Моя желанная - Маргарет Каллахэн

Он снова рассмеялся, и Холли воспользовалась случаем, чтобы откинуть голову.

— Совершенно верно, — сказала она как можно спокойнее и мягче: напуганная состоянием Алекса, она при всем отвращении решила не дергаться, не доставлять ему удовольствия своим сопротивлением, потому что чем яростнее она боролась, тем больше он радовался. — Если Дев не видел в этом необходимости, то зачем это делать тебе?

Алекс поднял голову, уловив в ее голосе страх.

— Ого! Что-то мне подсказывает, что привередливая Холли Скотт боится выпасть из лодки. То бишь потерять целое состояние. Даже два — мое и Уинтера. — Он укоризненно покачал головой, отливающие сталью глаза полны насмешки. — Неосторожно, Холли, очень неосторожно.

— Может, сделаешь одолжение и перейдешь к сути? — огрызнулась Холли, позабыв о том, что решила держаться холодно, спокойно и не терять самообладания.

— Если тебе этого хочется, я готов. Девлин Уинтер, — сказал он, беря Холли за подбородок и проводя большим пальцем по ее искусанным, распухшим губам, — король парфюмерии, фактический владелец «Империи Афродиты».

— И каким образом ты это установил? — спросила она, вздрагивая от его прикосновений.

— Провел некое изыскание, — пожал плечами Алекс. — Пришлось за ним последить.

— Ну и?..

— И пожалуйста! Он в самом деле был журналистом лет семь или шесть назад. Пока не разбился в машине. Его выходили монахини. Монахини! — повторил он весело. — Могу себе представить, как Уинтер неистовствовал в монастыре. В благодарность он превратил их доморощенное производство в самую крупную парфюмерную фирму во Франции. Так что все это милые денежки. Мои и Уинтера. Платишь денежки и получаешь возможность. Но на этот раз, Холли, ты проиграла. Понятно тебе? — холодно сказал он, наливая себе очередную порцию, сделал жадный глоток, окинул ее наглым, бесцеремонным взглядом, оскорбительно долго рассматривал полную грудь под измятой его руками теннисной рубашкой. — Ты проиграла, между нами все кончено. Если бы ты завтра приползла сюда на четвереньках, я не потратил бы на тебя ни одного дня. Потому что между нами все кончено. Ты поняла, Холли? Кончено. Это мое решение. Потому что ты хладнокровная шлюха. Небо да поможет Уинтеру, но, впрочем, карты ему в руки. Я всегда считал, — добавил он, поднимая стакан шутовским жестом, — что он хочет тебя.

«Я всегда считал, что он хочет тебя». Расчетливую Холли Скотт, охотницу за деньгами. Шлюху Холли Скотт. Сообщив ей правду, умный ненавидящий Алекс убедил ее, что она потеряла Дева навсегда. Что бы она теперь ни говорила, Дев не поверит ей.

Он уже спрашивал, привлекают ли ее деньги или человек. Она занималась с ним любовью, провела с ним самую чудесную ночь в жизни, а потом ему отказала. Вернулась к Алексу. И вот, пожалуйста: узнав, что Дев заработал огромное состояние, моментально кинулась в его объятия.

Это же неправда. Но как убедить Дева? Она его любит, а Дев ее презирает. «Холли Скотт — известная шлюха», — твердила она себе, и слезы лились у нее по щекам. Она шлюха и в глазах Алекса, и в глазах Дева. Ведь она заметила выражение его лица тогда, когда сказала ему. Уловила отвращение. Она не могла бы сейчас вернуться к Деву, пусть даже он был бы последним мужчиной на земле.

Но если она виновата, то и Дев лгал ей. Лгал все лето. Ни слова, ни намека на свое положение. «Афродита». Парфюмерная фирма мультимиллионера Девлина Уинтера. Целая империя. Дев лгал. Как тогда, в жаркое долгое лето на Тенерифе, он умалчивал о своей работе. Ложь посредством умолчания. Тогда и сейчас.

Впрочем, все это уже не имеет значения. Потому что реального будущего для них не существует. Для нее и Дева, Девлин Уинтер любит другую. Ту женщину, к которой он спешил перед автокатастрофой. И кроме того, добавила она, чтобы заглушить свою боль, заполнить образовавшийся вакуум, Девлин Уинтер причастен к смерти ее отца: он взял у него деньги и сбежал, мало того, на эти деньги создал империю. «Будь ты проклят, Девлин Уинтер!»

Глава 17

— Что же ты станешь делать?

Холли пожала плечами, глядя в полные сочувствия голубые глаза Мерил.

— А что мне делать? — помедлив, сказала она, превращая кусочек тоста у себя на тарелке в кучу липких крошек. — Это моя работа. Я и буду ею заниматься.

— Но ты можешь встретить Дева.

— Вряд ли. Не забывай, я работаю несколькими этажами выше. А визит короткий, лишь прием для прессы. Последнее начинание Дева. Для рекламы «Афродиты». — Холли попыталась изобразить ироническую улыбку. — «Селфриджез», «Харродз» и вообще все самые крупные магазины Лондона — за одно утро. А потом назад, в Париж, — считать аккуратненькие пачки миллионов.

— Так зло, Холли? Это на тебя не похоже.

Да, так зло. Целых пять месяцев сплошной злости. И все из-за Алекса.

— О Холли, Холли, как же нам быть? Что делать?

— Ничего, — твердо ответила та. Держаться как обычно. Нормально.

Впрочем, обычного, нормального состояния не существует. По крайней мере для нее.

Решив не предаваться ненужным размышлениям, Холли погрузилась в работу, демонстрируя изысканные платья, которые не могла бы позволить себе и через миллион лет. Выйди она замуж за Алекса, не продавала бы, а покупала, и какая-нибудь другая бедная девушка находилась бы в полном распоряжении у богатых, избалованных и нередко грубых женщин с их толстыми чековыми книжками и личными счетами в банке. Обладая такими деньгами, она приобретала бы одежду от классных модельеров вроде Шанель, Диора, Версаче, Жана Муира и ее любимца Фрэнка Ашера — менее претенциозного, чем другие, крой ошеломительно простой, красивый и стильный. И очень дорогой.

Как утверждал Алекс, «вы платите деньги и получаете возможности». А она проиграла. Сохранила достоинство, но проиграла. Потеряла Дева. Потеряла то, чем никогда не обладала, утешала она себя. Холли вернулась в Лондон, чтобы начать жизнь сначала, но обнаружила, что Алекс основательно напортил ей.

Поскольку с Алексом Кордри очень считались, ее подвергли настоящему остракизму. Ни друзей. Ни работы. Только Мерил. Замечательная, чудесная Мерил, которая не задавала вопросов, а предложила неограниченную поддержку. Как в первый раз. И поскольку история почти повторилась, Холли справилась, и благодаря Мерил справилась успешно.

Работа помогала, удерживая память от прогулок по запретным дорожкам, и Холли так уставала, что даже поплакать перед сном не успевала.

— Тебе не обязательно работать, — твердила Мерил, когда она возвращалась домой после очередных бесплодных поисков работы. — Ты заработала куда больше того, чем твоя нынешняя доля в расходах. Ты годами оплачивала счета, дорогая. Теперь моя очередь.