Не та девушка - Илана Васина

воспрял! Значит, пояс все-таки сработал! Отстранившись на пару шагов, пытаюсь оценить его состояние. Стоит крепко, больше не пошатывается. Уточняю:

— Ты можешь двигаться?

— Шутишь! — усмехается он. — Я полон сил, как будто заново родился. Горы сверну, если надо.

— Горы не надо… А вот на лошади верхом скакать нам скоро придется!

Его лицо внезапно каменеет, когда взгляд натыкается на пояс, зажатый в моих пальцах. Настороженно мерит меня взглядом и, ничего не говоря, протягивает мне открытую ладонь. Мол, поясок-то мне верни!

Медлю. Безуспешно пытаюсь справиться с досадой. Этот мужчина вообще умеет не о деле думать? Также молча, как он стоит, впечатываю пояс в его ладонь, а потом у меня словно лавина срывается с языка. Я не в силах остановить ни слова, ни слезы градом из глаз:

— Как ты можешь думать про пояс?! Ты сейчас чуть не умер! Я так за тебя боялась… Этот Гьёрн… Он хотел нас убить! Сначала тебя, потом меня… Я еле смогла остановить старикашку с кинжалом у твоего горла. С трудом нашла пояс. Этот пояс — чудо какое-то… Он согласился тебя исцелить! Я не знала, что делать… Просто убедила его, что тебе нельзя умирать, и он тебя исцелил! Ты не двигался и кровь все текла… Я не могла сдаться… Продолжала надеяться… У меня чуть сердце не остановилось при виде твоей раны!

Когда начинаются мои бессвязные откровения, Хродгейр заключает меня в объятия, и последние слова я ему с жалобными всхлипываниями высказываю в холодную кольчугу. Прямо в сердце шепчу. Он гладит меня по спине, нацеловывает затылок, и тоже что-то в него нашептывает на эльфийском. Кажется, «бедная моя», «крепко же тебе досталось» и «нам пора идти, родная».

До меня не сразу доходит смысл последних слов. А когда доходит, я отрываюсь от его груди и с недоверием вглядываюсь в янтарные глаза. Как «пора»? Мы так просто оставим прежнюю жизнь этому монстру? Только сейчас вспоминаю: Хродгейр был без сознания, когда управляющий признавался в содеянном.

— Гьёрн уже убил девять девушек. Мы не можем его оставить. Он продолжит убивать, когда найдет себе десятую деву.

— Вот как? — голос Хродгейра мрачнеет. — Там, откуда я родом, отцы и братья погибших дев скормили бы ублюдка псам по частям.

От отвращения передергиваю плечами. Такую жестокость плодить просто рука не поднимется! С меня хватит убийств и насилия! Вот бы можно было его парализовать лет так на… миллион!

Хродгейр подходит к парализованному, такому жалкому и никчемному. Садится рядом на корточки. Задумчиво произносит:

— Убить его здесь и сейчас не годится. Нельзя отнимать у скорбящей родни право на возмездие. Погибших дев это им не вернет, но хоть какое-то утешение…

Он дергает Гьёрна за рубаху, проверяя на прочность. Затем, удовлетворившись увиденным, отрывает рукава. Связывает ими старику локти за спиной и ноги в щиколотках. Поднимает с пола кинжал и склоняется к мерзавцу. Закрыв мне обзор своим телом, что-то вытворяет с гадом под отчаянное мычание последнего и дикое биение моего сердца. Мне бы остановить полукровку, взмолиться: «пощади!», но перед глазами мелькают образы погибших девушек, — тех немногих, что мне были знакомы из числа пропавших, — и я молчу, плотно сжав губы.

Когда он разгибается, все лицо старика в крови.

— Что ты с ним сделал? — ахаю от жуткой картины.

— Оставил на лбу послание о его преступлении.

Он выливает на окровавленный лоб воду из графина. Как только она смывает кровь, разбираю в порезах буквы: "я убил 9 дев". Затем полукровка поворачивается к собаке. Быстрый рывок за челюсть. Хруст костей. Жалобное мычание. Мужчина треплет холку животного, сочувственно бормоча:

— Жаль, тебе не повезло с хозяином. Твоя преданность гнилой душонке делает из тебя опасного врага. Если будет на то воля богов, ты выздоровеешь и найдешь свое место в жизни уже без старикашки.

Пока Хродгейр возится с псиной, окидываю кабинет быстрым взглядом. Замечаю на столе стопку бумаг и перо, забытое в чернильнице. Вынимаю его и в размышлении склоняюсь над чистым листом. Стоит ли написать прощальное послание хозяину этого кабинета?

Мне хочется выкинуть отчима из своей жизни, как мерзкую гадину. Забыть, будто страшный сон. Но у него остается мама гарантией того, что забыть о нем навсегда не получится. К тому же, он обязательно должен узнать про Гьёрна. Поэтому вскоре из-под пера, зажатого в моих пальцах, выходят неровные от волнения строчки:

«Сир Фрёд!

Твой управляющий Гьёрн умертвил девять дев в нашей округе, принеся их в жертву Древу Желаний. Оказывается, именно в поиске своих жертв он разрядил фамильный браслет. Гьёрн планировал убить и Гретту, но после того, как я его отвергла, решил сделать заключительной жертвой меня. К счастью, мне удалось его остановить. Прошу, накажи слугу по всей строгости, ведь этот человек едва не убил твою единственную дочь!

И последнее. По уверениям мудрецов, благополучие жены — залог процветания мужа. Уверена, ты достаточна умен, чтобы не рубить сук, на котором ты сидишь. Ибо падать с такой высоты тебе будет больно. Очень больно.

Ханна.»

Глава 45

Дорога в Даэронис должна занимать полтора дня при удачном стечении обстоятельств. Если погода нормальная. Если лошади и люди отдохнувшие. Если есть с собой провизия и не надо тратить времени на ее поиск.

В нашем случае все факторы сошлись против нас.

Хотя, с другой стороны, нам удалось сбежать, а это доказывает, что в целом фортуна на нашей стороне. И дождь к утру затих, чем несказанно порадовал.

К тому же, я все-таки прихватила из чердака свой плед из собачьей шерсти да флягу с аверчиным настоем. У аверики много свойств, и главные я отчетливо запомнила. Когда разбавлю настой водой и выпью, он придаст сил, ослабит боль и прогонит сон на ближайшие сутки. Осталось только дотерпеть до первого привала.

Бедра, как и спина, уже не просто ноют от непосильной нагрузки, а стонут на последнем издыхании, грозя вот-вот отказать. В любой момент могу просто рухнуть с лошади мертвым грузом.

Мне требуется колоссальное усилие воли, чтобы скакать рысцой, поспевая за моим спутником, и при этом не жаловаться. Страх погони да боязнь подвести дорогого мне человека — единственное, что так долго держит меня в седле.

Когда Хродгейр, наконец, спешивается у какого-то ручейка, каждая клетка тела ликует. Неужели теперь можно отдохнуть?

Мой провожатый берет под уздцы плошадь и помогает сползти с седла. Ноги больше не держат, я буквально падаю, едва коснувшись земли. Только не наземь, а в подхватившие меня