Чернильная кровь - Корнелия Функе

Она бережно переворачивала страницы и все же не могла до конца сосредоточиться, потому что ветер доносил со двора голос Фарида, словно клочок другого мира. Мегги защелкнула застежки переплета, прислушиваясь к тому, что происходило под окнами. Фенолио и Виоланта все еще говорили о неискусных переплетчиках, не обращая на нее ни малейшего внимания. Мегги подошла к одному из занавешенных окон и выглянула из-за гардины. Она увидела обнесенный стеной сад, грядки, покрытые цветами, словно радужной пеной, и Фарида, стоявшего между ними и жонглировавшего огнем, совсем как Сажерук, когда она впервые увидела его огненное представление в саду у Элинор. Перед тем, как он ее предал…

Якопо весело смеялся и хлопал в ладоши. Он испуганно отпрянул, когда Фарид заставил факелы крутиться огненными колесами. Мегги невольно улыбнулась. Да, Сажерук действительно многому его научил, хотя пламя взлетало у Фарида еще не так высоко, как у его учителя.

— Книги? Да нет же, говорю вам, Козимо никогда сюда не заходил!

Голос Виоланты вдруг зазвучал резко, и Мегги обернулась.

— Он не видел ничего хорошего в книгах. Он любил собак, мягкие сапоги, быстрого коня… бывали даже дни, когда он любил своего сына. Но я не хочу о нем говорить.

С улицы снова донесся смех. Брианна тоже подошла к окну.

— Этот мальчишка — отличный огнеглотатель, — сказала она.

— Правда? — Ее госпожа подняла на девушку близорукие глаза. — Я думала, ты не любишь огнеглотателей. Ты вечно говоришь, что они ничего не умеют.

— Нет, этот правда хорош. Куда лучше Коптемаза. — Голос Брианны звучал хрипловато. — Я его еще на празднике заметила.

— Виоланта! — сказал Фенолио с плохо скрытым нетерпением. — Время ли теперь говорить о мальчишке, жонглирующем огнем? Козимо не любил книг, это бывает, но вы все же могли бы рассказать мне о нем побольше!

— Зачем? — Уродина снова поднесла к глазу берилл. — Оставьте наконец Козимо в покое, он умер! Мертвые не могут оставаться среди живых. Почему никто здесь не хочет этого понять? А если вы надеетесь услышать о какой-то его тайне — у него не было тайн! Он мог часами рассуждать об оружии. Он любил огнеглотателей, метателей ножей и бешеный галоп в ночи. Он ходил смотреть, как кузнец кует мечи, он часами фехтовал со стражей на дворе, пока не овладевал всеми приемами не хуже их самих, но если ему приходилось слушать песни шпильманов, он начинал зевать после первой же строфы. Ему бы не понравились стихи, которые вы о нем написали. Возможно, песни о разбойниках пришлись бы ему по вкусу, но что слова могут быть, как музыка, что сердце от них начинает биться быстрее… этого он просто не понимал! Даже казни интересовали его больше, чем стихи, хотя он никогда не был таким любителем этого зрелища, как мой отец.

— Неужели? — В голосе Фенолио звучало удивление, но отнюдь не разочарование. — Бешеный галоп в ночи… — пробормотал он. — Быстрые кони… Почему бы и нет?

Уродина отвернулась от него.

— Брианна! — позвала она. — Возьми вот эту книгу. Если я скажу Бальбулусу несколько лестных слов о его миниатюрах, он, наверное, позволит нам взять ее на время с собой.

Служанка с отсутствующим выражением взяла книгу и снова подошла к окну.

— Но народ его любил, правда? — Фенолио поднялся со стула. — Козимо был добр с простыми людьми — крестьянами, бедняками… комедиантами…

Виоланта провела ладонью по родинке на щеке.

— Да, его все любили. Он был очень красив — как было его не любить? Но что до крестьян… — Она устало потерла близорукие глаза. — Знаете, что он о них всегда говорил? «Ну почему они все такие уроды? Безобразные лица, безобразная одежда…» Когда они являлись к нему со своими тяжбами, Козимо честно старался быть справедливым, но ему было смертельно скучно. Он каждый раз не мог дождаться, когда все это кончится и можно будет снова идти к отцовским солдатам, к лошадям, к собакам…

Фенолио молчал. Лицо у него было такое растерянное, что Мегги стало его жалко. «Может быть, он теперь не захочет, чтобы я его вычитала?» — подумала она и на секунду почувствовала странное разочарование.

— Пойдем, Брианна! — приказала Уродина, но служанка не двинулась с места.

Она зачарованно смотрела вниз, на двор, как будто никогда в жизни не видывала огнеглотателя.

Виоланта, нахмурившись, подошла к ней.

— На что ты так уставилась? — спросила она, выглядывая в окно.

— Он… он делает из огня цветы, — пролепетала Брианна. — Сначала они у него как золотые почки, а потом расцветают, как настоящие цветы. Я такое уже видела однажды… когда была совсем маленькая…

— Замечательно. Но нам пора идти.

Уродина круто повернулась и направилась к двери. У нее была необычная осанка — потупленная голова и гордо выпрямленная спина. Брианна бросила последний взгляд на двор и поспешила за своей госпожой.

Когда они вышли в мастерскую, Бальбулус растирал краски — голубую для неба, красно-коричневую и бурую для земли. Виоланта что-то зашептала ему на ухо. Вероятно, это были похвалы. Она показала на книгу, которую несла Брианна.

— Я прощаюсь с вами, ваша светлость! — сказал Фенолио.

— Да-да, идите! — ответила она. — И когда в следующий раз придете меня навестить, не задавайте мне вопросов о моем покойном муже, а лучше принесите одну из песен, которые вы пишете для комедиантов! Они мне очень нравятся, в особенности о том разбойнике, что не дает спокойно жить моему отцу. Как там его зовут? Ах да — о Перепеле.

Фенолио слегка побледнел под темным загаром.

— Почему… Почему вы думаете, что я автор этих песен?

Уродина рассмеялась:

— Вы, видимо, забыли, что я дочь Змееглава? У меня, разумеется, есть осведомители. Вы испугались, что я расскажу отцу, кто пишет эти песни? Не беспокойтесь, мы с ним не так много разговариваем. И потом, его гораздо больше интересует человек, о котором идет речь в этих песнях, чем тот, кто их написал. И все же, будь я на вашем месте, я бы пока оставалась по эту сторону Чащи.

Фенолио поклонился с вымученной улыбкой.

— Я запомню совет вашей светлости, — сказал он.

Окованная железом дверь тяжело захлопнулась за ними.

— Проклятие! — пробормотал Фенолио. — Проклятие, проклятие!

— А что такое? — Мегги с тревогой посмотрела на него. — Ты о том, что она сказала о Козимо?

— Ерунда! Не в этом дело! Если Виоланта знает, кто пишет песни о Перепеле, то уж Змееглаву это тем более известно. У него осведомителей куда больше, чем у нее. А если он не захочет оставаться по ту сторону Чащи? Ну ладно, может быть, мы еще успеем что-нибудь предпринять…

— Мегги, — прошептал он, ведя ее вниз по узкой винтовой лестнице, — я ведь как-то говорил тебе, что написал Перепела с одного человека. Угадай, с кого? — Он выжидательно посмотрел на нее. — Понимаешь, я люблю брать для своих персонажей образцы из жизни, — продолжал он заговорщическим тоном. — Не все писатели так делают, но у меня они получаются тогда гораздо живее. Я беру от настоящего человека выражение лица, повадки, походку, голос, иногда родинку или шрам, то да се — и персонаж обретает плоть и дыхание, так что всякий, кто о нем читает или слышит, видит его перед собой, как живого. Для Перепела выбор был невелик. Он должен быть не стар, но и не слишком молод и, конечно, не толст и высокого роста — ведь герой не может быть низеньким толстяком или уродом, то есть в жизни, конечно, может, но не в книге… Нет, мой Перепел должен быть высок и строен и располагать к себе людей…

Фенолио смолк. Сверху послышались торопливые шаги, и над ними на грубо высеченных ступенях показалась Брианна.

— Простите, — сказала она, виновато оглядываясь. Похоже, она выскочила сюда без позволения хозяйки. — Но… этот мальчик… Вы не знаете, кто научил его так жонглировать огнем?

Она смотрела на Фенолио с таким выражением, словно больше всего на свете ей хочется получить ответ и в то же время она боится его услышать.

— Не знаете? — переспросила она. — Не знаете, как зовут этого человека?

— Сажерук, — ответила Мегги вместо Фенолио. — Его научил Сажерук.

И лишь произнеся это имя во второй раз, она поняла, кого напоминает ей лицо Брианны и рыжеватый отлив ее волос.

28

НЕ ТЕ СЛОВА

Пусть рыжина тебе и смех мой шалыйОстанутся. А прочее — не в счет:В чем был негодник я иль добрый малый,Как мертвый лист, теченье унесет.

Пауль Цех. Баллада о маленьком Флорестане (подражание Вийону)

Когда Брианна галопом въехала на двор Роксаны, Сажерук как раз отгонял Пролазу от курятника. При виде дочери у него перехватило дыхание. Она была одета, как дочь богатого купца. С каких пор служанки ходят в таких нарядах? И конь под ней — в драгоценной сбруе, с седлом, расшитым золотом, и такой лоснящейся вороной шерстью, будто ее целый день чистят и гладят три конюха, не меньше — тоже не подходил к здешней обстановке. При ней был солдат, одетый в зеленую с серебром форму. Он равнодушно смотрел на бедный домишко и грядки вокруг. Зато Брианна смотрела только на Сажерука. Она выпятила подбородок, совсем как мать, поправила заколку в волосах и неотрывно смотрела на него.