Крестовый поход на миры Саббат: Омнибус - Дэн Абнетт

Керхер. Магоса органос звали Керхер. Они пришли пробудить его, а он был уже мертв.

— Зейн, — позвал Лау, — ты здесь?

Через задний люк на мостик «Виктрикс» взобрался глава скитариев Легио Инвикта. Разбитое стекло захрустело под тяжелыми сапогами.

— Я здесь, — ответил Тарсес, медленно поднимаясь с кресла. Он глянул через пространство мостика на Лау. — Значит, ты? Не Борман?

Лау кивнул. Массивное бронированное существо, облаченное в агрессивные цвета пехоты, предназначенные угрожать и ужасать. Оружейная рука спокойно опущена вниз.

— Зейн, мне очень жаль, — сказал Лау. Его голос грохотал из аугмиттеров, словно товарный поезд на спуске.

Тарсес вздохнул и поднялся к нему по ступеням мостика.

— Мне тоже. Я сожалею о своих действиях, конечно. И понимаю, что за ними следует.

Тарсес опустился перед Лау на колени, хрустнув осколками стекла, и запрокинул голову.

— Об одном прошу, Лау: только чтобы быстро.

— Встань, — произнес Лау.

— Что?

— Встань, Зейн.

Тарсес поднялся и поднял глаза на чудовищного скитария.

— Стандартное наказание — смерть, Лау. Я понимаю это. И принимаю. Я надеялся, что Борман окажет любезность прикончить меня, но, видно, он не захотел марать руки. Давай покончим с этим побыстрее. Заряжай свою руку и стреляй.

— Зейн, Зейн, — покачал головой Лау, протянул левую руку — ту, что не была сращена с оружием, — и положил Тарсесу на плечо. — На этот раз ты натворил дел по-настоящему.

— Я знаю.

— Но ты нужен нам: «Виктрикс» должна пойти снова.

Тарсес фыркнул:

— Без принцепса или фамулюса, миропомазанного на его место?

— «Виктрикс» должна пойти снова.

Тарсес покачал головой.

— Скауген мертв, Трон помоги мне, и его ученик убит. Солиум тоже. Нет никого…

— Кузница Ореста обещала предоставить кандидатуру. Мы справимся.

— Значит… «Виктрикс» пойдет под началом другого. Хорошо. Я доволен. Она пойдет без меня.

— Геархарт приказал закрыть глаза на твое преступление, — произнес Лау.

— Что? — переспросил Тарсес.

Лау глянул на него сверху вниз:

— Приказал закрыть глаза. «Виктрикс» нужен ее модерати. Сейчас неподходящее время. Обвинения отложены.

— Я убил его, — сказал Тарсес.

— В момент сильного душевного волнения, — кивнул Лау. — Магос органос…

— Керхер, — подсказал Тарсес.

— Что?

— Магоса органос звали Керхер.

— Я этого не знал, — сказал Лау.

— Не желая? — переспросил Тарсес. — Вы считаете, что принцепс Скауген, мой принцепс, убежал от жизни, словно трус?

— Я этого не говорил, модерати, — ответил Керхер.

— Вы сказали, что в стазисе он потерял желание жить, что он ушел из жизни, не желая больше чувствовать боль смертного существования. Мой начальник Скауген не был трусом! Он бы не сдался вот так!

— Модерати! Я… — магос органос — Керхер, Керхер — подавился словами, когда Тарсес схватил его за горло.

— Ты оскорбил его имя, ты, жалкий ублюдок! ― рычал Тарсес, усиливая давление.

— Это было убийство: преступление, караемое смертью, — сказал Лау. — Но обстоятельства позволяют дать отсрочку, хоть и небольшую. Вот почему здесь я, а не Борман. Легио понимает, что ты потерял голову от горя. Это смягчает наказание.

— Я убил его.

— Да, убил, Зейн.

— Ну так казни меня. Я безжалостно прикончил магоса.

— Да, прикончил.

— Его звали Керхер.

Лау вздохнул.

— «Виктрикс» починят. Ей дадут нового принцепса и нового техножреца. Тебе придется войти в этот экипаж. Ты модерати. Мы не можем себе позволить потерять и тебя тоже. Ты знаешь махину, она знает тебя. Ты должен облегчить новому принцепсу слияние. Никто этого больше не сможет.

— Но я убил человека.

Лау пожал плечами.

— Когда эта война закончится, мы постараемся загладить вину. Наказание может подождать. Борман передал мне, что смертный приговор остается на усмотрение твоего нового принцепса.

— Я так устал, — произнес Тарсес.

— Конечно, устал, — согласился Лау. — Потеря принцепса никому не давалась легко. Он не должен был умереть во сне.

— Он вообще не должен был умереть, — поправил Тарсес.

Но он умер.

Они пришли пробудить его — и нашли его мертвым.

>

— Если мне дозволено будет сказать, мамзель!..

— Что?! — переспросила Северин, прикладывая ладонь к уху. Огромные церемониальные горны на вершинах улья и главного зиккурата Кузницы снова затрубили. Оглушительный рев покатился по улью, перекрывая слова Готча, как крупнотоннажный посадочный модуль над головой перекрывал солнечный свет.

— Если мне дозволено будет сказать, мамзель, зрелище еще то! — повторил Готч.

— Это так, майор, — согласилась она.

С парапета Заветных садов, рядом с корпусами Муниторума, им были видны внутренние террасы середины улья, улицы и провалы, колокольни и пилоны, штабели и шпили, вся целиком площадь Киодра и Марсово поле, за которым темным утесом возвышался бастион Высокой Кузницы. Его детали скрадывало расстояние и бесцеремонно перекрытый свет. К западу от них вздымалась вершина Ореста Принципала — гора огней, откуда в кои-то веки лучи вечернего солнца ушли раньше.

Огромный посадочный модуль завис менее чем в километре над самыми высокими шпилями улья, вызывая жгучее недоверие своей массой и пренебрежением гравитацией. Из открытых в днище трюмов падали столбы неяркого света, мягкого, как отблеск луны. Крановые суда — огромные, как целые ульевые штабели, но крошечные на фоне корабля-матки — медленно сновали в воздухе, переправляя свой массивный груз на Марсово поле. Они двигались, словно улитки по стеклу: тягуче, будто прилипая к воздуху.

— Как он там висит? — вслух поинтересовался Готч.

— Я притворюсь, что это был риторический вопрос, майор, — откликнулась Северин.

Готч кивнул.

— Вот и хорошо, потому что я не смогла бы на него ответить.

По всему улью, на каждой башне и кампаниле, трезвонили колокола, но не зловеще, как перед войной. Это был ликующий благовест. Прибыл Легио Инвикта.

Казалось, все население огромного улья высыпало на улицы, чтобы увидеть и отпраздновать этот момент. Этта Северин отмечала, как растет толпа внизу, забивая провалы и авеню, террасы акведуков, каждый балкон и подходящее для наблюдения место, восторженно шумя, рукоплеща, размахивая флагами и знаменами: кто — самодельными, сшитыми ради такого случая, кто — почтительно развернутыми старинными символами имперского и орестского величия.

Народные массы были усеяны вкраплениями красного. Служители Механикус появлялись из своих фабрикаториев в ошеломляющих количествах, смешиваясь с гражданским населением и приветствуя избавление.

— Вон еще один, — заметил Готч, указывая на восточную часть небосвода.

В дымчатой синеве вечернего неба, за границами улья, из-под края огромного посадочного модуля над головой, Северин увидела второй сверхтяжелый корабль в сорока километрах отсюда. Бледный призрак, похожий на вытянутую дневную луну, висел в ожидании своей очереди подойти к улью, как только уйдет первый модуль.

Горны зазвучали снова, вызвав очередной рев наблюдающей толпы, который покатился, меняя высоту звука, с улицы на улицу, через весь улей. Войсковые транспорты, крошечные по сравнению с крановыми судами-трудягами и их громоздким грузом, начали опускаться на Марсово поле из трюмов модуля.

— Пехота, — произнес Готч.

— Скитарии, — поправила Северин.

— Они самые, — кивнул Готч. — Не похожи на Гвардию, я слыхал. Не простые солдаты. Все напичканы железом и бионикой.

— Ты сам никогда их не видел? — спросила Северин.

Готч пожал плечами.

— Видел пару раз, конечно. Если живешь тут, то поневоле увидишь. На парадах, на церемониях, всякое такое. Но ни послужить, ни повоевать вместе не доводилось.

— Здесь у них будет возможность показать, чего они стоят на самом деле, не так ли, майор? — спросил она.

Он засопел.

— Здесь у каждого будет возможность показать, чего он стоит на самом деле, мамзель.

Северин посмотрела на часы. Он опаздывал, но жаловаться ей было, в общем, не на что. Они договорились о встрече через курьеров, и он вроде бы согласился безо всяких колебаний, что она приняла за добрый знак. Место встречи — Заветные сады — выбрал он. Она прекрасно понимала почему, и это не из-за зрелища. Экзекутор-фециал решил поиграть в игры с самого начала. Она прокляла про себя бессмертную душу губернатора Алеутона за то, что тот взвалил эту тягостную обязанность на ее плечи.

Северин набрала в грудь воздуха и испробовала один из своих мысленных приемов, чтобы успокоиться, — но безуспешно. Она чувствовала себя неготовой. Потратила два дня, изучая протоколы, архивы и выжимки отчетов, пытаясь добавить что-нибудь к тому, что уже знала о Механикус и их обычаях. Но поняла лишь, как мало знает Империум, если говорить честно. «Механикус — отдельная раса», — сказал Алеутон.