Рыцарь - Андрей Смирнов

Али с рычанием выхватывает саблю и бросается к пленнику. Но тот отступает в сторону, и Али промахивается. Движения сарацина вялы и замедленны.

Юсуф глядит на него с изумлением.

– ...Али, Али, – укоризненно продолжает граф, и тонкая усмешка играет на его устах, – отказавшись от одного господина, тебе следовало бы принять другого – того, на службе у которого тебе было бы позволено делать всё то, что тебе так нравится. А так ни там, ни тут никто не владеет тобой и в результате каждый, – тут он протягивает к Али правую руку, – может посягнуть на твою жизнь. Ты слышал, что я колдун? Это правда. Видишь, как в моей руке бьётся твоё сердце? А теперь – смотри.

Он сжимает руку и делает движение, как будто бы давит в кулаке что-то.

Сарацин хрипит. Хватается за грудь и падает на колени. Сабля, выпущенная из руки, утыкается в ковёр. Али валится набок. Рот его раскрыт, изо рта вытекает слюна.

Юсуф аль-Кейсар отрывает рот, чтобы позвать телохранителей, но голос его слабеет под взглядом Альфаро. Граф приближается к нему. Юсуф молится, и губы его и в самом деле бормочут что-то, однако разум его чист и полон только одним – ужасом перед наступающим человеком.

Альфаро, не отпуская его взгляда, становится вплотную к Юсуфу. Тот пытается вытащить саблю, но тело отказывается служить воле своего хозяина. Взгляд графа – тьма, и Юсуф чувствует, как постепенно его собственный разум тает и растворяется в этой тьме. Глаза Альфаро совсем близко: Юсуф ощущает на своём лице дыхание этого человека.

– Мальчик, – шепчет граф, – твои молитвы не спасут тебя от меня. Напротив, в некотором смысле даже хорошо, что твоё внимание сосредоточено на бормотании слов, которые ты и раньше повторял слишком часто, чтобы их смысл успел выветриться у тебя из головы... Мальчик, я не имею власти над сроком твоей жизни, но твой разум и память... Право же, Аллах не слишком обидится, если я подправлю их самую малость. Слушай же и запоминай...

* * *

...Когда через двадцать минут они выходят из шатра, сарацинские воины, охраняющие солдат графа Альфаро, весьма удивляются тому, что военачальник Али зачем-то остался в шатре, а Альфаро и Юсуф аль-Кейсар идут рядом, как равные.

– Развяжите людей графа Альфаро и верните им оружие, – медленно приказывает юноша. – Проводите их, куда они пожелают. Я отпускаю их.

Среди солдат возникает лёгкий удивлённый ропот, однако то, что приказал Юсуф, исполняется. Альфаро, Мигель и десять графских телохранителей садятся на коней.

* * *

Когда они вступают на перевал, граф поднимает руку, приказывая своим спутникам остановиться.

– Мигель, – говорит он, кивая на знакомое возвышение, – поднимись на уступ и сообщи нам, чем заняты сарацины.

Мигель исполняет приказание. Когда он возвращается, вид у него более чем растерянный.

– Дон Альфаро, сарацины собирают лагерь. Кажется, они собираются снять осаду.

Граф смеётся и трогает коня с места...

...Когда они спешиваются во дворе замка Кориньи, к Мигелю подбегает слуга и что-то шепчет ему вполголоса.

– Мой господин, – говорит Мигель графу, – женщины прибыли.

– Наконец-то. Ко мне их. Живо.

...В большом зале замка он усаживается в своё кресло и, стащив с рук дорожные перчатки, бросает их на пол. Пока слуги снимают с него сапоги, Мигель вводит в зал двух женщин.

Одна – стара и безобразна. Она тяжело дышит и при ходьбе опирается на длинную палку. Вся её одежда увешана бирюльками и вырезанными из кости фигурками. Вторая молода. На ней крестьянская одежда. Она с беспокойством глядит по сторонам и не выпускает руку старухи.

Дон Альфаро рассматривает их. Некоторое время.

– Можешь ничего не рассказывать, – говорит он старухе. Говорит не на местном наречии, а на провансальском, говорит так же свободно, как будто это его родной язык. – Всё, что ты рассказала моим людям, я уже знаю. Знаю я и то, как поначалу ты спутала своего господина с инструментом, который был предназначен для того, чтобы исполнить его волю. Это большая глупость, Рихо.

Старуха перебирает завязки на своём платье и кланяется:

– Так, господин граф. А что до того человека... Так ведь понимаете – не знала я ведь ничего. Мой повелитель в видении обещал, что придёт. А когда тот рыцарь явился, так я подумала, что это он и есть. Больно уж не похож он был на обычного-то человека. Да и когда волю его хотела отнять, не вышло у меня ничего, а будто оттолкнуло меня от него что-то. Вот я и подумала: может, это и вправду мой господин? Может, вошёл он в человека, а освоиться как следует не сумел, а потому и говорит временами что-то совсем непонятное?

Граф негромко смеётся:

– Ты дура, Рихо.

– Вот уж вы правы, ваша светлость, – дура дурой, – старуха тоже пытается засмеяться в тон Альфаро, но получается у неё не очень естественно, – это уж потом от ваших уже людей я узнала, зачем господин привёл в Лангедок этого рыцаря и чего от него хотел добиться... Жаль, конечно, что не всё вышло так, как вы хотели...

– Вышло так, что лучше и не придумаешь, – перебивает её граф, – а то, что моим людям не пришлось вылезать, чтобы подправить события, – так это даже и хорошо. Один дьявол только и знает, что мог бы натворить наш отшельник, если бы почувствовал чужое вмешательство. А так... Вышло – лучше и не придумаешь, – повторяет он.

– Значит, удалось? – осторожно спрашивает старуха. – Ведь мы, после того как ваши люди нас из деревни взяли, и не слышали ничего толком про то, что там дальше случилось.

Альфаро несколько секунд, улыбаясь, смотрит на старуху.

– Можешь радоваться, старая ведьма. Твоя порча оказалась удачна, как никогда. Приманила, как я слышал, к вашей деревеньке целую банду.

– А дальше-то, дальше-то что было? – спрашивает старуха, и живой интерес вспыхивает в её глазах.

– А с госпожой Амандой что? – набравшись смелости, спрашивает её молодая спутница. – Плохо, если с ней что-нибудь случилось, потому что она нам никогда зла не чинила...

Альфаро, не отвечая, смотрит на них, и под его взглядом женщины теряются. Улыбка графа становится шире, в ней сквозит какое-то умиление.

– Зачем вам это знать? – спрашивает он. – Для всего мира вы мертвы. К чему мёртвым интересоваться такими подробностями?

Женщины в замешательстве.

– Приведи солдат, – говорит граф Мигелю.

А когда вооружённые люди появляются в зале, граф распоряжается:

– Старуху – сжечь... Эй, куда вы её поволокли? Стоять. Сначала – при мне – свяжите ей руки, завяжите глаза и рот. Эта женщина – ведьма, и она может околдовать вас. А что до молоденькой... – Он задумчиво глядит на Жанну и снова переходит на южнофранцузский диалект. – Девочка, отвечай на мои вопросы правдиво, ибо от этого зависит твоя жизнь. Ты уже присягала Великому Мастеру, или же, как его именуют в просторечье, Сатане?

Жанна с ужасом смотрит на бабку, которую солдаты валят на пол и вяжут руки, потом – с ещё большим ужасом – на графа и отрицательно трясёт головой.

– Превосходно. Доводилось ли тебе когда-нибудь встречаться... с отшельником Иммануилом, который жил недалеко от вас?

– Да... Один раз... Я видела его издалека... Бабушка запрещала мне разговаривать с ним.

– Твоя бабушка совершала иногда и довольно разумные поступки... – Лицо графа озаряется улыбкой.

– Итак, – произносит он с удовлетворением, – все в сборе. Ненависть, Истина и Сила. В темницу её! Да стерегите получше.

Глава третья

...Родриго умер не сразу. Несмотря на тяжесть полученных ран, он был ещё жив, когда мы с Жаном вынесли его с ристалища. Каким-то чудом он сумел протянуть ещё несколько часов, сражаясь со смертью с таким же упорством, с каким бился со своими врагами при жизни. Уже зашло солнце, а он всё медлил ступить за последний рубеж, отделяющий живых от мёртвых. Было ясно, однако, что до утра он не дотянет.

* * *

...Ричард Английский и другие гости графа Раймона пировали во дворце, отмечая завершение турнира, а мы с де Эльбеном сидели перед шатром Родриго и смотрели на пляшущие языки крохотного костерка, разгонявшего тьму. Не в наших силах было чем-либо помочь барону. Единственное, что мы могли сделать, – найти священника, который подготовил бы барона к смерти, проведя все те обряды, коим жители этого века придавали такое большое значение. Родриго, который то приходил в сознание, то снова уплывал в забытьё, сейчас разговаривал с ним, а мы с де Эльбеном ждали завершения этого разговора, потому что больше нам делать было нечего.

– Никогда от Ричарда не было добра, – неожиданно проговорил тамплиер. – Ни для кого.

Я промолчал.

– У него только и есть, что показной блеск, который слепит многих. На деле же... – Ги качнул головой. – У него есть слава, но он не сделал ничего, что стоило бы воспевать или что стоило бы помнить. Если бы только он не был королём...

Снова установилось молчание. Длинной палкой я поворочал угли в костре. Тут Ги посмотрел мне за спину, и я, почувствовав сзади какое-то движение, оглянулся.