Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

которые Уинстон не дал себе труда подобрать. Запах мокрой и заношенной одежды — в сочетании с запахом тела от некоторых предметов белья — был далеко не привлекателен. Кроме того, пол усеивали скомканные бумажки, рассыпанный табак, осколки глиняной трубки, несколько книг с разорванными переплетами и еще куча всяких вещей, переживших свою полезность, но не направленных в соответствующую мусорную яму. И даже узкий очаг едва не захлебывался золой и мусором. Можно было без особого преувеличения сказать, что вся комната напоминала мусорную яму, и Мэтью содрогнулся при мысли, как может выглядеть спальня. Ведро воняющего серой химиката может оказаться там далеко не самым противным.

Неподалеку стоял стол, который Уинстон принес обратно из тюрьмы. Теперь Мэтью понимал, почему его так тщательно чистили перед тем, как принести туда, — его поверхность представляла собой мешанину смятых и заляпанных чернилами бумаг, догоревших дотла свеч и беспорядочной груды бухгалтерских книг. Даже странно было, что Уинстон способен найти в этом крысином гнезде чистый лист бумаги или непролитую чернильницу. В результате этого короткого, но информативного осмотра Мэтью понял, что все дела Уинстона с Бидвеллом происходили в особняке, поскольку Уинстон не желал открывать состояние своего жилища — а возможно, и своего ума — работодателю.

Сейчас Уинстон наливал себе синей жидкости в кружку. Он был одет в длинную серую ночную рубаху, на которой виднелось множество следов небрежной штопки, а также несколько прожженных дыр, из чего Мэтью понял, что власть этого человека над огнем не распространялась на искры из трубки.

— Так что, — спросил Уинстон, — значит, приговор вынесен? — Он заглотнул порцию своей радости, в которой Мэтью определил сидр или ром. — Давайте расстелите его здесь.

Мэтью расстелил, но держал на документе руку, потому что отвечал за него. Уинстон наклонился и стал читать каллиграфический почерк.

— Что ж, никаких сюрпризов. Значит, ее сожгут в понедельник?

— Да.

— Самое время. Ее надо было отправить на костер еще месяц назад, всем было бы лучше.

Мэтью свернул приговор и с отвращением оглядел обстановку.

— Вы всегда так живете?

Уинстон собирался сделать очередной глоток, но кружка остановилась на полпути.

— Нет, — ответил он язвительно. — Моих слуг отозвали. А обычно у меня здесь ливрейный лакей, горничная и поломойка, которая горшок заодно моет. — Кружка подвинулась ко рту, и Уинстон вытер губы тыльной стороной руки. — Можете идти, Сэр Ваше Преподобие.

Мэтью слегка улыбнулся, но натянуто. «Сэр Ваше Преподобие» — так на жаргоне трущоб назывались человеческие экскременты.

— У вас была долгая ночь, — сказал он.

— Долгая ночь? — поднял брови Уинстон. — В смысле?

— В смысле… долгая ночь. Я полагал, что вы встаете рано, а потому, наверное, работали в предрассветные часы.

— Работал… — Уинстон кивнул. — Да, я всегда работаю. — Он показал на заваленный стол. — Видите? Считаю его денежки. Его пенсы и гинеи да собачьи доллары. Его приход и расход. Вот что я делаю.

— Как-то вы не очень гордитесь своими достижениями для мистера Бидвелла, — сказал Мэтью. — Он ведь весьма полагается на вашу службу?

Уинстон поглядел на Мэтью — покрасневшие глаза насторожились.

— Вы можете идти, — повторил он с более зловещей интонацией.

— Сейчас пойду. Но мистер Бидвелл предложил мне найти вас и спросить про того землемера. Поскольку вы его сопровождали, я надеялся…

— Землемера? Да я его едва помню! — Уинстон снова хватанул из кружки, и на этот раз струйка потекла по его подбородку. — Это когда было? Четыре года назад?

— Или около того.

— Проваливайте! — проворчал Уинстон. — Нет у меня времени на ваши глупости!

Мэтью набрал в грудь воздуху:

— Ошибаетесь. Есть.

— Что? Вы хотите, чтобы я вас вышвырнул?

Мэтью спокойно ответил:

— Мне известно о вашей ночной деятельности.

Рука самого Господа опустилась остановить время и заглушить все звуки.

Мэтью продолжал, пользуясь преимуществом момента:

— Кроме того, у меня одно из тех шести ведер, которые закопали мистер Роулингс со своими спутниками. Поэтому нет смысла сегодня вечером идти их перепрятывать. А седьмое ведро, которое вы унесли с собой, очевидно, где-то в тайнике?

Рука Господа — могучий инструмент. Она превратила Эдуарда Уинстона в истукана с отвисшей челюстью. Еще через несколько секунд кружка выпала из руки Уинстона и стукнулась об пол.

— Я думаю, что убрали в тайник, — сказал Мэтью. — Вы ведь кистью пользовались, чтобы мазать стены домов, которые потом поджигали? Я угадал? Средство должно быть мощное.

Уинстон не шевельнулся, не издал ни звука, вообще почти не дышал. Цвет его лица и темную ткань ночной рубахи нельзя было отличить друг от друга.

Мэтью секунду оглядывал заваленную барахлом комнату, потом заговорил снова.

— Мое предположение таково, — начал он. — В одну из ваших поездок в Чарльз-Таун по поводу поставок, куда вас сопровождал Николас Пейн, к вам обратился некто, пользующийся влиянием. Возможно, мистер Данфорт, владелец судов и причалов, либо кто-то другой, столь же заинтересованный в том, чтобы Фаунт-Роял никогда не вырос таким, каким его рисует честолюбие мистера Бидвелла. Подозреваю, что вы отправили мистера Пейна с каким-то поручением, когда вступали в этот контакт. Он ведь не знает?

Мэтью не ожидал ответа от Уинстона и потому не был разочарован.

— Вряд ли он знает, — продолжал Мэтью. — Я думаю, это интрига ваша, и только ваша. Вы хотели воспользоваться обвинениями против Рэйчел Ховарт и поджечь как можно больше пустых домов, ускоряя тем самым процесс опустения других.