Мой муж (СИ) - Литвин Светла

— Дверь заперта, — я подёргала ручку, толкнула бедром дверь, а она не поддалась, — И где Толя? 

— Не может быть, отсырела, что ли? — всполошившись, тётушка кинулась к двери и тоже попыталась её открыть, но всё было тщетно, — А, сейчас я, ключом надо, вдруг правда Толя закрыл. Переживает ведь, — Анна Захаровна принялась искать ключи и в своей сумке, и долго не находила, — Потеряла, не знаю где, — вытряхнув сумку, она осмотрела содержимое ещё раз и сдалась. 

— Запасного ключа нигде нет? — спросила я с надеждой. 

— Есть! — радостно вспомнила Анна Захаровна, но тут же сникла, открыв маленький ящичек комода, — Здесь же лежал, куда делся? Странно, — растерянно бурчала тётушка, копаясь среди шнурков, стелек и прочей мелочи. 

— Это Толя, он специально нас здесь закрыл! Всё пропало! — сползла по двери на коврик, заливаясь горючими слезами. 

В красках уже видела победную рожу своего братца и похороны собственного мужа. 

— Нельзя плакать, милая. Давай-ка, вставай, — тётушка помогла подняться и увела меня на кухню, отпаивать тем противным на вкус успокоительным, убеждая меня, что раз Толя так поступил, значит, так надо и ему лучше знать. 

Я попыталась позвонить мужу только один раз. Вызов пошёл, но длинные гудки оборвались короткими в считаные секунды. Занесла палец над кнопкой звонка второй раз, но засомневалась. 

— Ну? Звони ещё раз. Чего ждёшь? — поторопила сидевшая рядом Анна Захаровна, кивнув на телефон. 

— Нет. А вдруг я помешаю? Подождём, — отложила телефон в сторону, поёжившись от пробежавших по телу мурашек. 

Моё нежелание звонить дважды было вызвано страхом не только помешать мужу. Я боялась услышать что-то страшное, не услышать голос мужа. 

— Может, случилось что, да по делам поехал? — предположила тётушка, наивно пытаясь меня этим успокоить. 

— Он сразу знал, что никуда не пустит меня. Просто вид сделал, что согласен, — не стала обманываться, всё было очевидно. 

Мой муж никогда не врал, да и в этот раз не врал. Можно было, так сказать, он просто внёс свои коррективы, во всё, это, сомнительное предприятие. И я могла его понять, даже понимала, только мне от этого было не легче. 

— Значит, так надо, не зря же замужем, да и знала я, что Толя за тебя прятаться не станет. Давай чем-то займёмся, надо время убить, чтобы легче было, — ласковым голосом предложила Анна Захаровна, погладив меня по руке. 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не могу я, ничего делать не могу, — снова расплакалась от безысходности.

Так хотела к мужу, хоть в окно вылазь, а это могло только повредить делу. 

— Тогда иди и ложись, да не реви, думай о ребёнке. Вы сами по себе, а он от вас зависит, плачешь ты, а плохо ему, — убеждала меня тётушка, но мягко, без наседания. 

— Не могу лежать, не хочу! Я торт... — слёзы так задушили, что даже договорить не смогла, разревелась в голос. 

— Тортик испечь хочешь? — уточнила Анна Захаровна, когда я перестала рыдать. 

Кивнула, утирая слёзы. Лучшее, что я могла сейчас сделать, это испечь любимый торт мужа. 

— Давай, я тебе помогу. Вот и правильно, чего слёзы лить и нервы себе мотать, надо делом заняться, — Анна Захаровна засуетилась, стала доставать продукты, продолжая говорить.

Она пыталась меня отвлекать своей болтовнёй о всякой всячине, но я постоянно терялась в своих мыслях и не могла уловить сути. Потом лишь поддакивала в некоторых понятных мне фразах, занимаясь тортом. Заводила тесто на белые коржи, потом на шоколадные, готовила помадку, и каждое действие сопровождала мыслью, что Толя этот торт съест! Обязательно! И это не последняя его «Зебра»! 

— Вернулся! — крикнула Анна Захаровна, когда я смазывала сгущёнкой пятый коржик. 

— Кто? — спросила раньше, чем осознала, и не дожидаясь ответа бросила всё и кинулась в коридор. 

Подлетела к двери раньше, чем мой муж открыл замок. Меня трясло от рыданий и кинулась Исаеву на шею стоило только ему показаться, за ним стояли ещё люди, но мне было всё равно. Главное — вот! Муж жив и мне есть кого обнять, в чью шею уткнуться носом и рыдать, пока крепкие руки прижимают к себе. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Тише, милая, всё хорошо, испугалась дурёха? — нашёптывал Толя где-то над макушкой. 

Я ничего не могла говорить, хотела его стукнуть за то, что так поступил, но и это тоже не могла. Только прижаться к мужу крепче, с мыслью, что это и есть те самые горькие слёзы, которые нагадала баба Рита. С надеждой на то, что они последние и больше такого не будет никогда! 

— Так, пойдём в спальню, — муж отошёл в сторону, пропустил в дом несколько человек, кажется, среди них был Клим и рабочий Савелий. 

Они прошли в зал, а меня Исаев увёл в спальню. 

— Я так боялась... — впервые смогла что-то произнести, и то больше походило на сдавленный писк. 

— Зря. Как чувствуешь себя? — спросил муж и погладил прохладными ладонями по животу. 

— Нормально... — закивала часто, какое счастье, что беременность протекала хорошо и не было у меня никаких проблем, даже при таком стрессе и нервах. 

— Вот теперь о деле. Не переживай, развели это ничтожество по полной программе. Сдал с потрохами и себя и того дельца, что яд ему предоставил, дадут лет пять, — быстро рассказал муж, сидя напротив и попутно утирая мои слёзы. 

— Пять лет... — в голове был миллион вопросов, как и что, а на первый план вышел срок, на который мы спаслись от моего братца. 

— Что? Жалко? Не жалей его, горбатого могила исправит, — хмыкнул Исаев. 

— Вот ещё! — меня слова мужа словно шлеёй огрели, и я вскочила с места, — Не жалко мне его ничуть! Пять лет всего, да это же мало ему! А что же родители? Как мама? — вновь села на край кровати, заглянув Анатолию в глаза. 

— В шоке они, конечно, но держатся. Батю вашего немного угомонить правда пришлось, чуть самосудом дело не разрешил. Ты отдыхай пока, потом тебе ещё показания надо будет дать, там следователь из города приехал, — муж поцеловал меня и попытался уложить, но я отвела его руки. 

— Не хочу я отдыхать, у меня там торт и от вопросов голова разрывается! Как вы без меня справились? — не понимала как, и кто смог развязать язык этой сволочи. 

— Савелий помог, выставили всё так, словно он твой сообщник и тебе помогал. Урод этот повёлся, разозлился, что ты сама не справилась и всё как на блюдечке с золотой каёмочкой выдал. Записали и сняли, улик хватает. Теперь не отвертится. 

— А где он? — вроде и знала, что эту сволочь поймали и задержали наверняка, а всё равно страшно было. 

— Не переживай, в посёлке его нет. И его дружка, который ядами увлекается тоже. В город уже повезли, там в следственный изолятор до самого суда, а потом дальше. Он нам никак не угрожает, — уверенно говорил Анатолий, а меня всё равно тревожил тот факт, что мой братец когда-то выйдет. 

Глава 20

Муж меня хоть и оградил по-своему от встречи со сволочным братцем, а показания в суде всё равно давать пришлось. Можно было бы и отказаться, апеллируя тем, что мы близкие родственники, но тогда срок был бы другой. Значительно меньше, а мне хотелось упечь его в тюрьму на подольше, потому как веры в его исправление не было никакой. Он окончательно потерял человеческий облик. И этот сумасшедший взгляд со звериным оскалом в мою сторону на вынесении приговора будет преследовать меня в страшных снах всю мою жизнь. Косте дали семь лет лишения свободы и эти семь лет можно было ни о чём не беспокоиться.

И не было худа без добра, после случившегося у меня наладились отношения с отцом и Борей. Они как и я, были в шоке от выходки Кости, отцу было, пожалуй, впервые по-настоящему стыдно и он даже извинился. Правда, наше примирение никак не повлияло на моего мужа, он был категорически против, чтобы я ездила в отчий дом. Мама хоть изредка приходила к нам в гости, а вот общения с папой и братьями так и сошло на нет. И я приглашала, но они всё говорили, что по гостям им ходить всё времени нет, хотя я понимала, что причина в другом.