Мой муж (СИ) - Литвин Светла

— О! Ничего себе кто к нам пожаловал, а я думал, мы рожей не вышли, чтобы до нас такая царевна снизошла! — с порога встретил отец, недовольно глянув на пакеты. 

За последние месяцы я видела его всего лишь дважды и эти встречи были не лучше. Всё тоже недовольство, и нелепые попытки от меня добиться внимания и заботы. Но я не готова была за него просить у мужа, да и не стал бы Толя моему отцу помогать. Я и сама бы ничего ему не дала, если бы у меня что-то было. Те деньги, которые они украли у меня словно растворились. Либо лежали без дела, худея от инфляции, либо были потрачены без ума. А ведь на них можно было столько всего сделать. 

— И тебе добрый вечер, папа, — быстро разулась, разделась и прошла прямиком к маме на кухню. 

Она мне уже маячила рукой, указывая знаками, чтобы я не спорила с отцом. 

— Привет, — сдавила мамочку в объятиях, при каждой такой короткой встрече они становились всё крепче и крепче. 

Мне всего хватало в замужней жизни. Заботы, ласки, внимания, всего, кроме маминых рук, её улыбки и голоса, а ещё вкуснейших пирожков. Потому и не отказывала никогда Анатолию в торте, уже на собственной шкуре понимала, как ему эта «Зебра» дорога.

— Живот такой уже большой, как же ты до конца срока доходишь? — удивилась мама, тут же усаживая меня за стол. 

Для неё каждое моё появление в доме было словно праздник. Светилась, как солнышко, окутывая теплом заботы. 

— А мы сегодня в город ездили на узи. И говорят мужичок, вероятно, — призналась я, и мама улыбнулась ещё шире. 

— Хорошо, что мальчик, — радовалась мама, разливая нам чай по кружкам.

— Ой, я конфеты и вот, подарок новогодний, — потянула со стула пакеты и передала маме, — А я девочку хочу... Косички, платья... — замечталась, представляя какие у неё будут куклы и всё-всё, чего у меня никогда не было. 

— Не тратилась бы ты на меня, — шепнула мама и я понимала прекрасно, почему она так говорит. 

— А это не я, это тебе от зятя, — сказала громко, чтобы всем недовольным было слышно. 

— Ника, — с укором шепнула мамочка, но всё же потом была рада подаркам. 

Долго проболтали с ней, несколько раз кипятили чайник, любовались игрушками для ёлки и строили планы на новогодние праздники. Я хотела бы, встречать Новый год вместе, но об этом можно было только мечтать. Знала, что отец её не отпустит, а она его послушается, трясясь над худым миром. 

Уезжала всего на часик, а просидела с мамой на кухне все два. Просидела бы и дольше, нам ведь никто не мешал, но позвонила Анна Захаровна. Потеряла меня, я ведь обещала ей что быстро, а сама так задержалась. 

— Поеду я, первого января тогда ждём тебя у нас, — напомнила маме, поднимаясь со стула. 

— Погоди, я тебе пирожков с собой положу, и лисички со сметаной возьмёшь, для зятя, — мамуля быстро собрала мне гостинцы в пластиковую корзину, ещё советских времён, — А, и банку жимолости, полезно тебе. 

— Не тяжело ей будет? — в проёме показался Костя без всякого приветствия. 

Рано я радовалась, что кроме отца никого не встретила. Вспомни чёрта, он тут как тут. 

— Справлюсь, — попыталась отбрить его тоном и недобрым взглядом, но он был стойкий, как сорняк. 

Борщевик грёбаный!

— Ника, брат помочь хочет, ну что ты, — мама была неисправимым оптимистом, а меня было уже не обдурить, я кожей чувствовала, что от брата надо держаться как можно дальше. 

Только это чувство мне не помогло.

Костя подхватил корзину, вцепился клешнёй — не отодрать. Терпеливо ждал у порога, пока я с мамой попрощаюсь, и вышел со мной след в след. Не давал ни вырваться вперёд, ни отстать, а оглянувшись на дом, схватил за руку и заволок в баню. Я и пискнуть не успела, как в живот ощутимо упёрлась отвёртка. 

Перевела дыхание и уставилась на брата ошалевшими глазами от непонимания происходящего.  В тусклом свете маленькой лампочки его лицо было плохо видно, но я рассмотрела всё, что было нужно. Бешеный взгляд и звериный оскал. 

— Ты что... Убивать меня станешь? — спросила, пытаясь втянуть живот, чтобы не было этого угрожающего давления отвёртки. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ну что ты, сестрёнка, — Костя засмеялся ненормально, — Забыла, как я тебе на разбитые коленки дул, чтобы не щипало? — это напоминание сделало происходящее ещё ненормальней, ещё нереальней. 

— Чего тебе надо? — попыталась шагнуть в сторону, но брат дёрну и вдавил отвёртку сильней. 

— Стой не рыпайся гадина! — его худое лицо исказилось в жуткой гримасе, став болезненным и нечеловеческим. 

Такие лица у тел без души, которые уже в гробы кладут, хотя даже они выглядят лучше, чем мой брат. 

— Ты больно мне делаешь, — зашипела на него, уперев локоть в стену, ладонью в руку Кости с отвёрткой и выдохнула спокойно, когда смогла хоть немного ослабить давление на живот. 

— Слушай меня внимательно. Сделаешь, как я прошу и ни ты, ни твой ребёнок не пострадает, — заговорил торопливо, видимо, вспомнил, что в любой момент в баню могут зайти, что моя машина так и стоит у ворот, а это могут заметить, — Это яд, — перед моим носом показался тёмный пузырёк. 

— Что? С ума сошёл?! — сердце, справляясь до этого момента исправно, запнулось и хаотично забилось. 

— Не перебивай, — рыча, потребовал Костя, давя на руку, и снова конец отвёртки с болью уткнулся в живот, — Подольёшь этот яд Исаеву тридцатого или тридцать первого числа. Всем не до этого, праздники и проверять его особо не будут. У него откажет сердце, что не вызовет ни у кого подозрений. Сделаешь всё как надо, закрою глаза на твоё ко мне пренебрежение, — последнее произнёс с угрожающей улыбкой на лице. 

Поверить не могла, что это мой брат, что он успокаивал меня в детстве, когда я разбивала коленки, веселил, защищал. 

— Какой яд, что ты... Он мой муж, у нас ребёнок будет... — зашептала, не веря в то, что это происходит на самом деле. 

Просто сон какой-то страшный, чудовищный сон! 

— Бери, а то не будет никакого ребёнка! — рявкнул Костя, всовывая мне в руку страшную жидкость, — Учти, если что, я тебя из-под земли достану, — бросив очередную угрозу, он отдёрнул руку с отвёрткой, — А теперь пошла отсюда, — вытолкнул меня на ватных ногах из бани, но после догнал и всучил корзинку. 

Села в машину и первым делом заблокировала двери. Он стоял за забором и смотрел на меня, как зверь на жертву, и я впервые расплакалась. Заскулила от обиды, потому что такое зверьё выросло рядом со мной и этого не изменить, не вычеркнуть из памяти. 

Мне жизненно необходимо было позвонить мужу, но это зверьё смотрело на меня, и я испугалась, что он успеет что-то сделать. Дрожащей рукой бросила пузырёк с ядом в корзинку и тронулась с места. 

Я поехала так, словно домой, наблюдая в зеркало заднего вида, как Костя уходит в дом. Только вот я не домой, а остановилась на соседней улице и заглушила машину. Убедившись, что двери по-прежнему заблокированы, распахнула шубу и осторожно задрав кофту проверила всё ли в порядке с животом. Конечно, на моей нежной коже сразу появились следы от отвёртки, два небольших кровоподтёка, а по ощущениям всё было хорошо. Живот не болел, ничего угрожающего ребёнку. По крайней мере мне хотелось так думать. 

Схватилась за телефон, который с трудом разблокировала. Долго не попадала по нужным цифрам и записную книжку нашла не сразу. Оглядываясь на тёмные пустынные улицы, набрала номер мужа. Мне всё мерещилось, что Костя за мной следит, хотя это было невозможно. На двух ногах он бы не догнал, а другой машины, кроме моей, я не видела. 

— Да, милая, что ты хотела? — услышав голос мужа я разревелась, просто истерика накрыла, — Ника, что случилось? Ты где? — только его строгий голос и заставил снова взять себя в руки. 

— Где ты?! — вспомнила, что именно это и хотела выяснить, набирая номер мужа.  

— Я на конюшнях, что случилось, Ника?! — всё ещё допытывался муж, но я не могла ему рассказать по телефону о таком.