Золотые дни - Джуд Деверо

— Так, значит, ты никуда не уезжал из Бостона?

Он сел в кресло возле кровати.

— Я пришел сюда не для того, чтобы рассказывать о себе. Я хочу знать, как ты живешь. Чем занимаешься? Как вы ладите с сестрой Харкорта?

— Я тебе уже сказала, что она хорошая женщина.

Эдилин пристально смотрела на него. С ним что-то было не так, с ним произошло что-то очень плохое, но она не могла понять, что именно.

— Ты кажешься худым.

— У меня нет женщины, которая бы следила за тем, что я ем и когда, — сказал он.

Эдилин была в ночной рубашке, и он никогда в жизни не видел ничего красивее.

— Ангус, — прошептала она и откинула край одеяла, приглашая его лечь к ней.

— Ты чертовка! — воскликнул он. — Перестань меня искушать. Я собираюсь завтра уехать из города и зашел, чтобы попрощаться. Но я должен знать наверняка, что у тебя все хорошо, и хочу услышать это из твоих уст.

— Да, у меня… — Эдилин замолчала и через пару секунд подняла на него глаза. — Нет! Я не буду лгать. Мне тоскливо и скучно. Временами мне так тоскливо, что я боюсь сойти с ума! О, Ангус, эти мужчины… Они все такие скучные. Иногда мне кажется, что своим занудством они сведут меня в могилу. Меня тошнит от их речей. Одни пытаются произвести на меня впечатление своей образованностью, другие ведут нескончаемые разговоры о видах на урожай.

— Выходит, они все умеют читать? — улыбаясь, спросил он.

— Лучше бы они не умели. Они думают покорить меня стихами и серенадами. Они думают, что если умеют читать на латыни, то за это их можно полюбить.

— А это не так?

— Скажешь тоже! — Она раздраженно махнула рукой. — Пожалуйста, расскажи мне, чем ты занимаешься. Я так по тебе соскучилась!

— Соскучилась? — переспросил он. — Я…

Он не хотел говорить, что думает о ней каждый день. Он так и не смог уехать из города, в котором жила она. Всякий раз, как он пытался заставить себя уехать в Виргинию, мысль об Эдилин останавливала его. Не было ни одной ночи, чтобы он не стоял под ее окнами и не смотрел на окно ее спальни. Он знал, когда Эдилин гасила лампу, и знал, что иногда она засиживалась за книгой допоздна.

— Как поживает Табита? — спросила Эдилин, и имя соперницы прозвучало в ее устах как ругательство.

— Отлично. Мы должны завтра пожениться, перед тем как отправимся в Виргинию.

Эдилин вытаращила глаза.

— О, девочка моя, я тоже скучаю по тебе! Я не видел Табиту с того дня, как мы сошли на берег. Мы попрощались, — он не сказал, каким «ласковым» было прощание Табиты, — и она исчезла из моей жизни. Наверное, сейчас она уже вышла замуж за какого-нибудь здешнего парня.

— Сочувствую бедняге. Я не Табиту имею в виду.

— За что ты ее так ненавидишь? За то, что я с ней танцевал?

— У нее нет совести.

— Ты к ней сурова.

— Мне на нее наплевать. Ты действительно завтра уезжаешь в Виргинию?

— Да. У меня уже готова повозка, и пара хороших коней ждет в стойле.

— И что ты будешь делать в Виргинии?

— Куплю землю. Построю дом.

— В Уильямсбурге? — спросила она.

— Я не люблю город, ты же знаешь. Бостон слишком шумный для меня, тут слишком много народу. Мне нравятся места, где я всех знаю.

— Как в Шотландии, — тихо сказала она.

Он пожал плечами:

— Это та жизнь, которую я знаю. А ты как? Чего ты хочешь? Кроме мужчины, с которым тебе не будет скучно?

— Я не знаю.

Она откинула одеяло, встала с кровати и потянулась за халатом, лежащим на комоде. Но она не стала его надевать. Она предпочла расхаживать перед ним в одной ночной рубашке.

— Когда я жила в Англии, я точно знала, чего хочу от жизни, но тут все по-другому. Я не знаю, в чем дело, может, в том, что тут так много солнца…

— Невыносимая жара, — кивнул он. — Так жарко, что хочется раздеться.

— Я слышала, что будет еще жарче, — сказала она и шагнула к нему.

Он сидел в кресле, а она стояла в одной ночной рубашке.

— А в Виргинии еще жарче, чем здесь.

— Думаю, я привыкну.

Она придвинулась ближе.

— Что за игру ты ведешь? — Он нахмурился. — Не стоило мне приходить.

— Ангус, я хочу поехать с…

— Не говори этого, — сказал он и резко встал. — Не проси меня о том, чего я не могу дать.

— Пожалуйста, — протянула она. — Когда я с тобой, я чувствую себя живой. Когда ты рядом, я чувствую в себе столько сил. Мне хочется думать о будущем, строить планы, и я верю, что смогу их осуществить. А здесь, в этом доме, я чувствую себя так, словно и не уезжала из Англии.

— И разве тебе этого не достаточно?

— Все было бы замечательно, если бы я не узнала, что все может быть по-другому. Когда я жила в Англии, я даже представить не могла, что жизнь может быть насыщеннее, интереснее.

Он стоял спиной к окну, и она шагнула к нему.

— Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты жила в пансионах с другими девочками. Ты не знаешь, что это такое: когда мужчина и женщина живут вместе.

— Я бы хотела об этом узнать, — сказала она. — Ты мог бы мне рассказать. Или показать.

Он положил руки ей на плечи и отодвинул от себя.

— Детка, прошу тебя, поверь мне, то, о чем ты мечтаешь, неосуществимо. Ты мечтаешь не обо мне, ты представляешь вместо меня другого мужчину, которого сама же и придумала.

Она стряхнула его руки с плеч и отвернулась.

— Значит, мы опять вернулись к тому, с чего начали? Ты вел жизнь, полную лишений, а меня всю жизнь баловали.

— В общем, да, — сказал он.

— Ты снова надо мной смеешься?

— Как обычно.

Она улыбнулась:

— Да, как обычно. И заставляешь меня смеяться над собой. — Она опустилась на край кровати. — О, Ангус, что мне делать со своей жизнью?

— Выйди замуж за какого-нибудь хорошего человека и нарожай ему сотню детишек, — сказал он, хотя в горле встал ком.

Эти дети не будут его детьми. Она сидела на краю кровати, и все, что от него требовалось, — это легонько толкнуть ее, опрокинув на спину. Он провел рукой по лицу.

— Не надо было мне приходить сюда.

— Тебе прислать приглашение на мою свадьбу? — спросила она, и в ее голосе слышался гнев.

— Нет, — тихо ответил он. — Не думаю, что смогу это выдержать.

Она посмотрела на него снизу вверх и увидела тоску в его взгляде. В одно мгновение она оказалась рядом с ним и, привстав на цыпочки, обняла за шею.

— Обними меня. Один разок обними меня так, словно ты не считаешь меня капризным, избалованным ребенком. Представь, что я — Табита, и обними меня так, как ты обнял бы ее.

Он провел рукой по ее волосам, что густыми волнами ниспадали ей на спину. Они блестели в свете лампы.

— Вот оно, золото, которое меня влечет к тебе, — прошептал он, взял локон ее волос и поднес его к носу, затем к губам. — Твои ухажеры — просто дураки, если никому из них не удалось тебя рассмешить, если никому из них не пришло в голову выкрасть тебя отсюда и на быстром коне увезти за тридевять земель.