Тени над Гудзоном - Исаак Башевис-Зингер

удивленно поднял брови.

— Что? Да, мы с миссис Лурье соседки! — воскликнула женщина. По ее акценту, по напевности речи Грейн понял, что она — уроженка Литвы. Руку Анны она не взяла, а вместо этого растерянно на нее смотрела.

— Миссис Грейн, вы не узнаете вашей соседки? — пошутил мистер Абрамс. Он, похоже, все еще ничего не заподозрил. Но стоявшие вокруг женщины уже поняли, что тут происходит. Их широко раскрытые глаза засверкали. Они вытянули шеи, распахнули рты и напряженно смотрели. Анна спохватилась.

— Миссис Кац! — сказала она громко, так, чтобы все слышали. — Я развелась с мистером Лурье. Теперь я миссис Грейн. — И она указала на Грейна.

Желтые глаза миссис Кац как будто перевернулись. Она смерила Грейна взглядом сначала сверху донизу, а потом — снизу доверху. Открыла рот, показав свои вставные зубы. Лицо ее осветилось от предвкушения приближающегося скандала.

— Как поживаете, мистер Грейн?.. Вот так быстро разводятся в Америке? — сразу же сменила она тон. Теперь миссис Кац говорила, обращаясь наполовину к Анне, наполовину к другим присутствующим. — Ведь всего неделю назад вы еще жили со своим мужем, мистером Лурье. Даже в каком-нибудь Рино так быстро не разводят. Или есть возможность так быстро развестись и снова выйти замуж здесь, в Майами? Коли так, то позвольте вас поздравить. Такой развод я бы назвала экспресс-разводом…

Одна из стоявших вокруг молодых женщин рассмеялась. Женщина постарше закашляла. Кто-то выключил телевизор. Толстый тип, который успел представиться Грейну дантистом из Филадельфии, заговорил хрипловатым голосом. Он был одет в купальный костюм, солнечные очки и огромные сандалии.

— Насколько мне известно, здесь надо прожить не менее полугода, чтобы получить развод. А то и целый год… Даже в Рино для этого надо числиться постоянным жителем в течение шести недель. Так быстро это у нас в Америке не делается. Может быть, в России можно разводиться на скорую руку, но и там это было давно, не сейчас. Люди шли в — как это называется? — в загс, и вам там выдавали бумажку о том, что вы разведены. Но от таких поспешных браков и разводов вся Россия наполнилась, извините меня, байстрюками, и с ними возникла такая проблема, что пришлось изменить закон. Я даже видел какую-ту пьесу на эту тему, или, может быть, это был фильм?..

Дантист говорил таким тоном, будто читал лекцию. При этом он не отрывал взгляда от Грейна и смотрел на него искоса, враждебно, требовательно, словно у него уже давно были с ним счеты. Все остальные слушали. Одна женщина даже принесла стул. Мистер Абрамс нахмурил брови.

— Дамы и господа, мы находимся здесь с одной-единственной целью: наслаждаться жизнью, а не для того, чтобы вмешиваться в чужие дела. Миссис Грейн — наша гостья, мы ей рады, и нам все равно, какое имя она носит. Не так ли? Я сужу о человеке по его поведению и уму, а не по его имени.

— Конечно, конечно, — подхватила миссис Кац и хитро усмехнулась желтыми глазами. — Миссис Лурье, я хочу сказать, миссис Грейн, если я поставила вас в неудобное положение, то ужасно сожалею. Я просто смотрю и вижу свою соседку. Я и правда очень обрадовалась. Мы частенько разговариваем, стоя в дверях своих квартир, или когда встречаемся, вынося мусор, или когда вместе возвращаемся с покупками. Мистера Лурье я встречаю в лифте, и он всегда вежлив и дружелюбен. Не то что другие, которые стоят в лифте в шляпе и выдыхают дым сигары даме прямо в лицо. Мне действительно очень жаль. У меня, миссис Лурье, я хочу сказать, миссис Грейн, всегда было такое впечатление, что вы необычайно счастливы с вашим мужем. Я всегда думала: «Вот гармоничная пара!», — хотя, конечно, мистер Лурье на пару лет старше вас, миссис э… миссис Грейн, и он не может быть здесь, в Америке, юристом. Но, как говорится, у кого жмет какой ботинок. Позвольте мне поздравить вас, миссис Лурье, или, как говорится на простом еврейском языке, мазл тов!..

— Миссис Грейн, вот ваш веер, — раздраженно поднял голос мистер Абрамс. — Джон нашел его в песке, и по вашему описанию я понял, что это ваш веер.

Мгновение Анна смотрела на веер.

— Оставьте его пока у себя, мистер Абрамс. Мы идем на обед, а на обратном пути я его заберу.

— Конечно. У нас ничего не пропадает. Стоит только сказать, что утеряно. Не делайте из этого тайны.

— Действительно, миссис Лурье, то есть миссис Грейн, я не хочу, чтобы между нами оставались какие-то недоразумения, — снова начала миссис Кац. — Если уж я сюда приехала и мне посчастливилось вас встретить, миссис Лурье, я хочу, чтобы все было как прежде… Мы все здесь — одна большая семья. Я приезжаю сюда уже четвертый год подряд. Мой муж отправляет меня только в большие отели. Деньги, говорит он, для него не препятствие. Главное, чтобы я чувствовала себя хорошо, говорит он, чтобы я отдыхала те два или три месяца, которые я здесь провожу. Однако я, миссис Лурье, я хочу сказать, миссис Грейн, предпочитаю находиться среди своих. Если у меня возникает желание поехать в ночной клуб или посмотреть пьесу на Бродвее, я беру такси и еду. Мистер Грейн, — повернулась к нему миссис Кац, — я хочу вам сказать, что вам очень повезло с миссис Лурье. Она хорошая женщина и, видимо, очень романтичная… Ее отец — богобоязненный еврей, но тоже не старомодный. Я несколько раз видела его. Маленький, с маленькой бородкой. И он, конечно, каждый день ходит в синагогу. Не так ли?..

— Пойдем, Грейн. — Анна взяла Грейна под руку.

— До свидания, миссис Лурье, я хочу сказать, миссис Грейн, вы, конечно, понимаете, как вам повезло, что вы здесь. В Нью-Йорке ужасный холод. А когда на улице холодно, то и любовь становится прохладнее. Не так ли?..

Дантист снова принялся проповедовать. Однако Грейн и Анна протиснулись между стульев и вышли на улицу. Смешливая молодая женщина снова начала смеяться — громко, звонко, ехидно…

7

Что в них еврейского? Какие они мне братья? Почему меня должно волновать, если таких, как они, режут или сжигают в печах? Беда в том, что сожгли хороших, а оставили эти отбросы. Грейну было жарко. Одно ухо у него буквально горело. Он снял шляпу. Вместо того чтобы пойти направо, Грейн и Анна пошли налево с поспешностью людей, только что переживших унижение. Вдруг Анна остановилась:

— Ну, если я пережила это, я больше не боюсь ада!..

— Странно, я тоже