не отказывалась от танцев в прошлое воскресенье на свадьбе маркизы Нортгемптонской; поэтому она выражает надежду, что герцог будет приятно удивлен, когда женится на здоровой женщине, а не на калеке».[588]

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});