Юг в огне - (Бирюк) Петров

- Здравствуйте! - сказал Прохор.

- Слава богу! - ответила Анна Андреевна, сразу не поняв, кто это вошел и поздоровался. Но, увидев сына, растерянно всплеснула руками. Проша? Милый мой сыночек, наконец-то! Пришел, родимый. Ну, садись, сынушка, я тебе соберу позавтракать.

- Спасибо, мама. Уже позавтракал. Где отец?

- Отец? - с изумлением посмотрела на него мать. - Ты к нему? - Ее лицо просветлело. Она не знала, что Прохор пришел по вызову отца и подумала, наверно, что сын наконец пришел примириться со стариком. Старуха даже всплакнула от радости.

- В горнице он, - сказала она и подтолкнула Прохора. - Иди, иди, сынушка, помирись с ним.

Приоткрыв дверь в горницу, Прохор спросил:

- Можно, батя?

Василий Петрович не сразу ответил. Он читал библию. Дочитав до точки, захлопнул книгу. Снимая очки, сурово бросил:

- Заходи! Да прикрой дверь.

К немалому огорчению Анны Адреевны, которая уже было прильнула ухом к дверной щели, собираясь подслушать разговор отца с сыном, Прохор плотно прикрыл дверь.

Подойдя к столу, за которым сидел отец, Прохор почтительно вытянулся перед ним. Это понравилось Василию Петровичу.

- Садись! - кивнул старик на стул.

- Не беспокойтесь, батя, постою.

- Как хочешь.

- Я вас, батя, слушаю.

Василий Петрович исподлобья испытующе оглянул Прохора. Подобранная, ловкая фигура сына ему тоже понравилась. "Да и хороши ж у меня все-таки дети! - с гордостью подумал он и вздохнул. - Только вот, господи, война их загубила".

После ухода Котова Василий Петрович понял, что для Прохора наступает тяжелая минута. Если не предупредить, его могут убить. Хоть и сильно был сердит старик на меньшого сына, но сердце защемила жалость... Всю ночь он размышлял об этом. "Ведь сын же он, Прохор-то. И, по правде сказать, люблю его я, люблю, пожалуй, крепче всех своих детей... Можно ли допустить братоубийство? Да и бог мне не простит за то, что допущу убиение своего сына... Долг мой, отца, предупредить сына, спасти его от неминуемой смерти".

- Вот что, Прохор, - сурово начал Василий Петрович. - Хоть я на тебя и дюже сердце имею, но а все же дите ты мне родное... Навроде жалко...

"Добрый же все-таки у меня отец", - подумал Прохор.

- Всех жалко вас, - дрогнувшим голосом продолжал старик. Он поднял рук, растопырив пальцы. - Это все едино, как вот эти пять пальцев. Каждый из них, ежели отрубить, больно. Так и каждого из вас жалко... Дети вы ведь мои... Все вы - кровь и плоть моя... И теперича вот, как зачалось это смутное время, ну и перемешалось все... Помешались все люди, помешались и вы, мои сыны... Захар пострадал на войне, побывал в плену, пришел домой, хуже дурачка стал... Все плачет... Палец ему покажи, будет плакать... Ты к красным пошел, Константин - к белым. Ты командиром стал у красных, Константин - у белых полком командует, уже чин полковника получил...

Прохор, слушая отца, заметил, как при последних словах в его голосе прозвучали горделивые нотки.

- Пошли вы супротив друг дружки, - продолжал старик. - И до братоубийства могете дойти... До чего мы дожили, господи!..

Прохор умилился. "Ведь, действительно, войти только в его положение. Каково переносить его старому сердцу вражду между детьми, которых он породил, вырастил и воспитал!" Прохор хотел было сказать отцу что-то утешительное, но старик нетерпеливо отмахнулся.

- Погоди!.. Конешное дело, разве ж так могет долго продолжаться? Да это противно богу, его священному писанию, чтобы брат с родным братом воевал, отец на сына поднялся, сын на отца... Все это антихристово смущение, а мы того не могем понять... Скоро все это закончится. Порядок будет наведен. Этим, - не выдержав, озлобленно выкрикнул старик, негодяям-большевикам, богоотступникам, будет конец... Всех их на дрючки вздернут!..

Потемнев, Прохор взглянул на отца. "Ах, вот ты как запел, - подумал он с огорчением. - А я-то думал, что в самом деле хочешь со мной примириться".

- Вот что, Прохор, - уже прямо перешел к делу Василий Петрович. Пока не поздно, бросай свой отряд. Бросай своих красных и переходи к брату Константину. Он тут недалечко со своим полком... Он тебя примет как брата родного, защитит от наказания...

"Ага, вот оно в чем дело! - догадался Прохор. - Понятно. Вот, оказывается, откуда приходил Котов..." Но он до поры до времени сдерживался, желая выяснить, что еще скажет отец.

- Бросай все, Прохор, и иди к брату, - наставительно говорил старик. - Могу сам тебя провести к нему. Не то гибель тебе неминучая. Не упасешься ты, Прохор, не упасешься. Как отец сыну говорю... Жалко мне тебя, понимаешь, упредить хочу... Подумай, не то будет поздно...

- Что, Константин на станицу хочет напасть, что ли? - глухо спросил Прохор.

Василий Петрович заколебался, соображая, можно ли открыть Прохору тайну, которую ему выболтал Котов, или нельзя. И, решив, что делать этого пока нельзя, нахмурился:

- Этого я уж не знаю... Но надо полагать, раз стоит он с полком недалечко, то, конешное дело, не для прогулки он сюда прибыл...

- Отец! - спокойно сказал Прохор. - Вначале я вас слушал с волнением... Жалко мне вас стало. Ведь правду вы сказали, тяжело вам видеть, как ваши сыновья сражаются друг с другом. Тяжело, сознаю. И понимаю вас, вам хочется, чтобы сыновья ваши в мире и согласии жили... И мне бы этого хотелось... Очень хотелось бы!.. Но почему же вы, батя, решили именно меня уговорить перейти к Константину, а не его уговариваете, чтобы он ко мне перешел? Ведь, батя, поймите, он, именно он, пошел по неверному пути, а не я... Куда вы, батя, меня зовете? На что наталкиваете?.. Вы зовете меня на то, чтобы я предал своих товарищей, горячо говорил Прохор: - Вы хотите, чтобы я пошел в услужение к белопогонщикам, генералам, помещикам, которые нас за людей не считают?.. Нет, батя, вы ошиблись. Ваш сын Прохор - не подлец!.. Он не помарает ермаковской фамилии. То, что вы предлагаете, делать я не стану. Я сознательно пошел по этому пути, никто насильно меня не тянул, и с него никогда не сверну, хотя бы мне и грозил за это сто смертей... Вот, батя, я вам все сказал...

Василий Петрович ошеломленно смотрел на сына, не прерывая его. Ему нравился такой решительный, правдивый характер Прохора. В душе он гордился сыном. И думал о том, что, кто знает, может быть, и он, старик, будь на Прохоровом месте, тоже бы так сказал. Но ведь то, что затеяли большевики гибельное дело. И он, непокорный сын, не понимает этого. Надо открыть ему глаза, показать, что он заблуждается, и спасти, спасти его, пока можно...

- Постой! - поднял руку старик. - Ведь раздавят же вас, как гнид.

- Раздавят? - переспросил Прохор. - Нет, отец, советскую власть невозможно раздавить... Меня, конечно, могут убить, могут убить моих товарищей, но советскую власть убить нельзя...

- Что там советская власть! Тебя-то изловят да убьют, дурак! - гневно выкрикнул Василий Петрович. - Жалко ж тебя!

- Не жалейте, батя. Если убьют, то вы не жалеть, а гордиться мной тогда должны... Да и рано вы меня хороните... Еще бабушка гадала да надвое сказала - то ли убьют меня, то ли нет... У меня и моих товарищей есть руки, есть головы, есть оружие, не новички, умеем сражаться... Даром мы жизни своей не отдадим...

- Прохор, - попробовал еще раз убедить сына Василий Петрович, - ты ж, парень, вникни в наше родительское положение. Пожалей мать. Не приведи бог, что случится с тобой так она ж не вынесет такого горя, заживо в могилу ляжет...

- Батя, - твердо сказал Прохор, - что случится, того не миновать. Умереть в честном бою не страшно... Это честнее, чем холуйничать перед каким-нибудь офицеришкой.

На мгновение Прохор замолк, потом тихо, с упреком сказал:

- Ну зачем вы, батя, хотите меня с правильного пути столкнуть?.. Неужто вы так и не понимаете, где правда?

- Хватит! - грубо оборвал его старик. - Слыхали мы такие песни... Хотел я тебе добра, хотел от смерти упасти. Как сына своего родного пожалел... Ан нет, не хочешь слушать меня... Дело твое... Прошлый год за твое своевольство, подлое хамство, я тебя выгнал из дома своего... А зараз вижу, что погибель тебе неминуемая предстоит, хотел я тебя, как родитель, выручить из беды, но ты чхать на все мои старания хочешь... Раз так, то что ж, стало быть, не о чем мне более с тобой говорить... Иди!

- Прощайте, батя! - сказал Прохор.

Старик промолчал, не ответил.

На кухне мать с сияющим лицом кинулась к Прохору.

- Ну, что, сынок, помирились?

- Нет, мамуня, - грустно покачал головой Прохор. - Не помирились... Наоборот, еще больше разошлись...

- О господи! - простонала Анна Андреевна. - И что уж ты, сынушка, такой непокорный... В кого ты только такой и уродился? Покорился б ты отцу, ведь родитель он.

Прохор привлек к себе мать.

- Мамушка, родимая моя, ведь отец требует невозможного. Он хочет, чтоб я предал своих товарищей и перешел бы к белым... Ну разве я могу на это пойти?

- Не знаю, родной мой, - всхлипнула мать, - не знаю... Ты молодой, грамотный, лучше моего разбираешься во всем... тебе виднее. Только перечить бы отцу не надо. Ведь он, небось, зла тебе не хочет.