Огненное лето 41-го - Александр Авраменко

Вот в этот самый момент над головой что-то и проскрежетало, перекрывая даже звук танкового дизеля и грохот артиллерийской батареи. Вскинув голову, я успел заметить, как над нами, изрыгая огненные хвосты, пронеслось в сторону немецких позиций нечто. А секунду спустя впереди, на поле, по которому ползли немецкие танки, вспыхнули багрово-рыжие клубы разрывов…

Да, такого я ещё никогда не видел! Это были не просто взрывы — гигантские клубы огня! Уцелевшие немцы бросились в разные стороны, даже не обращая внимания, куда бегут — кое-кто выскочил прямо на пехотные пулемёты, которые сразу же открыли огонь в упор.

Скользнув в башню, я поймал в визир прицела гранёную башню ближайшей «тройки».

— Бронебойный!

— Есть, бронебойный!

По звуку сочного клацанья затвора мехвод остановился:

— Короткая!

БАХ! И одновременно — Дзинь! — кто-то всадил в нас болванку. Х-ха, молодцы, немцы, не теряются! Но куда вам…

Вперёд! Клац! Короткая! БАХ! Осколочный! Осколочный, твою мать! БАХ! Горишь, сволочь! Бронебойный! Сидорчук, бронебойный давай! Что ж ты, раскудрыть твою через коромысло… угорел! Ох ты ж, нашел время… Клац! Короткая! БАХ!

Гильза выскакивает, и я в горячке подхватываю её руками на лету, чтобы сразу выкинуть в открытый люк… горячая, стерва! Сидорчук, сукин ты кот, давай, поднимайся! Что?!

Металлический удар сотрясает меня до костей. По инерции врезаюсь головой в броню, короткий треск и искры из глаз — что же вы, гады родные, делаете, а?! Да понял, понял я, что таранили! Клац! БАХ! СИДОРЧУК!!! Коля! Давай! Жми! Дави гада! Ракета?!

С трудом выныривая из омута короткого боя, выставляю ствол своего Рдултовского наружу и жму на курок, давая сигнал к отходу. Вовремя! Ещё метров пятьдесят — и сами бы выскочили на минное поле, где уже смрадно чадят восемь немецких танков…

Дзинь! Взззиу! Да где же эта сволочь! Разворачиваю башню назад, но ничего не вижу. Сидит же где-то гад со своей пукалкой! Мне-то не страшно, у меня броня такая, что Гитлеру в самом страшном сне не снилась, а вот лёгкие машины вспыхнут как порох… «Сороковка» вообще винтовочной пулей пробивается чуть ли не насквозь…

Всё! Прикрываем! Прикрываем, я сказал… Ушли! Топливо! Давай, пехота, помогай, кати сюда бочки. А вы, орлы, на погрузку боезапаса, живо! Мать вашу…

Лихорадочно закидываем снаряды в боеукладку, заливаем солярку в баки. Мехвод что-то бормочет про фильтры, но я посылаю его по известному адресу, и он замолкает. Вот так, и нечего обижаться! Давай, помогу — я выхватываю у него кувалду и сплеча молочу по гусенице, загоняя пальцы назад — вечно с ними на «КВ» проблемы.

— Проверь фрикцион! Не перегрел? А тормоза?! Нормально? Ну смотри, Онищенко, смотри. А ты, Сидорчук, чего творишь?! Какого ты свалился?! И где запасные рукавицы? Видишь? Нет, видишь? Что это, по-твоему?! Ах, волдыри… А почему они у меня, знаешь?! Я тебе сколько раз говорил — в бой с открытым люком идти! Почему я свой нараспашку держу, а ты свой задраиваешь?! Сколько я тебе говорил?! Да тыщу раз, наверное! Спишу в пехоту и весь разговор! Я выстрелил — ты гильзу сразу вон, наружу! При чем тут «страшно», Сидорчук? Снаряд по прямой летит и в люк никогда, слышишь, ни-ког-да попасть не может!!! Это тебе не миномёт! Чего? НЕ СЛЫШУ!..

* * *

…Да понимаю я, что у парня первый бой, что растерялся, что жить хочет. Но если сейчас ему слабину дать — всё. Капут и ему, и экипажу. А я тоже ещё жить хочу, так что пусть он меня больше, чем немцев боится! Чего я так злюсь? Да потому, что он свой люк вообще наглухо задраил, а это значит, случись что — и стрелок-радист сразу покойник, потому что выскочить не успеет…

Между тем всё потихоньку двигается. Пока я рычал на своих, нам погрузили снаряды, проверили ходовую, залили под горловины баки. Можно драться и дальше. Кстати, интересно, сколько ж раз в нас сегодня попали? Ну-ка, подсчитаем…

Подсчитываю… Четыре свежие вмятины и две борозды. Отличная машина. Танк. Именно так, с большой буквы…

Что? Что?! По машинам!!!

* * *

…Не успели мы отбить первый натиск, как последовала вторая атака. Приказ как никогда конкретен: не просто остановить, но и уничтожить коробки врага по максимуму. Всеми силами выбивать у них танки. Как можно больше — вот главная и на сегодня, и на последующие дни задача.

Вновь короткий рывок к линии обороны, где идёт самая настоящая мясорубка. Не только на земле — в воздухе тоже. Наконец, подоспели наши самолёты, в которых я опознаю знакомые «ИЛы», вроде того, на котором воюет мой брат Вовка. Немцы бросили против них свои самолёты, и сейчас в воздухе идет настоящее сражение, ничуть не хуже, чем на земле! И там, и тут мелькают огненные трассы снарядов и пуль, рвутся клубы разрывов, мелькают обломки плоскостей и брони. Беспрерывно крутятся юркие остроносые машины, время от времени из-под крыльев вырываются огненные стрелы реактивных снарядов.

Мы же, не обращая никакого внимания на немецкие самолёты, подползаем к нашим окопам, открывая огонь по наземным частям. И здесь наши лёгкие танки неожиданно оказываются на высоте! Пусть у них и картонная броня, но зато их пушки вполне хватает даже средним немецким «трешкам».

Нет, всё-таки хорошо, что в своё время на них поставили сорокапятку! И теперь их снаряды уверенно выводят из строя вражеские машины. Наконец, немцы не выдерживают и начинают откатываться, взамен вступает их артиллерия, и я торопливо отвожу свои машины назад, за линию их огня. Злосчастный «Т-40» остаётся на месте — близким разрывом ему перебивает узкую гусеницу. Хорошо, хоть экипаж уцелел, а танк… давно я хотел от этого недоразумения избавиться! Мы подхватываем ребят на броню и уходим в лес, пережидать обстрел…

Оббегаю своих, интересуюсь состоянием и наличием боезапаса. Да, хорошо постреляли — осталось около половины положенных по штату снарядов, патронов для пулемётов, правда, побольше. Из «ДТ» почти не стреляли, так что… Твою мать!!! Над линией окопов взлетает в небо алая ракета. Снова пошли! По машинам! Атака!..

Выбрасывая из выхлопных труб клубы чёрного дыма, мы мчимся на максимальной скорости к нашим ребятам. Дело плохо! Под прикрытием артобстрела немцы подкрались очень близко, и сейчас идёт драка уже в окопах. Панорама выхватывает оскалившего зубы высоченного немца, вытаскивающего нож из распростёртого перед ним тела в грязном рваном ватнике. Стереть с лица улыбку фашист не успевает — короткая очередь валит его прямо на тело своей жертвы. Дави их, Онищенко! ДАВИ!

Вздыбившееся на бруствере тело «КВ» тяжело плюхается прямо на залёгших немцев. Сочного хруста раздавливаемых тел за грохотом вентилятора и дизеля, конечно, не слышно, но я ощущаю его подсознательно. Мне видится, как широченные гусеницы рвут в клочья слабые тела и вминают их в мерзлую землю…

Давай!!! Тарань! Крохотный «Pz-I» пытается увернуться. Бесполезно! Многотонная туша бьёт его в борт, тот переворачивается, и мы наползаем на его чахлый корпус. Внезапно наш танк словно бы проваливается вниз, но это просто плющится каркас немца.

Перед оптикой мелькают искры очередного рикошета. А это ещё что Справа возникает пылающее облако, полностью скрывающее танк. Даже корпуса не видно, но по характерной ходовой опознаю один из наших «БТ». Сволочи…

Снаряд! БАХ! Клац! Короткая! БАХ! Клац! Короткая… Дави! Не уйдёте, гады! Все здесь останетесь! Все до единого!..

* * *

Осенью темнеет быстро, и с наступлением сумерек всё останавливается. В полутьме мы торопливо готовимся к завтрашнему бою. Я пишу донесение в штаб, сообщаю о своих потерях. «Т-40», два «БТ», все «двадцать шестые». «КВ» и пять «БТ-7» — вот и всё, что у меня осталось. Но размен достойный! Получилось один к трём, так что ребята погибли не зря. Честно разошлись, дорого отдав свои жизни.

Из экипажей подбитых танков уцелело всего пять человек, которых я уже отправил их в тыл вместе с ранеными. Ну и где же обещанные «тридцатьчетвёрки» Наше счастье, что у пехоты хватает пушек… пока хватает.

С тоской вспоминаю грозные «ЗИСы», с которыми я познакомился на Украине…

Наконец, в последний раз окинув придирчивым взглядом всё своё «хозяйство» и убедившись, что делать больше нечего, лезу под танк. Откидываю пришпиленный к земле брезент, устраиваюсь поудобнее и погружаюсь в короткий и беспокойный военный сон…

Глава 33

— Атас, Серега! Назад, назад!

— Держи его, Леха, держи падлу!

— Товарищ капитан, слева! А-а-а…

— На, сука, на!

Если судить по голосам летчиков моей эскадрильи, да и по моему собственному, то в воздухе идет нешуточный бой. Это — если закрыть глаза. А если открыть…

— Спиря, я здесь, здесь, на меня давай! — кожаный мяч совершает замысловатый пируэт и пушечным ядром валится вниз.

— Леха, вперед! Вперед, я сказал! — мячик подлетает вверх и, точно болид, проносится над мятой травой.