Война (СИ) - Тимур Машуков

цель становилась всё ближе, что доказывало расположенность небес к своему избраннику. На гладком, словно лишённом возраста лице понтифика проскользнула самодовольная улыбка, но тут же исчезла. Всё более странным казалось ему отсутствие новостей из Великобритании. По его расчётам, Елизавета Вторая уже должна была собирать войска, объявляя войну виновнику гибели её дражайшей внучки. Что ж, подождём еще…

Тревожила Льва Тринадцатого и ещё одна странность — в поведении одного из лучших агентов Тайной службы Ватикана. Блестяще завершив не один десяток миссий наивысшей сложности, он споткнулся на второстепенном задании, связанном с Уральской экспедицией. Последний его доклад отличался невнятностью, несвойственной обычно невозмутимому агенту экзальтированностью, с которой он доказывал необходимость вернуться на место происшествия, чтобы добыть нечто непревзойдённой важности. И, не дождавшись одобрения со стороны начальства, он самовольно приступил к реализации каких-то собственных смутных замыслов. Нахмурившись, Папа размышлял, не пора ли отдать приказ ликвидировать вышедшего из повиновения лазутчика. Но, благочестиво сложив руки в молитвенном жесте, решил дать ещё один шанс провинившемуся. Терпение — величайшая добродетель, как, впрочем, и милосердие. А оно бывает разным: иногда проявлением милосердия становится и молниеносный удар кинжала, избавляющий предателя от душевного разлада…

Глава 26

Удрав от преследования, оставив далеко позади и нерадивых пограничников, и навязанных польским паном горе — попутчиков, ватиканский выкормыш целеустремленно пересекал просторы Российской империи. Избегая людных мест, оживлённых торговых трактов, да и ранее проторенных троп, он двигался словно бы наугад, через тёмные чащобы заповедных лесов, через пустынные равнины, пересекал то вброд, то вплавь бурные полноводные реки и скромно журчащие горные речушки, неуклонно приближаясь к намеченной цели. Будто магнитом его тянуло туда, к Таганаю, и временами ему казалось, что, даже если бы он перестал самостоятельно перебирать ногами, кто-то иной, с недавних пор поселившийся в нём, перехватил бы управление телом и вновь погнал бы его в путь. Но смысла противиться навязчивому желанию побыстрее добраться до бывшего лагеря давно почившей экспедиции он не видел — с тех пор, как он пересёк границу и начал свой непростой путь, пропали тягостные ночные кошмары, что изматывали его прежде, явно намекая, что движется он в верном направлении. И чем ближе он подбирался к намеченной цели, тем больше в нём росло и ширилось радостное предвкушение чего-то великого, невероятного, что должно было изменить всю его жизнь.

Обдирая руки в кровь в непролазных зарослях кустарников, цепляясь обломанными ногтями за едва заметные выступы на скалах, он уже сам не замечал, что обрёл привычку разговаривать вслух со своим новым внутренним голосом. Это глухое, бессвязное бормотание и фанатичный лихорадочный блеск в глазах могли бы отпугнуть нечаянного прохожего, заставить усомниться в здравости рассудка встреченного путника — но обычные люди избегали тех гиблых мест, а дикое зверьё предусмотрительно пряталось от странного человека, ибо пахло от него болезнью и безумием… Которые, впрочем, не помешали ему вновь вспомнить все навыки, которые он приобрёл во время обучения и блестящей карьеры лучшего лазутчика папской тиары. Ибо, добравшись до Таганая, он испытал неприятное чувство — несмотря на всю спешку, его опередили.

Его непревзойденная интуиция, много раз спасавшая и собственную жизнь, и порученные миссии, взвыла, едва лишь он приблизился к знакомым до боли окраинам лагеря. Сразу же обратившись в камень, он стал пристально вглядываться в окружающий мрак.

Там, где он ожидал увидеть лишь остатки былого жилья, виднелся отблеск нескольких костров, а буквально в паре десятков метров от него предательски сверкнул блик отражённого металлом лунного света. Пока дозор его не заметил, но рисковать не стоило. Затаив дыхание, он бесшумно сделал осторожный шажок назад. Выждал, убедился в том, что по-прежнему остаётся незамеченным. Ещё сдвинулся — и снова замер. Ещё…

В надёжном с его точки зрения укрытии он провёл пару дней, сосредоточенно наблюдая за неожиданной помехой в виде русской экспедиции. С сожалением он убедился, что в этот раз прежним легкомысленным отношением и не пахло. Пылких юнцов, очертя голову бросающихся на поиск романтических приключений, видно не было. Зато в избытке присутствовали крепкие парни, хоть и одетые в обычную, ничем не примечательную одежду, но отличающиеся военной выправкой, скупостью движений и речей. Грамотно организованная охрана территории, чёткий распорядок дня, подмеченные лазутчиком, казалось, не ввергли его в пучину отчаяния, а лишь раззадорили. Такая задача была вполне ему по вкусу — проскользнуть незамеченной тенью, добыть нужное, уйти так же тихо и без эксцессов — именно этому его учили многие года, в этом он преуспел. Словно в подтверждение его мыслей, явно отдающих самодовольством, на него взобралась крупная ящерица, обманутая его долгой неподвижностью. Замерев на месте, она прикрыла пленочными веками глаза и с удовольствием впитывала неверное тепло северного солнца. Движение руки человека оказалось столь молниеносным, что у ящерки не было ни малейшего шанса его заметить. Зажав в руке шершавое тельце, он откусил крепкими зубами голову и принялся жадно пережевывать добычу, размышляя о том, как ему проникнуть к той самой пещере.

***

Капитан отряда, что был отправлен для охраны научной экспедиции, не терпел разгильдяйства и пренебрежительного отношения к своим обязанностям, чего требовал и от подчинённых. Поэтому из десятка новобранцев после испытательного срока он оставлял в лучшем случае пару человек. Далеко не всем было под силу неукоснительно выполнять все правила, установленные жёстким командиром. В этот поход с ним отправились лишь самые надёжные воины, лучшие из лучших, каждому из которых он без колебаний доверил бы защищать свою спину в бою. Тем более неожиданным, даже оскорбительным, практически плевком в душу для него оказался грубый прокол доверенных и проверенных неоднократно солдат, допущенный в эту ночь.

Дозорные, что дежурили на посту номер один, как про себя он называл эту проклятую пещеру, утром были обнаружены неподалеку в кустах. Живыми. Этот нюанс казался командиру скорее отягчающим обстоятельством, нежели чём-то, могущим спасти ситуацию для проштрафившихся. Глядя на мирно сопящих, изредка сладко причмокивающих во сне губами бравых вояк, он наливался тёмной краской. Внутри клокотал гнев, но внешне он сохранял спокойствие, ибо считал последним делом проявлять эмоции на виду у подчинённых.

— Привести в чувство и под арест. Позже допрошу сам. С пристрастием! — сверкнув глазами, отдал он приказ сопровождающим его солдатам. Те коротко козырнули, подхватили спящих под руки и поволокли в сторону лагеря, несмотря на слабое сопротивление товарищей, возмущённых тем, что их столь грубо вырвали из объятий Морфея.

Последующий в тот же день разговор по душам с разъяренным начальством не только полностью выветрил остатки странного сна,