Дети белой богини - Наталья Андреева

Так вот куда она клонит! Матерь Божья!

- Вы даете мне мотив? Правильно я понял? Но тогда получается, что вы соучастница! Ведь вы его ангажировали на это!

- Да бросьте! Горанин решил избавиться от мальчика из ревности. Из элементарной ревнос­ти. Убить, подбросить улики, сфабриковать дело. Это в его духе. И все поверят. Ведь вы не знали, куда с этим пойти. А надо было прийти ко мне.

Умна! Великая женщина! Город никогда не будет ее любить, но что ей за дело до этого? Муж не зря перед ней трепещет. Он в ужасе от ее ума и проницательности.

- И как вы себе это представляете? Я больше не работаю в органах. То, что я делаю, - всего лишь частное расследование. А Герман - стар­ший следователь прокуратуры.

- Я бы себе это не представляла, если бы мой муж не был мэром города. И вы ошибаетесь: Го­ранин больше не старший следователь. Он заме­ститель прокурора.

- Ах, да! Совсем забыл!

- Вопрос решен. Есть вещи, которые вне моей компетенции, но... Убийство есть убийство. Не так ли?

- Вы предлагаете возбудить уголовное дело?

- Только на основании веских улик, которые вы предъявите. - Аглая Серафимовна присталь­но глянула на него.                                      

И тут он испытал великое искушение. Как все, оказывается, просто! Сдать Германа и покончить с этим. Есть дежурный врач, который даст пока­зания. Есть Ирина Михайловна, которая прояс­нит вопрос с курткой. Есть испачканный кровью костюм. Есть ломик, который Герман держал в руках. Он сам, лично, это видел. Есть телефон­ный звонок и Роза с Лешей. В конце концов, есть мотив. Но...

- Я не могу этого сделать, - пробормотал За­вьялов расстерянно и потянулся за чашкой: в гор­ле пересохло.

Получилось очень неловко, чашка упала на пол и разбилась. Он в ужасе смотрел на осколки. Потом нагнулся и стал торопливо собирать их с пола.

- Оставьте! - презрительно сказала Аглая Се­рафимовна. - Уберут.

- Я не могу этого сделать! - распрямляясь, с отчаянием повторил он.

- Удивляюсь, как такой человек почти двад­цать лет проработал в милиции? - холодно сказа­ла Аглая Серафимовна.

- Видите ли... Там, в Москве, люди образо­ванные и неглупые могут найти себе достойное применение. Но у нас город маленький. Нам при­ходится довольствоваться тем, что есть. Прости­те меня.              

Она слегка опешила. Потом покачала головой:

- Ну, знаете! Вы действительно меня уди­вили! Когда вчера вечером вы вошли в эту дверь, я подумала: вот еще один идиот, деревен­щина, которая двух слов связать не может и не имеет представления о приличиях. При виде сто­долларовой купюры кинется отбивать чечетку либо корчить рожи. Мало того, что вы отказа­лись от моего предложения, вы еще извиняетесь за это!

- Вы считаете, что здесь, в N, не может быть порядочных людей?

- В провинции рабочий день заканчивается в пять, а в семь город словно вымирает. Времени перемывать друг другу кости у нас достаточно. Свободного времени, которому мы не знаем цену. А вы, как человек необщительный, либо читаете, либо думаете. Философствуете, раз деньги вас не интересуют. А философия - удел стойких, силь­ных духом, но нищих. Я имею в виду деньги. Можно встать в позу, презреть металл, но... Но есть еще тот мальчик. Павел. Я думаю, вам не­безразлично, что он сядет за убийство, которое не совершал.

Она еще и хороший психолог! Мгновенно про­считала: раз деньги его не интересуют, значит, должно заинтересовать торжество справедливо­сти. С ней невозможно бороться. Но заключить сделку?..

- А если это все-таки не Герман?

- А кто?

- Не знаю. Мне надо еще кое с кем погово­рить. Собрать доказательства.

-Что ж. Вы подумайте. Я все равно найду спо­соб. С вашей помощью или без вас.

- Не сомневаюсь.

Он поднялся, стараясь не зацепиться за что-нибудь, и, неожиданно для себя, неловко покло­нился:

- До свидания. Очень было приятно пооб­щаться.

- Может, и руку мне поцелуете? - с откровен­ной иронией сказала Аглая Серафимовна.

- Извините, не умею.

- Я думаю, мы еще увидимся. - И она неожи­данно добавила: -Заходите как-нибудь. Поговорим.

Аглая Серафимовна предлагает ему дружбу?! Ну, это уж слишком! В дверях он обернулся, и спросил:

- Скажите, а правда, что Павел писал за Ве­ронику сочинения в школе?

- Какая чушь! Еще одна городская сплетня? Они фантазеры, наши жители. У девочки разви­тая, грамотная речь, богатый словарный запас. Павел помогал ей с точными науками. Способ­ный мальчик. Я вообще не понимаю, почему он пошел в юридический.

- Зато я понимаю.

Провожали его девушка в голубом и Миша. Лена подала куртку, охранник вывел на крыльцо. Хмуро спросил:

- Ну как? Договорились?

- Не совсем.

- Ну и правильно. Не связывайся. За Гораниным сила! Город ему достанется.

- С чего ты взял?

- Да говорят...

- Но он всего лишь зам. прокурора!

- Да брось! Зам. прокурора! Ха! - И Миша смачнр сплюнул. - Его мафия крышует. Я еще когда при директоре городского рынка был,, со­образил - дела у них. Неспроста особняки-то ря­дом стоят. Там такие деньги крутятся!

- Что ты об этом знаешь?! - Завьялов вцепил­ся в Мишин свитер.

- Ты че? - Охранник без малейших усилий рас­цепил его руки и легонько тряхнул. Легонько —так что в ушах зазвенело. - Сдурел? Я ж тебе рус­ским языком сказал, не связывайся!

Миша быстро сбежал с крыльца и стал откры­вать ворота.

- Не надо! — крикнул Алексей. — Я пешком.

- Ты че? - удивился охранник. - Темно, по­здно. Отвезу.

- Мне надо воздухом подышать.

- Ты если че, ори громче, - осклабился па­рень, - у нас тут того... небезопасно.

Завьялов улыбнулся и потрогал шрам на го­лове:                         

- Я знаю. Ну, давай. За совет спасибо.

Он шел на огни Фабрики, осторожно ступая по обледеневшей земле. Значит, «хозяева» делят власть. Решают, кому достанется город. Его ма­газины, больницы, школы, жилые дома, Фабри­ка, Заводская, Мамоново и Ольховка. Его исто­рический центр, широкая улица, мощеная стары­ми плитами, его тополя, единственные деревья, которые здесь прижились, вцепились корнями в землю и теперь изо всех сил тянутся ввысь. Пя­тачок и Центральный рынок. И жители - «кровя­ные тельца», которые поддерживают жизнь в этом дряхлеющем организме. Кормят его и поят - тор­гуют, лечат, учат и выписывают счета. Значит, они решаюх.. А город спит.

День пятый

На следующее утро он проснулся от нестер­пимой боли. Словно на голову натянули желез­ный обруч и кто-то невидимый начал затягивать его, умело орудуя гаечным ключом. Перед глаза­ми мелькнула яркая вспышка света, потом все потемнело, и только спустя какое-то время нача­ли проступать контуры предметов. Вот уже кото­рый день вместо завтрака- сигарета. Надо с этим кончать. По счастью, пачка оказалась пустой и, затолкав ее в мусорное ведро, Александр вздох­нул с облегчением: с этим покончено, надо про­явить силу воли.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});