Чужие здесь не ходят - Евгений Сергеевич Красницкий

пунцовыми… хотя видно было – разговор этот ей приятен. – А на тебе Глузд скоро дырку протрет!

– Этот мелкий – шило в заднице? – язвительно расхохоталась Лана. – Хх-а! Да пусть протирает. Мне-то что?

И снова смех вышел грустным. Добровоя, девушка умная, быстро смекнула – что к чему. Лана-то – рабыня! Ныне – в рядовичах, а что там потом – ведают один Бог и господин сотник. Половчанка – девушка не свободная, зависимая… таким же и муж ее будет, коли замуж ее возьмет. А в кабалу холопскую лезть – оно кому надо? Для таких, как Лана, чужеземных рабынь, иное название имелось – не просто холопка – челядинка, «чужая», «не наша». И отношение к таким хуже, чем к простым холопам!

– Зря ты так, Лана… Глузд – парень неплохой. Сотник его хвалит.

Половчанка снова рассмеялась – прятала за напускной веселостью давно терзавшую ее грусть.

– Ну, конечно же неплохой. С такой-то мамкою – поварихой! Как ты говоришь – ясен пень!

Тут засмеялась и Войша. Даже сотник повернул голову – улыбнулся, подмигнул обеим.

Так, с беседами, со смешками, и не заметили, как добрались до самого Черного леса. Черным он прозван был еще лет двадцать назад, по старой гари, с тех пор название и прилипло. Название свое лес оправдывал и сейчас – высоченные сосны и липы скребли, царапали небо, корявились темно-зелеными лапами вечно угрюмые ели, ратным строем толпились осины, непроходимыми толпами застыли вербы, рябины, орешник. А еще были толстенные дубы, вязы, грабы… и густейший подлесок, свернешь с тропы – и пропал!

Оставив двух человек на хозяйстве, всех остальных Миша сразу же погнал на осмотр.

– Далеко там не углубляйтесь. Так, у тропы гляньте…

Пошел и сам, бросив поводья коня оставшемуся на хозяйстве Кирьяну… Михаил прекрасно понимал, что взгляд людей, родившихся в это время, куда как приметливее, чем у него, и что если кто-то что и заметит, так это будет не он, не Миша, а кто-то другой… или другая…

Так в конец концов и вышло – да и не могло быть по-другому! Несмотря на прожитые сотником почти двадцать лет… Хоть вроде бы он и сросся совсем с этим миром, и все-таки иногда ощущал себя здесь чужим.

– Нашли у самой тропки, – Мекша показал зажатую меж пальцами нитку. – Там лисички… видно, их хотели взять, да раздумали – искали белые.

– Полотно, – тут же определил Миша. – С куста колючего снял?

– Ага! С тереня. Видать, рукавом зацепилась дева.

– А мы следы видели у болотца… – Добровоя доложила за двоих, за себя и за Лану. – Сначала босые – девичьи, потом – в лаптях.

Михайла покивал. Человек несведущий, конечно, подумал бы сейчас, что кто-то в лаптях шел, таясь, за босоногими девчонками… Но сие было совсем не так! Девушки просто обули прихваченные с собой лапти – чтоб не поранить ноги в буреломе, в лесу.

– Значит, решили пойти на другое место, – вскользь заметил Велька. – Лес-то нынче – сух.

– А где не сухо?

– В Посконном логу… да много еще где… В низинках.

– Постой-постой, – напрягся Миша. – Посконный лог, говоришь? Это не там ли старое капище?

– Там священная сосна, – припомнила Войша. – Вся в ленточках… А капище куда как дальше.

Сотник скрипнул зубами:

– Все одно, капище бы проверить не худо. Даже если и зря…

– Мы, господин сотник, метнемся? – изъявили желание Мекша и Федул. – Быстро. Одна нога здесь, другая – там.

– Ну, метнитесь…

Миша спрятал улыбку – все ж таки он не ошибся в этих хитрых парнях.

– Только к вечеру чтоб были здесь! На этой опушке.

– Есть, господин сотник!

Пришпорив коней, парни свернули на зимник и скрылись в чаще – только их и видели. Остальные тоже долго не выжидали – подались лесной тропкой к священной сосне, до сих пор чтимой почти всеми окрестными жителями.

Тропинка сильно заросла – едва проехать, а где и коня под уздцы, да еще и теснившиеся со всех сторон деревья закрывали небо своими ветвями, так что здесь, внизу, было сумрачно и сыро.

Вот вроде бы – сыро, в засушливый год и хорошо для грибов… Ан нет! Гриб хоть и не цветок, а тоже свет любит, в темнотище такой не растет.

Полутьма, густой подлесок, полный лесного шума, невольно заставлял говорить вполголоса, а больше – слушать. Вот где-то рядом кто-то прошмыгнул… Лиса? Бурундук? Ласка? Прямо над головой застучал дятел, закричала невдалеке, на болоте, выпь, и где-то в отдалении шальным затухающим эхом пронеслось кукованье кукушки.

– А здесь шли, и недавно, – обернувшись, заметила ехавшая сразу перед сотником Добровоя. – Трава примята, а тут вон – ветка сломана.

Михайла вскинул глаза:

– Думаешь, девы?

– Они, господин.

– А может, охотники? Лес-то дичью богат – видно.

– Охотникам простор нужен, – ничуть не чинясь, возразила дева. – А здесь – сам видишь. А вот самострелы насторожить да ловушки – это, ясен пень, милое дело.

– Эй, вы там! – приподнявшись на стременах, выкрикнул Миша. – Осторожней! На стрелу не нарвитесь.

– Да мы смотрим, господин сотник! – откликнулся Глузд. – Два самострела уже увидали. В сторонке…

– Интересно, охоты эти – чьи? – спросив сам себя, сотник покусал губы. Давно знал уже – лес не может быть сам по себе, обязательно поделен на охотничьи участки. – Наши или не наши?

– А ничьи! – весело отозвалась Войша. – И не наши, и не «журавлей» – посередке. Так что – каждый может. Но кто первый ловушку поставил – того и добыча. С этим строго.

– Похоже, подъезжаем… – Глузд остановил коня и обернулся. – Эвон, посветлело как!

И впрямь, впереди виднелась большая поляна, залитая жарким золотом солнца. Средь густой травы синели колокольчики, покачивались пожухлые венчики кипрея, белой пеной растекся почти до самого леса коварный болиголов. Жарко, солнечно, но чувствовалось уже – скоро осень. Уже отцвели лютики и купавницы, как и многие другие цветы, уже протянулись по кустам серебряные паутинки, а на березках вспыхнули первые желтые пряди.

– Ну, вот она… Священная сосна!

Мощное дерево с толстым стволом и корявыми ветвями росло чуть в отдалении, на небольшом холме. Все нижние ветки были украшены колокольчиками и разноцветными лентами… впрочем, ничего пугающего в священной сосне не было, скорее, наоборот – как-то все запущено, что ли. Вокруг все заросло, ленточки выцвели и потускнели, покрылись зеленой патиной колокольчики, часть их, сорванная ветром, упала и валялась у корней, рядом.

– Верно, с весны никого не было, – спешившись, вслух предположил Глузд.

Велька (десятник Велимудр!) покачал головой:

– Скорей, с Перунова дня… С Ивана Купалы…

– Да… скорее – так…

Младшие отроки