Приключения Натаниэля Старбака - Бернард Корнуэлл

— Да, мэм, очень. Ваш супруг был очень добр ко мне.

— Я и забыла, как может быть добр Вашингтон, — тихо произнесла Мириам Фалконер, так тихо, что Старбак был вынужден наклониться, чтобы ее расслышать.

Неподвижный воздух в шатре был наполнен запахом свежескошенной травы, одеколона и камфоры, чей запах, как предположил Старбак, исходил от накрахмаленных складок пурпурного платья Мириам Фалконер, которое, должно быть, вымочили в этой жидкости, чтобы отпугивать моль.

Старбак почувствовал себя неловко, находясь так близко к миссис Фалконер, и поразился тому, как чья-то кожа может быть такой белой и гладкой. Как у мертвеца, подумал он.

— Адам говорит, что вы его близкий друг, — тихо заговорил мертвец.

— Я горд тем, что он так считает, мэм.

— А дружба важнее сыновнего долга? — выпустила она коготки в этом неприятном вопросе.

— Не в моей власти судить об этом, — вежливо отразил его Старбак.

— Ближе, Анна, ближе. Хочешь, чтобы я скончалась от этой жары? — Мириам Фалконер облизала бледные губы, не сводя больших глаз со Старбака. — Вы когда-нибудь думали о материнских страданиях, мистер Старбак?

— Моя мать любит мне постоянно о них напоминать, мэм, — Старбак тоже выпустил когти. Мириам Фалконер глядела на него, не мигая, пытаясь вынести о Старбаке свое суждение, но, похоже, безрезультатно.

— Не так близко, Анна, ты меня поцарапаешь, — Мириам Фалконер оттолкнула веер дочери на полдюйма в сторону. На одном из тонких пальцев поверх черных кружевных перчаток она носила кольцо с интригующе потертым черным камнем.

Помимо этого на ней было черное жемчужное ожерелье и брошь из резного черного гагата, приколотая к тяжелым складкам темно-пурпурного шелка.

— Думаю, — сообщила Мириам Фалконер Старбаку с нескрываемой нотой неодобрения в голосе, — что вы — искатель приключений.

— Это так дурно, мэм?

— Обычно это очень эгоистично.

— Мама…, - вмешался Адам.

— Тише, Адам, я не спрашивала твоего мнения. Ближе, Анна, держи веер ближе. На искателей приключений нельзя положиться, мистер Старбак.

— Уверен, мэм, что многим великим людям, на которых можно положиться, не были чужды приключения. Нашим отцам-основателям, к примеру?

Мириам Фалконер проигнорировала слова Старбака.

— Вы будете держать передо мной ответ за безопасность моего сына, мистер Старбак.

— Мама, пожалуйста…, - снова попытался вмешаться Адам.

— Если мне понадобится твое мнение, Адам, будь уверен, я тебя спрошу, а до тех пор будь так любезен, помолчи, — когти были выпущены, острые и блестящие.

— Я не хочу, мистер Старбак, чтобы вы втянули моего сына в какие-нибудь приключения. Я была бы рада, если бы он продолжал заниматься своим делом мира на Севере, но, похоже, партия войны завоевала его душу. Эта партия, полагаю, включает и вас, и я не могу вас за это поблагодарить. Так что будьте уверены, мистер Старбак, я возлагаю на вас вместе с моим мужем ответственность за безопасность сына.

— Польщен таким доверием, мэм, — поначалу Старбак принял эту женщину за хрупкую и вызывающую жалость красавицу, а теперь считал злобной ведьмой.

— Рада, что познакомилась с вами, — произнесла миссис Фалконер тем же тоном, которым, должно быть, выразила бы удовольствие от того, что увидела какое-то диковинное создание в странствующем зверинце, а потом отвела взгляд, и ее лицо озарила улыбка, когда она протянула обе руки в сторону Итана Ридли.

— Дорогой Итан! Так я и знала, что Вашингтон будет держать тебя подальше от меня, но наконец-то ты здесь! Я разговаривала с мистером Старбаком, после чего мне нужно как-то развеяться. Иди, присядь сюда, возьми кресло Анны.

Адам оттащил Старбака прочь.

— Боже мой, мне так жаль, — сказал он. — Я знал, что это будет непросто, но не понимаю, почему она выбрала именно сегодняшний день.

— Я к этому привык, — ответил Старбак. — У меня тоже есть мать.

Хотя мать Старбака ничем не походила на хрупкую Мириам Фалконер с тихим голосом. Джейн Абигейл Макфейл Старбак была высокой дородной женщиной с громогласным голосом, в ней всего было в достатке, кроме душевной щедрости.

— Мама часто испытывает боль, — Адам пытался найти для своей матери оправдание. — Она страдает от заболевания под названием невралгия.

— Анна говорила мне.

Адам некоторое время шел молча, опустив глаза, и наконец покачал головой:

— Почему с женщинами всегда так сложно? — он задал этот вопрос с такой грустью, что Старбак не смог удержаться от смеха.

Мрачное расположение духа Адама долго не продлилось, поскольку он воссоединился со старыми друзьями из всей округи, и вскоре повел группу молодежи навстречу развлечениям, коих было в избытке в парке Вашингтона Фалконера.

Там были мишени для стрельбы в виде соломенных чучел, одетых в полосатые костюмы и цилиндры и, очевидно, изображающих янки, и любой подписавший контракт рекрут мог выстрелить из винтовки модели 1841 года в одну из кукол-янки.

Если этот рекрут послал бы пулю точно в мишень, прикрепленную к груди соломенного чучела, он получил бы серебряный доллар. Еще там были наполненные водой лохани, куда детям приходилось нырять с головой, чтобы достать яблоко, скачки с препятствиями для офицеров и других смельчаков, соревнование по перетягиванию каната между десятью ротами пехоты и растягивание гуся.

— Растягивание гуся? — удивился Старбак.

— В Бостоне не растягивают гусей? — спросил Адам.

— Нет, у нас цивилизация. Нечто под названием библиотеки и церкви, школы и колледжи.

Адам стукнул своего друга, а потом отскочил на безопасное расстояние.

— Тебе понравится растягивание гуся. Подвешиваешь гуся, намазываешь ему шею маслом, а потом первый, кто сумеет оторвать ему голову, получает тушку гуся на ужин.

— Живого гуся? — ужаснулся Старбак.

— Если бы он был мертв, было бы слишком просто, — ответил Адам. — Конечно, живого!

Но до того, как испробовать какое-либо из этих развлечений, друзьям пришлось отправиться в летний домик, где пара фотографов установила свои кресла, штативы, рамы и вагончики для обработки. Эти двое приехали из Ричмонда за счет Вашингтона Фалконера, чтобы сделать фотографии любого желающего из Легиона.

Эти фотографии в нарядных рамках стали бы памятным подарком для оставшихся в городе семей, а также сувениром и для самих солдат на протяжении всех долгих лет их жизни.

Офицеры могли отпечатать свои портреты на визитных карточках, эта тщеславная мода очень привлекала Вашингтона Фалконера, который первым уселся в кресло. За ним последовал Адам.

Процесс был долгим и сложным. Адам сидел на кресле с высокой спинкой и металлической рамой на ней, к которой нужно было прислонить голову.

Рама, скрытая волосами и головным убором, позволяла держать голову абсолютно неподвижно. Он вытащил саблю и положил ее в правую руку, а пистолет в левую.

— Я действительно должен выглядеть так воинственно? — спросил он отца.

— Так модно, Адам. И кроме того, когда-нибудь ты будешь гордиться этой фотографией.

За спиной у Адама поставили два флага Легиона, а он застыл, неловко уставившись на фотографический аппарат, пока потный помощник фотографа устремился из вагончика в летний домик с мокрой стеклянной пластиной. Пластину вставили в камеру, Адаму велели сделать глубокий вдох и задержать дыхание, а потом крышка с аппарата была снята.

Все присутствующие затаили дыхание. У лица Адама жужжала муха, но второй помощник помахал полотенцем, чтобы ее отогнать.

— Если не можете сдержаться, то дышите, только очень медленно, — объяснил фотограф Адаму. — И ни в коем случае не шевелите правой рукой.

Казалось, что прошла вечность, но наконец Адам смог расслабиться, а стеклянную пластину снова вставили в деревянный короб и унесли в вагончик для обработки. Теперь около рамы устроился Старбак, ее металлические челюсти довольно болезненно сжали череп, он тоже выставил напоказ саблю и пистолет и был проинструктирован задержать дыхание, пока мокрое стекло проявлялось внутри большой деревянной камеры.

Адам немедленно начал корчить рожи из-за плеча фотографа. Он гримасничал, закатывал глаза, надувал щеки и изображал ладонями уши, пока, к его радости, Старбак не засмеялся.

— Нет, нет, нет! — расстроенный фотограф захлопнул пластину крышкой.

— Возможно, экспозиция получилась слишком короткой, — пожаловался он, — вы будете выглядеть как привидение.

Но Старбаку даже понравилась эта мысль — выглядеть призраком, а визитная карточка ему была не нужна, не говоря уже о подарке на память, поэтому он пробрался сквозь толпу, жуя ломоть хлеба со свининой, пока Адам отправился готовить лошадь к скачкам. Итан Ридли был настроен их выиграть, приз составлял щедрые пятьдесят долларов.