Обещай, что никому не скажешь - Дженнифер МакМахон

Поверь, мы уберемся отсюда так быстро, как только сможем.

Я обернулась и посмотрела в коридор, уверенная в том, что увижу старого Рона Макензи, который преследует меня. Но там была только уборщица в розовой униформе, толкавшая перед собой швабру и пластиковое ведро на колесиках.

– Я не оставлю тебя, мама. Мы уезжаем сейчас же. – Мой голос был таким же слабым, как и мои руки, пока я возилась с завязками ее фартука. Мне понадобилась вся сила воли, чтобы не схватить ее за руку и не выбежать наружу с безумным криком, таща ее за собой.

– Я нарисовала картину, – сообщила моя мать. – Она для Опал.

– Это здорово, мама.

Раз картошка, два картошка, она здесь жила немножко,Три картошка, вот и зверь: запирай скорее дверь.

Кто-то напевал эти слова или они звучали только у меня в голове?

– Я надеялась, что вы останетесь на ланч, – сказала миссис Шрусбери. – Мы могли бы посмотреть некоторые документы.

– Я хочу домой, – повторила моя мать.

– Знаю, мама, я тоже. Пойдем, наденем пальто.

Я извинилась перед женщиной-землеройкой и сказала, что нам нужно уйти, но я позвоню ей попозже, когда мы примем решение.

Я повернулась, чтобы помочь матери надеть пальто, и взглянула на картину. И снова мне пришлось удержаться от крика.

Там, на большом листе газетной бумаги, была нарисована огромная звезда шерифа, аккуратно раскрашенная оттенками серого цвета.

– Мама, почему ты хочешь подарить эту картину Опал?

– Что, Кузнечик?

– Картина. Ты сказала, что она для Опал.

– Разве я так сказала? – Она немного подумала, наклонив голову. – Бедная маленькая Опал. Думаешь, она знает?

– Что знает, мама?

– Знает, кто ее отец?

– О чем ты говоришь? Кто он? – Я была уверена, что она назовет имя Ленивого Лося; разумеется, она перепутала Опал с Рейвен, которую часто принимала за Дою. Господи, иногда было трудно поспевать за ходом ее мыслей.

– Это же Ральф Гризуолд, глупенькая! Человек со свиньями и яйцами, который живет внизу. Ты ведь это знала, Кузнечик? – Она вопросительно смотрела на меня, словно собираясь поинтересоваться: «У тебя что-то с памятью?»

– Послушай, Кейт, сегодня я говорил с Джимми и спросил его насчет Майка Шейна. Можешь представить, чем этот ублюдок занимается в Барлингтоне?

Мы с Ником сидели за столом на кухне и ели сэнд-вичи с тунцом. Мать работала над картиной. Я позвонила Нику и пригласила его на ланч, как только мы вернулись из центра опеки для престарелых «Холлоуз». Мне не терпелось передать ему слова матери о том, что его отец также был отцом Опал, но я решила пока что придержать язык. Возможно, это была игра ее воображения.

Но что, если нет? Что, если Опал на самом деле была сводной сестрой Дел? Я понимала, что если хочу узнать правду, мне придется обратиться к человеку, который меньше всего склонен чем-то делиться со мной: к Рейвен.

Ник не стал ждать, пока я догадаюсь, чем занимается Майк.

– Ты не поверишь, но все сходится. Майк Шейн – гребаный татуировщик. Он владелец салона татуировки «Дракон Майк» в Барлингтоне.

Я с трудом усвоила эту новость, обдумывая возможности, которые она открывала. Возможно, татуировка Дел была одной из первых работ Майка. Более долговечным подарком, чем звезда шерифа. Возможно, моя догадка о старом Роне Макензи была заблуждением.

– Это может оказаться совпадением, – допустила я.

– Совпадением? Черт возьми, это явная улика. Разве ты не говорила о букве «М» на груди Дел? «М» означает «Майк». Готов поспорить, это был он. Он сделал ей татуировку, потом убил ее и срезал татуировку, чтобы скрыть связь между ними.

– Конечно, это надо проверить, но я не могу представить, как ласковый паренек Майк Шейн мог убить Дел. Ему было одиннадцать или двенадцать лет. И в тот последний день в школе он находился в очень плохом состоянии. Насколько я помню, его увезли в больницу.

– Но, Кейт, он же чертов татуировщик!

– Знаю. Это очень странное совпадение. Как я уже сказала, его нужно проверить. Но позволь мне сказать тебе, что я выяснила сегодня. Ты что-нибудь помнишь о Роне Макензи, водителе школьного автобуса?

– Немного. Вспыльчивый тип, но он скрывал свои чувства. Он называл нас мартышками, это я помню.

Я рассказала ему об утреннем посещении дома престарелых и о словах Рона.

– Значит, с помощью татуировки он мог заклеймить ее, – проговорил Ник. – «М» значит «мартышка», вроде багрового рубца или другой дряни. Вот грязный ублюдок! – У Ника дернулось лицо.

– Не знаю… буква была такой изящной и красивой, – сказала я. – Если бы кто-то вроде Рона сделал ее из ненависти, она была бы грубой и небрежной. Мне всегда казалось, что тот, кто сделал татуировку, нежно относился к Дел.

– Так нежно, чтобы задушить ее и разрезать, словно кусок мяса. Думаю, нам нужно поговорить и с Шейном, и с Макензи. Черт возьми, наверное, нам следует обратиться в полицию.

Я покачала головой:

– Что мы можем рассказать? О болтовне слабоумного старика, который обмочился у меня на глазах? Если он убил Дел, то получил по заслугам. Он уже сидит в тюрьме. Мне его даже жаль. И мы можем быть совершенно уверены, что он не мог сбежать и убить Тори. Единственная улика, которая у нас есть насчет Майка, – это буква «М», которую я видела, но о которой больше никто не знает. Черт побери, возможно, они сделают меня подозреваемой номер один, если уже не сделали.

– Что? Полицейские не считали тебя подозреваемой.

– Не тогда, а теперь. Судя по тому, как они вели себя, я первая в их списке подозреваемых.

– Полная чушь! Ты не имела к этому никакого отношения.

– Да, и ты тоже, но они подозревали тебя, верно? Разве ты не был первым, кого они стали искать после убийства Тори Миллер? Это просто невезение, Ник.

Он немного подумал, пока я убирала тарелки со стола.

– А как насчет звезды? – спросил он. – Теперь, когда ты слышала о ней еще и от Рона, тебе не кажется, что лучше что-то с ней сделать? Если, как я уже говорил, мы имеем дело с Дел, то она знает, что звезда у тебя.

– Послушай, о чем ты говоришь? Ты несешь почти такую же околесицу, как мистер, который работал в НАСА, а теперь мочится на пол. Да, я получила звезду, но что с ней можно сделать? Ничего. Было был разумнее, если бы мы оставили эту проклятую штуку лежать в земле. Не надо было мне поддаваться на твои уговоры.

– Может, ты и права, – признал Ник. – Мы здорово напились, и я вроде как извлек из этого выгоду.

Я рассмеялась:

– Не уверена, кто из кого извлек больше выгоды.

Он застенчиво улыбнулся краешком рта. Я почувствовала, что краснею, и в замешательстве стала изучать морщинки вокруг его глаз. «Гусиные лапки». Словно птица, которую он убил, каким-то образом отомстила ему. Он был каким-то ранимым, почти как ребенок.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});