Верное слово - Дарья Зарубина

Вертолёт начал опускаться в отдалении от опасной территории. Нелли почувствовала, как от страха пересохло во рту. Формула была знакомая, слишком знакомая. Как могли её девчата попасться здесь, на Украине, как их могли за какие-то считаные дни сбить здесь в кучу, заставив трансформироваться, запечатать в глубине? Как могла проблема в Карманове привести их сюда? Сима, Маша, Лена, Нина… Кто ещё? Оля? Юля? Поленька?

Лихорадочно придумывая, как бы пробиться к месту прорыва магии и выяснить, кто из девчат попался в ловушку военных, Нелли выскочила из вертолёта, пригибаясь, побежала вслед за второй медсестрой.

– Принимайте, – буркнул полевой хирург, стараясь не смотреть на носилки. – Подпитка магощита. Третий уровень. Время контакта – два часа четырнадцать минут. Магический ожог правой и левой кисти и предплечья. Болевой шок. Блокирован воздействием профессора Виноградова, кости укреплены вербализацией по Пирогову.

Нелли почти не прислушивалась к тому, что говорит хирург, – медсестричка торопливо строчила в блокноте анамнез морби. Однако упоминание вербализации по Пирогову вывело её из задумчивости. Нелли склонилась над раненым, осмотрела кисти.

– Отчего вы ограничились Пироговым? Почему не обработали наговорами? Вы же понимаете, что теперь ни один хирург пироговского крепления без вреда для нервных окончаний не снимет. Вы же советский человек! Как можно так?

– Да кто вы, собственно… – начал хирург, но девушка-медсестра одними губами произнесла: «это ассистентка Чижова», и хирург умолк.

Нелли потребовала ножницы. Протянула руку, не оглядываясь, как делал Николай Николаевич. Кто-то вложил ножницы в руку, и Нелли быстро разрезала рукава выше локтя, обнажила руки пациента.

– Сами Пирогова вербализовали?

– Младший лейтенант Сизов! – прикрикнул хирург.

– Я только на правую Пирогова прямо вербализовал, – оправдываясь, проблеял лейтенант за плечом Нелли. Видимо, он и подал ножницы. – А на левую я наговор сделал. Потихонечку. Уж больно скверная рука, вот-вот кость сыпаться начнёт.

– Вы молодец, младший лейтенант, – похвалила парня Нелли. – Хоть вы и в поле, быстро надо работать, только торопливость порой человеку жизни стоит.

Наговор был наложен скверно, но всё-таки дал некоторую подушку, и укрепляющая вербализация не слишком задела мягкие ткани и нервы. Наложенный впрямую на правую Пирогов дал закономерный результат – кисть отливала сливовым, предплечье напоминало сплошной синяк, из-под которого проглядывала чернота магической травмы.

Нелли применила охлаждающее, так что пальцы немели от прикосновения к ледяной коже раненого, вырвала из рук медсестрички химический карандаш и принялась ровными строчками покрывать кожу пациента рунами.

– Тоже мне, ассистентка Чижова! – фыркнул хирург. – Контрастные руны! У него же кожа полопается, и хорошо, если только кожа. Как держит вас Чижов, головотяпку? На обгоревшую конечность – разогревающее сочетание рун, да ещё такое.

– Пирогова вашего разогнать, – резко ответила Нина. – Если вы заметили, любезный, я руны на максимальное охлаждение делаю.

– Дальше ему часов шесть, а то и восемь массажа постоянного нужно. А мы тут в поле, массироваться некогда. – В голосе хирурга послышались нотки обиды и стыда.

– Ничего, массаж начнём на борту. – Нелли махнула военным, мол, заносите раненого в вертолёт. – До скорого свидания, товарищи.

Она не выпускала из рук кисти пациента, всю дорогу продолжая массаж. Левая, наговорённая, поддавалась легко. Правая при посадке начала кровоточить – руны рвали истончившуюся кожу, но Нелли, сосредоточившись, наложила воздушные бинты по так называемому «калмыцкому» методу, не снимая охлаждающего заклятья.

– Где вы были, Нелли Геворговна?! – сердито накинулся на неё Николай Николаевич, но тотчас, переведя взгляд на раненого, умолк и принялся растирать ловкими белыми пальцами левую руку, пока Нелли делала массаж правой.

– Как же вы на фронте командование слушали, Нелли, если вот так прыгнули в вертолёт и улетели? Нехорошо, – Николай Николаевич сердито фыркнул, но Нелли сразу почувствовала, что он больше не сердится.

– Вы ж мне сами велели людей спасать, – улыбнулась она.

– Хотите сказать, вы за столько километров почувствовали, что человеку на обугленную кость без наговора Пирогова ляпнули? Вот уж не поверю. В операционную! – крикнул Чижов подоспевшим санитарам и, снова обернувшись к Нелли, шепнул: – Умница, но безответственная женщина. Просто безобразие. А этот офицер просто обязан на вас жениться. Потому что вы, милочка, своим безответственным поведением ему руку спасли. Привези мне его с кривым пироговским воздействием на голую кость – я бы не магией, а пилкой уже работал.

– А можно мне за следующим раненым снова с ними лететь? – решительно попросила Нелли, надеясь, что это будет не слишком скоро и она успеет придумать, как выяснить, кто из девчат попался в ловушку.

* * *

Матюшин остановил «Победу» на самом краю леса. Сима помнила, как проделала тот же путь пешком в день, когда не стало Саши. Сдавило тисками сердце. Игорь бросил взгляд на свою спутницу и тотчас встревоженно подхватил под руку.

– Серафима Сергеевна, присесть? Болит что?

– Ничего, Игорь, ничего, – отмахнулась Сима. – Сашу вспомнила.

– Мы её тоже каждый год с Машенькой поминаем, – тихо проговорил председатель. Они неторопливо шли вдоль узкой полосы леса, что ручейком вливалась в зелёное море заповедной кармановской чащи. Болото скрывалось в глубине, и от него до холма было с полчаса ходу. Тогда, вытянув из трясины Сашино тело, Сима в какой-то момент обессиленно подумала, что надо бы оставить его там, среди мха. Там быстрее приберёт его в бездонные закрома природа. От Саши и так почти ничего не осталось – худенький полудемон, обтянутый обугленной кожей. В этом жалком искалеченном существе никто не узнал бы прежней смешливой девочки. Обгорели русые волосы, белки слились с радужкой – словно вся глазница была заполнена янтарём. Даже мёртвая, Саша смотрела глазами демона. Не сумела, не смогла побороть в себе нечеловеческое. Первая сдалась формуле. Может, потому, что оказалась слабее остальных девчат: в отличницах не ходила, да и в лекциях у неё всегда было больше рисунков, чем записей. А может, осталась Сашка единственной жертвой формулы по той же причине, почему вернулась Сима отдать Учителю её крест, – любила. Сима знала, как можно было так любить его – больше гордости, больше совести, больше самой себя. Но Сашка – та любила больше жизни.

За эту любовь, связавшую их как сестёр, и не могла Серафима оставить Сашу там, на болоте. В проклятом месте, отнявшем будущее «героической седьмой». Хотелось – напоследок – дать Сашке, нет… хорошо, не ей, так хоть той её части, что ещё не рассталась с телом – душой ли назови её, астральным телом или сгустком праматерии, – хотелось дать хоть один глоток покоя. Поэтому Сима и похоронила её на холме. Шарахнула с раскрытой руки боевым в землю, так что мощный широкий луч вырвал дёрн и выжег на темени холма глубокий лаз, похожий на лисью нору. Опустила туда тело, забросала землёй и долго сидела – ждала, когда кончатся слёзы…

– Вам-то к чему на проклятое место ходить? – спросила Серафима, поднимая глаза на спутника. Игорь замялся, подыскивая верные слова.

– Так ведь… и наш это день. Вы тогда Машу мне вернули, а когда вы в лес ушли, мы и решили всёмежду собой, – смущённо проговорил Матюшин. – Вот и поминаю каждый год день, когда она… – он бросил взгляд на холм, – … умерла, а мне заново жить судьба позволила.

– Романтик ты, Игорь Дмитрич, – улыбнулась Сима. – Даже не знаю, кому из вас больше повезло. Знаю, что Маша за тебя готова жизнь отдать…

Матюшин опустил голову.

– …а ты, чтобы уберечь её, готов на всё… Скажем, мшаника из болота вызвать…

– И это знаете?! – резко обернулся Матюшин.

– Знаю, – отозвалась Сима, взяла замершего в нерешительности председателя за руку и потянула к холму. – След твой увидела, когда мертвеца смотрела. Так что скрываться от меня уже поздно. Не стану говорить, что на твоей совести – сам знаешь.

– Осуждаете меня, Серафима Сергеевна? – глухо спросил Матюшин.

– Мне ли? – невесело усмехнулась Сима. – Юля наша, вон, считает, что я саму себя и всех девчат предала, когда Витю простила. Может, и так. Поэтому пожалеть я тебя могу, а осуждать не стану. Давай лучше попробуем теперь, товарищ председатель, начистоту поговорить. Расскажи, как началось всё? Отчего ты решил, что это Маша людей на болоте губит?

Матюшин остановился, немного не дойдя до развилки дороги – один рыжий песчаный рукав тянулся дальше в глубь березняка, второй сворачивал к холму, сплошь покрытому пожелтевшими листочками земляники.

– Там всё началось, – проговорил он, глядя себе под ноги. – Может, слышали, в прошлом году пассажирский на этом участке пути с рельсов сошёл?