Корабль в пустоте - Андрей Венедиктович Воронцов

истории у Стригунова тоже был инсульт? И зачем ты приезжаешь в Южноморск и Венецию накануне удара? Тоже случайность? Отчего та, другая я, бросила тебя на кладбище? Может быть, для того, чтобы я настоящая встретила тебя здесь? И узнала, что нужно отличать свои знаки от остальных, искать свой прикол в Реке времен? Я пыталась, глядя в темноту. И тогда я вспомнила, что делала в твоем рассказе, когда Павел Трофимович лежал в Южноморске с инсультом. Я сидела в приемной, ходила за тобой, везла на кладбище… Правильно? Но я не была рядом со Стригуновым. И здесь не хотела. Готова была как его подчиненная, но как человек не хотела.

– То есть, ты поняла, что он – твой прикол? – наконец, догадался я.

– Да. И что я не должна поступить с ним так, как поступила в твоем рассказе, и как поступила бы здесь, не будь разговоров с тобой. Только тогда есть надежда, что я выберусь. Что поставлю себя на прикол. – Она улыбнулась. – У «Оспедале» есть такая «брикола» из двух бревен, видел? Может, это моя?

– Всё правильно, – кивнул я. – Молодец! Ты умная! Всё гениальное просто. Езжай в «Оспедале» к Стригунову. Извини, я оденусь. Позавтракаем здесь? Потом я посажу тебя в здешний «форд», на котором ты доедешь до Площади Рима. А сам закажу такси до «Хилтона».

– Мы расстанемся навсегда? – подняла на меня глаза Лилу.

– Если я тоже выберусь, то никогда, будучи в здравом уме, больше не приеду в Южноморск. Ну, ты понимаешь… А не выберусь, то как знать…

– Южноморск – место встречи попавших в «болото»…

– Знаешь, я почему-то думаю, что, если ты вытащишь Стригунова с того света, то «болото» от тебя отступит. Но одного решения, которое ты сейчас приняла, для этого мало. Ведь всегда можно отыграть назад: когда приедет Зинаида Альбертовна, например… Ты понимаешь, что должна взвалить на себя тяжкий крест? И нести его? Я спрашиваю, потому что еще не поздно поехать со мной.

– Да, понимаю, – тихо сказала она. На глаза ее навернулись слезы. – И постараюсь не отыграть назад.

– Хорошо.

Надевая пиджак, я замер, увидев нечто знакомое.

– Ах, вот как… – промолвил я. – Ну, что ж… Тогда, значит, так. – Я вынул из кармана бумажник, достал оттуда все евровые банкноты и протянул Ольге.

– Зачем? – удивилась она. – На что ты полетишь домой?

– Я уже никуда не лечу. А тебе здесь деньги нужнее. Гляди, – я указал на зеркало напротив, в которое было хотел посмотреться. – Я в нем не отражаюсь. И мелкие волны идут по нему, как рябь. Это значит, что открылся вход.

– И правда – не отражаешься, – со страхом сказала Лилу. – Она на цыпочках подошла к зеркалу, вытянула шею. – И я не отражаюсь. Там, в зеркале, коридор какой-то, – на здешний вроде не похож.

Я кивнул:

– Совершенно не похож. Зато похож на коридор в моей квартире. Я просто войду в нее из Венеции. Мне даже не придется тратиться на такси от аэропорта.

– Повезло, – вздохнула она.

– Ну, это еще никому не известно. Слишком легкое возвращение, а здесь легких путей не бывает.

– А тебе точно туда надо?

– Я же не в своей, настоящей жизни, значит, всё равно придется искать портал, чтобы попытаться вернуться. А какая разница – здесь или в Москве? Так… Надо поторопиться, а то вход может закрыться так же быстро, как открылся. Чемодан и портфель, пожалуй, возьму с собой: как знать, есть ли они дома. Ну, Ольга Витальевна, не поминай лихом. Обнимемся, что ли?

Глазова обняла меня за шею обеими руками, прижалась к моей щеке мокрым, с потеками лиловой туши лицом.

– Спасибо, я буду помнить о тебе, – шепнула она.

– Что ж, с Богом. Смотри, больше такого, наверное, никогда не увидишь. Смертельный номер! «Человек, преодолевающий пространство и время»! – Я перекрестился, взял чемодан и портфель и шагнул в пустоту зеркальной рамы.

* * *

Знакомый запах. Я стоял в прихожей своего дома. Всё здесь выглядело точно так же, как перед моим отъездом в аэропорт. Я обернулся на зеркало и отразился в нем. Портал захлопнулся. Я осторожно опустил на пол чемодан с портфелем, потянул собачку замка на двери, открыл ее и с грохотом опять закрыл. Так-то будет лучше. Человек, входящий не в дверь, по меньшей мере, подозрителен.

Но на клацанье входной двери никто не отреагировал.

– Есть кто живой? – воззвал я.

Тишина. Понятно, утро, будний день, жена на работе, дочь в университете. Я разулся, снял пиджак, прошел в гостиную. Господи, как будто никуда не уезжал! Неужели всё было дурным сном? Хотелось бы верить, да только как я оказался в квартире, не открыв двери ключом? Я сел на диван, задумался. Вот я вернулся – счастливо, можно сказать, да только я это или не я? Как понять? За что мне сейчас браться? Просто продолжать жить, как до отъезда в Южноморск? А получится?

– Сначала надо позавтракать, вот что, – сказал я сам себе. Питание в «Аквариуме» было нерегулярным и необильным, в животе урчало.

Я отправился на кухню, достал из холодильника яйца и сосиски, открыл газ.

– Здесь хоть пожрать можно, – бурчал я, наливая масло в сковородку. – Дом есть дом! А там ни банкета, ни фуршета, пара завтраков в отеле да кусок пиццы на вокзале! В туалете бывал урывками! Давно не припомню такой экстремальной командировки!

Поддерживая себя такими шутками, незаметно я вернулся мыслями в «Альвери». Лилу без меня, небось, не стала завтракать, сразу поехала в «Оспедале», к Стригунову. И поест ли теперь до вечера, неизвестно. А скоро будет и не на что. Денег ей, даже с моими, надолго не хватит. Через два дня придется расплачиваться самой за гостиницу. Зря мы всё-таки не поехали в «Хилтон», не зарегистрировались на конгрессе! Получается, сейчас она никто и звать никак. А так бы в оргкомитете чем-нибудь помогли, связались с консульством. Ей надо бы…

Тут я очнулся и замер с банкой кофе над кофеваркой. Какой конгресс, какая Лилу? Настоящая Лилу сейчас в Южноморске, а уж у одра Стригунова или нет, неизвестно. Никого из тех, кого ты видел в Венеции, там нет, и не могло быть! Всё, этот вариант отыгран! Или?.. Нет, нельзя так просто взять и вычеркнуть из жизни что-то, даже, если это что-то происходило в иной реальности! Тем более, что «Аквариум»-то не вычеркивает! Я встречаю в его ходах одних и тех же людей, с одной и той же историей, иногда печальной, как у Стригунова. Десятки параллельных сюжетов развиваются