Корабль в пустоте - Андрей Венедиктович Воронцов

ней в автомобиле. – Выслушайте меня, пожалуйста, внимательно. У меня для вас тяжелое известие. С Павлом Трофимовичем на площади Сан-Марко случился инсульт. Он доставлен в бессознательном состоянии в реанимацию больницы «Оспедале Чивиле ди Венеция». Она находится у пристани «Оспедале». Пока мы с коллегой Лосевым были там, он в сознание так и не пришел. Если у вас или у кого-то из родных есть шенгенская виза, мы с господином Лосевым рекомендуем вам незамедлительно прибыть к нему в госпиталь, в Венецию. Того же мнения придерживаются врачи.

Женщина на другом конце провода закричала так, что даже я услышал:

– Сука! Это ты его довела! Поганая сука! Ты затрахала Пашу до смерти, а теперь я должна лететь к нему в больницу?

Лилу повысила голос.

– Мое дело поставить вас в известность, а вы поступайте, как знаете. Запишите, чтобы не перепутать: больница «Оспедале Чивиле ди Венеция», пристань «Оспедале». – Она бросила трубку.

Глазова вернулась к столику, сама налила себе виски.

– Ну вот, я сделала это. Напьюсь сегодня, а завтра не смогу никуда ехать.

– Не напьетесь, нервное напряжение большое. – Самого меня алкоголь почти не брал.

Лилу посмотрела в сторону.

– Ну, вы, всё, конечно, поняли, объяснять не надо.

– Вы не волнуйтесь, вы мне еще в Южноморске по пути на кладбище сказали, что Стригунов ваш любовник.

– Да? Интересно, чего это я так разоткровенничалась с первым встречным?

– Вы сами искали встречи со мной. Вы говорили, что не можете уже сделать вид, что инсульт Павла Трофимовича не касается, и чувствуете, как где-то рядом с вами чавкает болото.

– Это точно то, что я сейчас испытываю. – Она положила ногу на ногу, отчего ее блестящее бедро заголилось, откинулась на спинку креслица, прикрыла глаза. – А как вы думаете, эта шутка ваша на вапоретто могла вызвать ревность Павла Трофимовича и стать причиной инсульта?

– У человека апоплексического склада, имеющего молодую любовницу, всегда есть причина для инсульта.

– Вы говорите, как Зинаида Альбертовна.

– Но ведь и она в чем-то права. Или нет?

– Скорее нет. Такие, как Стригунов, от секса не умирают. Любовник он был так себе.

– А чего же вы тогда с ним? Из-за места, что ли?

– Представьте, из-за места! У нас в Южноморске не так много этих мест!

– Ну, и машинку он вам, наверное, купил.

– Купил! И что же? Или вы из тех, кто считает, что любимым женщинам не нужно дарить подарки? Их надо только использовать? А вообще, зря вы так: он, в общем, неплохой человек. У нас в провинции, если ты незамужняя, есть варианты и похуже.

– Ольга Витальевна, не поймите меня неправильно, но, если вы хотите быть с Павлом Трофимовичем в это трудное для него время, упаси меня Бог мешать вам.

– Ага! А сами улетите?

– Ну, а вы как думаете? Я же не стал бы оставаться с Колюбакиным, если бы с ним, паче чаяния, случилось нечто подобное? А Стригунов, простите, мне не ближе Колюбакина.

– Кстати, о Колюбакине. А если утром он объявится?

– К сожалению, не объявится, как не объявился Хачериди в Южноморске. Во всяком случае, за то время, что я там был. Впрочем, если хотите, можете еще раз набрать Колюбакина.

Она махнула рукой:

– Надоело. – И тут вспомнила: – Ой, у меня же смартфон из-за звонков ему разрядился! Дайте мне, пожалуйста, мою сумочку, там зарядка.

Потянувшись за лежащей на кровати сиреневой сумкой «Луи Виттон», я увидел рядом купленный Глазовой солнцезащитный зонтик. Я взял его в руки:

– А вот то, что способно разрушить самые хитроумные наши планы.

– Не поняла. При чем здесь зонтик?

– Зонтик – лишь часть некой цепи. Перед тем, как мы нашли Стригунова, певец на сцене пел арию. Вы не знаете, чья она и откуда?

– Нет.

– Ария Марино Фальеро из одноименной оперы Доницетти.

– Марино Фальеро, погодите…

– Совершенно верно, этот сюжет я рассказал Стригунову, когда он стал допытываться, о чем мы шепчемся. Почему же он мне пришел в голову? Потому что на картине, под которой вы недавно сидели в лобби, изображен, как я подозреваю, эпизод именно из этой истории, заинтересовавшей в свое время и Пушкина. Он даже хотел написать стихотворение «Марино Фальеро», да не закончил. Молодая догаресса из него вполне может быть дамой с бокалом на мостике. Над ней держат зонтик, похожий на ваш, только красный.

– Ну и что?

– Ничего. Дож Фальеро в конце истории лишился головы, а у Павла Трофимовича после того, как вы купили зонтик, произошло нарушение мозгового кровообращения.

– Мой зонтик, что ли, в его инсульте виноват?

– Зонтик, повторяю, – лишь часть цепи. Об инсульте заговорил сам Стригунов: «Я вот тоже иногда думаю, не хватил бы кондратий», – когда Колюбакин рассказал о смерти дожа Фоскари. А мы еще переглянулись, потому что я уже сообщил вам об инсульте Павла Трофимовича в моей реальности. Удар, постигший его, был предопределен, на что мы получали указания в форме издевательских намеков. А я даже бессознательно транслировал один, рассказав Стригунову историю дожа Фальеро. Но главное указание я получил, еще когда разговаривал с Колюбакиным на кафедре в вашем университете. Вы не помните, что за календарь там у них висит?

– Я там не бываю. Они ко мне ходят, если надо.

– На нем фото колонн с набережной Сан-Марко – тех самых, между которыми людей казнили. С Часовой башней в перспективе. То есть, мое перемещение в Венецию тоже было предопределено. И я, когда Колюбакин указал на эти колонны с вапоретто, мог бы насторожиться, что дело нечисто. Что-то даже шевельнулось в моей памяти, но я не стал в ней копаться. А зря. Ведь этот знак, в отличие от других, не носил характера расплывчатых символов. Хотя я не знаю, что бы мог предпринять, если бы тогда разгадал его. Во всяком случае, вернуться вас назад точно не заставил бы. И план на завтра, который я вам изложил, может запросто враз поломаться, если мы не будем учитывать подобных знаков.

– Ну, учтем мы их, а что дальше? Вы же сами сказали, что, даже разгадав знак с колоннами, ничего не смогли бы изменить.

– Но вы-то смогли кое-что изменить.

– Как же, интересно?

– Полагаю, что вы исчезли бы, как Колюбакин, если бы остались на площади. Но вы пошли в храм, и вот сидите сейчас рядом со мной.

– Ну, этот знак я давно разгадала. Ничего не могу сказать плохого про храм, но все эти истории этрускологами и венетологами показали, что нужно держаться ближе к вам, чтобы не исчезнуть. Я так и делаю.