Чужие здесь не ходят - Евгений Сергеевич Красницкий

class="p1">– А какой его дядька волхв? – негромко уточнила Добровоя.

Всева покусал губу:

– Белослав как-то говорил – облакопрогонитель. Ну, его все зовут, когда дождей слишком много… Он, волхв-то, среди смердов в большом уважении. Серебришка много имеет, да и всего! С весны до осени – в трудах, а зимой в Турове живаху Семья у него там, жонка.

– Хватит о волхве, – поморщился сотник. – Значит, вы прибыли в Ратное…

– Третьего дня, господине… На заднедворье в гостевом доме ночевали.

– И тогда же украли у честных граждан трех петухов?

– Это Белослав все! – снова испугался парень. – Сказал – надо.

Добровоя вдруг недоверчиво хмыкнула:

– И как это у вас все так ловко вышло? Петухов украли – никто не дернулся, незаметно из Ратного выскользнули. И стража наша – ни сном ни духом? Вы что же, «лешаки», что ли?

– Кто такие лешаки, не ведаю, – вдруг усмехнулся язычник… или, скорее уж, если можно так выразиться – двоевер. – А мы все ж – скоморохи! Много чего могем. Пока одни представленья устраивают, другие…

Всеград вдруг замолк, зыркнул испуганно…

– Другие – по сумам да котомкам шарят! – желчно продолжил Михайла. – Так, что ли?

– Ну, господине… – парень потупил взор. – Так.

«А коли так – так тебя, верно, Ставрогин знать должен добре! И не только тебя – всю компаху…» – сотник про себя усмехнулся. Ну, не может же такого быть, чтоб ни разу не попались! Хоть и ловконьки, да…

– Браслетик синенький, значит, тоже подрезал?

– Не, не, господине – честно купил… – судя по виду, Всева уже пришел в себя, правда, все еще боязливо поглядывал в сторону Ланы.

– Врешь! – перехватив взгляд, убежденно хмыкнул сотник. – А ну, говори – у кого подрезал? Не то…

– Никого не резал, господине, – по впалым щекам мелкого татя потекли слезы. – Иисусом-богом клянусь, Перуном, Ярилой и Велесом! Коли соврал – пусть проклянут меня, пусть поразят молоньей, пусть…

Миша досадливо сплюнул.

– У кого браслет украл, пес худой? Последний раз спрашиваю!

– Так бы, господин, и сказа-ал… У девки одной, у Черного леса…

Ага-а! Вот оно! Поплыл добрый молодец, поганый тать! Поплыл, раскололся!

– Та-ак! – сотник недобро прищурился. – А чего ж вы сразу-то не сказали про девок?

– Так… они-то не ведают, – кивнув на своих, скоморох понизил голос. – И не ведали. Всеми богами клянусь! Старшой наш, Белослав, строго-настрого запретил красть без его слова. А я тут… Ну, как пошли уже к капищу, с петухами, я по пути отошел – отлить. Ну, у Черного леса… Белослав с Краском вперед ушли, а я покуда штаны рассупонивал… вдруг слышу – голоса этак, недалече. Девичьи! Затаился… Девки-то как раз за нами по тропе шли.

– И что за девки? Сколько? Как выглядели?

– Трое. Две так себе – малолетние, а третья – красава, глаз не оторвать! Златы волосы, светлы очи. Я слышал, они ее Звенькой звали… А две другие… не помню уже. Так вот… Уселись они передохнуть на опушке, еду из узелка достали… браслетами стали хвалиться – у кого на солнце больше сверкает! Тут я и… того… улучил момент… Верка, подружка, давно просила синенький… такой хоть и дешевый, а в наших местах редкий. Все больше из Киева желтые везут… Да кабы желтый – я б и не польстился!

– А чего на дев не польстился? Вас трое, их трое – вот бы и… А потом – убили да прикопали где-нибудь… Нет? – быстро, не давая опомниться, промолвил сотник.

– Что ты, что ты, господине! – пленник снова задрожал. – Это ж местные девки-то, я ж понимаю, не дурень… Одно дело – петухи, и совсем другое – девы. Коли что – искать станут, а мы еще на торжки остаться хотим! Да что я – сам себе враг, что ли?

– Враг, не враг, а… – усмехнулся вдруг сотник, прищурился. – Из Турова, говоришь… А господина Ставрогина знаешь?

Парняга просиял лицом:

– Артемия Лукича-то? Да как же!

– Только не говори, что он ваш лучший друг.

– Не-е… Артемий Лукич нашего брата щу-учит!

Миша глянул на Добровою, кивнул – та явно хотела что-то уточнить.

– А вот эти девы, они куда потом пошли? – быстро спросила девчонка.

– Ну-у… того не ведаю.

– А если подумать? Хорошенько. Там ведь тропа-то одна…

– Одна, – Всеград согласно кивнул. – Они по ней и пошли… Я еще останавливался, прислушивался – голоса слышал… А потом как-то оп – и пропали. Думаю, на повертку свернули, ну там орешник еще, и роща рябиновая… Так они, верно, туда…

– Знать, дрегву обходили, болото, – задумчиво протянула Войша. – Только вы с юга шли, а они, стало быть, – с севера… Так недалече! И парни желтые стекляшки-соколки на развилке нашли…

– И куда эта развилка ведет? – Михайла вновь вступил в разговор – похоже, уже недолго осталось.

– Так сюда ж и ведет, – чуть подумав, отозвалась дева. – На капище. Только с другой стороны…

– Что ж… Вот с другой стороны и посмотрим.

Оставив рыжего Велимудра за старшего, сотник взял с собой четверых – хитрованов Мекшу с Федулом, проныру Глузда и Добровою. Так пешком и пошли – прямо через овраги да буреломы. Велька, конечно, хотел было напроситься в поиски – присох давно к Звениславе – да понимал, хотелкам своим нужно наступить на горло.

Кому-то нужно остаться и отвечать за всех! Кому, как не десятнику? Так что как ни хотелось, а уж пришлось выполнять приказ. На то он и приказ, чтоб его исполняли.

– Тут сам черт ногу сломит! – вполголоса ругался Федул. – Буераки одни какие-то…

Действительно, кругом по склону холма там и сям валялись поваленные бурей деревья, полусгнившие стволы так и норовили обломать путникам ноги, цеплялись за одежду корявые ветки, покачивались на ветру унылые вербы, поникла головою осина, даже красавицы-рябинки – и те выглядели как-то нерадостно, тоже поникшие…

– Эдак до самой рощицы и дойдем… – Глузд уже пару раз падал и даже разорвал подол рубахи – и тоже начал ругаться, шептал…

И впрямь, идти было трудно, и путники продвигались медленно – за полчаса прошли шагов, наверное, триста, вряд ли больше…

– Ого! Гляньте-ка!

Первым «это» углядела Войша, она шла по самому левому краю, причем продвигалась куда быстрее других – то ли в силу природной ловкости, то ли там просто идти было чуть-чуть полегче – меньше поваленных стволов, веток, оврагов…

Где-то совсем рядом закаркали, взвились вороны – целая стая!

Миша повернул голову, посмотрел… И поначалу не смог удержаться от усмешки. На узенькой опушке, невдалеке от рябиновой рощицы, возвышался вкопанный в землю идол. Осанистый, с вытянутой вперед рукою – суком