Будь крутым - Элмор Леонард

Приятная белая леди велела нажать цифру три, чтобы стереть сообщение.

Раджи нажал цифру три.

Дело сделано.

Уходя, он прихватил ключ. Взял и букет, передав его в машине мисс Сайгон со словами:

— Сохрани это для меня.

В пятницу утром Чили обнаружил на кухне записку Элейн:

«Уехала в семь утра на деловое совещание в восемь. Решаем судьбу самонадеянного осла режиссера».

Накануне он сказал ей, что, возможно, отправится на гастроли, только попозже, днем.

Теперь же он думал: «Что за спешка? Поезжай на следующее утро. Приятнее провести ночь с Элейн, чем в мотеле с участниками группы. Устроить себе день отдыха, ничего не делать и постараться даже не думать ни о чем». Он подозревал, что некоторые из лучших его идей зародились именно тогда, когда он ни о чем не думал. Дождаться здесь возвращения Элейн и удивить ее. Выпить с ней, пойти с ней куда-нибудь поужинать… Ему нравилось общество Элейн. С ней он всегда был самим собой. Ему нравилось смотреть на нее — на ее лицо, как меняются его выражения, на ее руки, на ее темные карие глаза, нравилось видеть ее обнаженную — кожи белее, чем у Элейн, он еще не встречал. Такой огромный дом, а бассейна нет. И вечно она работает — стол завален сценариями.

Она спросила его:

— Как будет называться картина? «Поймать Линду»?

Он сказал:

— Или «Поймать кайф».

Но тут же поправился:

— Необязательно «поймать». Это же не продолжение «Поймать Лео».

— А что, если тебе использовать в заглавии имя «Линда Мун»?

— «Сияй звезда Линды Мун», — предложил Чили.

А Элейн сказала:

— «Линда Мун — путеводная звезда заблудших».

— Неплохо.

— Но что, если картина получится не про нее?

— А про кого же?

— Как в «Дне в ночи». Бери, что увидишь. А идея либо вытанцуется, либо нет.

— Или пусть Плут ее под конец придумает. Он все еще надеялся, что картина будет про Линду.

Накануне Элейн сказала:

— Ты ставишь ее перед фактом. Завтра днем на радио Линда услышит новую аранжировку, о которой понятия не имеет. Это тоже может быть эпизодом картины.

Так что же в этом дурного?

Но зачем он откладывает встречу с Линдой? Не хочет тратить время, зная, что будет? Или предпочитает провести это время с Элейн?

В четыре часа он позвонил ей на работу. Джейн сказала:

— Вы разве не получили сообщения? Элейн в Ванкувере, видимо, до воскресенья.

Уже поздно. Будут пробки… Лучше ему остаться здесь, а утром уж отправиться. Ему нравился большой, в английском вкусе загородный дом Элейн, с которым он уже успел сродниться.

24

Портье в «Хилтоне» на Джимми-Дуранте-бульвар назвал Чили номера 168, 169 и 170. Увидев позади мотеля большой припаркованный фургон, он сразу понял, что нашел их. Он постучал в первый из номеров, ему не ответили, но дверь соседнего открылась, и он увидел Виту.

— Привет, директор. Не рано пожаловали. Входите.

— Как проходят гастроли?

— С большим успехом. Публика валом валит на Линду. Проявляет к ней любовь большую, чем мы, ее товарищи, должна вам сказать.

— Что случилось?

— С девочкой этой стало трудновато.

— С Линдой?

— Ну а о ком мы говорим? С Линдой.

— А что ее так изменило?

— Слава, внимание публики. Она буквально упивается ими.

Услышав, как спускают воду в унитазе, Чили бросил взгляд по направлению ванной.

— Она здесь?

— Вообще-то нет, — сказала Вита. — Она в соседнем, сто шестьдесят восьмом номере.

— Я стучал, она не отвечает.

— И тем не менее.

— Наверное, вышла.

— Она там, — сказала Вита.

Из ванной вышел Торопыга, голый по пояс; опустив голову, он попробовал затянуть ремень и выругался, не сумев это сделать. Наконец пряжка была покорена, и он, подняв голову, увидел Чили и сказал: «Господи боже!» — не столько удивленно, сколько смущенно, словно застигнутый за чем-то непозволительным. Преодолев смущение через несколько секунд, он сунул под ремень большие пальцы обеих рук и сказал Чили:

— Приехали все-таки?

— Мой защитник, — сказала Вита.

— Да ладно тебе, забудь, — произнес Торопыга, снимая со стула свою безрукавку. — Завтракать будешь или нет?

— Ты иди, я сейчас приду, — сказала Вита.

Торопыга вышел, и она опять повернулась к Чили со словами:

— Он еще не привык к тому, чтобы его видели с цветной, как он меня называет. И, похоже, никогда не привыкнет.

— Вы двое… что? — удивился Чили.

— Жизнь полна неожиданностей, верно? Вчера вечером возле клуба пьяный хлыщ попытался меня лапать. Почти в шутку, но крошка Торопыга так и взвился и говорит ему: «Отвали, кретин, она со мной». Началась драка. Я боялась, что пьяный хлыщ убьет Торопыгу, но тот держался молодцом и взял противника на измор. Тот ему расквасил нос, и я потащила его к себе в номер, положила ему на нос холодную тряпку и, как вы уже догадались, провела с ним ночь. Он прелесть, когда не лезет в бутылку, что делает слишком часто.

— Вы провели ночь с Торопыгой?

— Ну я же сказала!

— Я просто удивился, и все.

— По-моему, это было для крошки настоящим откровением. Он забросал меня вопросами о цветных, как он выражается, как будто мы из другого теста, говорим на другом языке, имеем другие обычаи. Я сказала, что язык и обычаи зависят от области. Черные бывают разными, как и белые. Иные больше похожи на белых, чем на своих соплеменников, а бывает и наоборот. Торопыга ни черта не разбирается в людях.

— Значит, вы переехали от Линды?

— Это Линда переехала вчера вечером. Решила, что ей нужен отдельный номер, чтобы спать попозже и отдыхать днем, готовиться к концерту, чтобы я не мешала ей телевизором. Я съехалась с Торопыгой. Ему с его барабанами не надо так много готовиться. А Дейл съехался с Кертисом. С Дейлом легко иметь дело. Только скажи ему, что тебе надо, и он на все готов. Скажет: «Круто», и точка… Линда и с Кертисом собачится. Нацепила майку, которую ей Стивен подарил, а там надпись: «Выруби поганый звук». Еще бы, как это так, у Кертиса отдельный номер, а у нее — нет! Раскомандовалась.

— Так она в номере рядом?

Вита ткнула пальцем в сторону соседнего номера.

— Вот тут. И проверьте, нет ли на двери изображения звезды. Не удивлюсь, если есть.

Выйдя от Виты, Чили подошел к 168-му номеру и колотил в дверь, пока не услышал, как отодвигается засов и снимается цепочка, после чего перед ним предстала заспанная Линда. При виде его она улыбнулась и, сделав движение ему навстречу, прижалась к нему так, что ему ничего не оставалось, как обнять ее.

— Я так соскучилась, — сказала она.

— Знаете, о чем я иногда думаю, когда я на сцене и даже когда пою? Думаю о разном, но в последнее время здесь, на гастролях, все чаще приходит мысль: как это случилось? Откуда эти люди, тянущиеся ко мне, эти лица? А потом я думаю: что за странные мысли?

Они сидели друг напротив друга на двух кроватях — Линда на разобранной, на которой спала, Чили — на застеленной, рядом с одеждой Линды, валявшейся на покрывале. На Линду падал свет из-за неплотно прикрытых штор, другого света в номере не было. Было видно ее бледное лицо, заспанные, удивленные глаза маленькой девочки в короткой ночной рубашке. Когда она проводила рукой по голове, откидывая пряди со лба, или ерошила волосы, она приподнималась, распрямляла плечи, а потом опять сникала, горбилась.

— Странно, откуда взялось это желание играть, выступать. Может быть, возникло оно потому, что в детстве я недополучила внимания, так как была младшей, хотя в те годы мне казалось, что все нормально. А может быть, это был протест против обыденности вокруг. — Она помолчала. — Что мне надеть на радио?

— Чистые джинсы, — сказал Чили, — и свободную хлопчатобумажную блузку.

— Свободной хлопчатобумажной блузки у меня нет. Есть ажурный топ до пупа. Я все думаю: может быть, таково мое предназначение — выступать перед людьми. Не для того, чтобы развлекать их, но чтобы знали, кто я есть.

— Я считал, что причиной всему ваша любовь к музыке. То, что вам нравится петь и играть на гитаре.

— Да, конечно. Но почему дар этот получила именно я? Меня словно что-то толкает, тянет на сцену!

— Почему вы не можете делать это просто потому, что вам это нравится? — сказал Чили.

— Шерил Кроу уехала из Миссури на старенькой машине, отправилась в Лос-Анджелес, чтобы стать певицей. Добралась, а когда очутилась на четыреста пятой автостраде в час пик, так и обомлела: что это я здесь делаю? Вот и я так думаю, а иногда задумываюсь о всяких глупостях вроде, покупать ли мне машину. А если да, то какую. Я имею в виду — когда деньги появятся. Шерил Кроу тоже думает о разных разностях, когда поет, — вспоминает, например, что надо подшить джинсы. А я размышляю о том, кто будет меня причесывать и гримировать. Шерил пробавлялась бэк-вокалом для Майкла Джексона, Стиви Уандера. Я тоже этим занималась, существуют записи, диски. Шерил, по-моему, лет двадцать потратила на то, чтобы стать тем, кем она теперь стала. Ей уже тридцать семь.