Август - Тимофей Круглов

Кричал: лучше России нет на свете страны! И сейчас от этих слов не откажусь. Родина. Русские должны жить в России. Но даже за одно это слово — русский — все сильнее бьют, хуже, чем в фашистской Латвии. Зачем жить? Как смотреть в глаза тем, кто поверил, что только в России спасение русскому соотечественнику? Но ведь разве я соврал? Разве не так? Так что ж болит, не переставая, сердце? Почему любая новость несет в себе разочарование? Что мне нужно, чего не хватает, Толян? Как все просто было раньше, как просто.

Катерина — умнейшая из женщин, сказала: смирись. Не найдешь рая на земле, все это было и будет всегда — и бардак, и нестроения житейские, и вранье, и измена. Народ плевать хотел и на власть, и на тебя тоже. Народ сам себя управит, и сам возродит, ты-то кто такой, чтобы указивки ему раздавать? Что ответишь? Нечего отвечать на такие слова. Надо просто доживать, сколько Бог даст. Кусок хлеба добывать, на лекарства зарабатывать, косить летом газон, зимой топить систему, никому говна не делать и всё. Вот детишек еще помочь на ноги поставить, — Петров с Люсей просят Толику крестным быть — меня ждали — большая честь. Сиди, Иванов, в келье под елью, молись за крестников, да не греши. Не суди народ — не судим народом будешь.

Есть еще в жизни радости! Так что, главное — это радости? Что ж ты тут, философию из себя выворачиваешь, а на самом деле просто жалеешь, что зубов уж нет, чтобы мясо жрать, что сердце уже не то, чтобы баб любить? Водку уж давно не пьешь, так не потому, что не хочешь, а потому, что не можешь! Что тебе до народа русского? Врешь ты все, Иванов. Поблудил бы еще, поджег бы жизнь с обоих концов, да вот только нету большей моралистки, чем старая блядь. Вот и сиди себе дома, не смеши людей, не пиши статей, не ври жене, что устал — иди лучше посуду помой или дров поколи.

Эх, Толян, Толян. Ты же крепкий такой был, тебя бы еще на сто лет хватило — пожить с молодой женой по-человечески! Что ж ты, брат? Покорился бы, знал же, что это тебя не компаньон обворовывает, а генерал проверяет — смирился, аль нет? Отдал бы свою фирму, не лез бы в бутылку, поняли бы — спекся подполковник Мурашов, завязал. Не опасен больше. И оставили бы жить. И тебя, и Дашу твою. И фирму бы вернули — пользуйся. Но ты знал, знал нашу тайну: сделанное — не может стать несделанным.

* * *

— Комары пропали, вот чудо! — неожиданно восхитилась Катерина. Белую тонкую шаль — подарок мужа, потянула с плеч, повесила бережно на ручку шезлонга, в котором сидела, вытянув ноющие ноги, наслаждаясь покоем. Глаша с Люсей, — сильные, молодые, как-то незаметно взяли в руки всё хозяйство: разогревали горячее, остужали холодное, мыли посуду, протерли даже полы на кухне. Сами заваривали и разливали чай, уже и самовар перешел из рук Иванова в ведение Андрея Николаевича. Вот он, рядом, стругает лучину, щурится от дымка. А комаров нет. Дымок есть, а комаров нет. Чудеса.

Меж тем, утренняя заря разгоралась все ярче. Солнечные первые лучи столбами света пронзали легкий туман меж елками. Тихонько хлопнула дверь в сенях — это Саша пошел в дом — проверить пропавшего Иванова. Машенька легким неслышным шагом плыла в потемневших от росы светлых туфельках от гостевого домика — беспокоилась — спят ли близнецы. Кирилл травит анекдоты Люсе и Глаше, да не забывает настоечку подливать и себе, и им. Смех женский журчит тихонько ручейком безостановочным.

— А Круглов так и не появился больше, зря я наругалась на старика днем, подумаешь, выпил стаканчик, ой, нехорошо, обидела соседа ни за что. Но занавесочка-то у него в спальне на втором этаже шевелится, не спит, подглядывает Тимофей! Ну, сосед, ну нет слов какой любопытный до жизни! А Миша с Ларисой, соседи слева, опять в трудах. Вернулись домой заполночь, а уж скоро опять встанут и на торговлю — сезон, дачники понаехали. Надо бы молочка у них парного, да сметанки, да маслица своего для гостей спросить. И яичек домашних, да еще, может, попросить барашка зарезать завтра — пусть мужики трескают, вон их сколько у нас собраааалоооось.

Заснула Катя. Умаялась.

А гости все никак не угомонятся, вот и Валерий Алексеевич вышел с Сашей из дома повеселевшим, повел среди ночи показывать гордость свою — маньчжурский орех. Да какая там ночь? Солнце вовсю светит, петухи у Миши орут на всю Вырицу! А женщины у самовара, взбодренного Петровым, все смеются, все Кирилла пытаются одолеть в словах. А тот стоит гоголем, не видит, что сзади Машенька подошла и — руки в боки — смотрит на разошедшегося полковника своего с немым изумлением.

— А вот, был еще случай в деревне у нас! Бабка одна, так же, как мы, села у самовара и давай чаи гонять. Так что вы думаете? Описалась — ноги обварила! Вот вы смеетесь, а нам пришлось «Скорую» вызывать!

— Ну ладно, ладно — это сказка, понятно, я сейчас про соседа нашего — Мишу быль расскажу! Вы незнакомы еще, но познакомлю вас непременно — интересный мужик! Все образование после 8 классов — те книги, что в тюрьме прочитал. А время читать у него было, если все сроки за «хулиганку» сложить, не меньше чертовой дюжины наберется. Так вот, вышел Миша последний раз, женился, остепенился, честней человека, работящей и оборотистей в поселке вряд ли теперь найдешь. Но удаль прежняя иногда просыпалась в нем поначалу. И ведь опять — было дело — за чужую дурь пострадал человек! Поехали они с друзьями на рыбалку. Миша с женой, все честь по чести, сидит, рыбу удит, водки не пьет, потому как за рулем.

А приятели, малознакомые, к тому же, так уж получилось, выпили крепко и решили поехать в соседний поселок на танцы. В клуб — на дискотеку. Кому их везти? Ну, раз Миша не пил, так ему, конечно!

Поехали. Время к вечеру. На площади перед клубом толпа роится. И встретил один из приятелей Мишиных старого своего обидчика по какому-то делу. А может, наоборот, приятель тот мужика местного обидел, кто теперь разберет, как на самом деле было?

В общем, слово за слово, чуть не драка началась. Миша из машины выходит, в чем дело толком не понимает, но знает с детства: наших бьют, в стороне не оставайся. За то и сидел три раза, честно говоря.

А вид у него, надо сказать, страшноватый, если кто с непривычки. В наколках весь — от пальцев ног — до бровей. Прямо синий, когда разденется. Ну и тут, лето, жара, — в одних шортах вышел Миша из машины, — народ местный, конечно, отхлынул в стороны.

А Миша посмотрел на толпу с высоты своего двухметрового роста и говорит: «Вы не бойтесь, я вашу деревню сильно бить не буду! Так, поучу слегка»! И тут самое главное начинается. Садится Миша на крылечко клуба и медленно, аккуратно начинает снимать тяжелые ботинки, на рыбалку специально надетые.

— Мужик, ты что делаешь? — из толпы спрашивают.

— Ботинки снимаю. Чтоб не зашибить кого ненароком, — невозмутимо басит наш герой. Ну, тут, понятное дело, не дожидаясь, пока всей деревне смерть придет, выскочил откуда-то сзади местный парень побойчее, да как даст Мише арматуриной по затылку, тот и с копыт долой. А приятели, за которых он заступаться пошел, давно разбежались, конечно, кто куда.

— Жена его подобрала, отвезла в больницу — выходили. Другой бы помер, ясное дело, но только не наш — вырицкий.

— Не может быть такого, Кирилл, вы обманываете, — заливалась Люся и не могла смех остановить, прямо грудь заболела.

— Вот, ей Богу, не вру, сам слышал, как Миша эту историю Иванову рассказывал. Да и не врет Миша никогда, он у нас парень честный.

— Боти-и-и-и-нки снял! Чтоб деревню не зашибить! И-и-и-и-и-и-и — визжала, дрыгая ногами, Глаша, совсем как девчонкой, в глупые 15 лет.

Кирилл, довольный произведенным эффектом, налил всем присутствующим по хрустальной рюмочке малиновой и кратко произнес тост:

— Ну, за вырицких!

Все замахнули, не чинясь. Весело было, разносолов разных съедено много, воздух свежий, прохладный, никто не пьянел, только сердце мягчело, и кружилась чуть-чуть голова от радости, от лета, от прошедшего длинного дня и от белой сказочной ночи, плавно от заката перешедшей к рассвету и новому счастливому дню.

Петров, махнувший, наконец, рукой на подуставший за сутки самовар, подошел к Люсе, обнял ее сзади за плечи, уткнулся носом в душистые волосы, поцеловал любимый русый завиток на белой шейке, — Люся прикрыла глаза от счастья, а Андрей выпрямился и весело сказал:

— История непростая, со смыслом. Были мужики у нас, много нас было. И по одному на деревню выйти не страшились, но по-честному. Сапоги снимали, свинчатку подлую в кулак брать стыдились. Как таких не обмануть? Теперь все умные стали. Не то, что за малознакомых приятелей драться не пойдут, никого защищать не станут, даже себя. Но, слава Богу, не один еще у нас такой Миша остался. Вот об этом наверху забыли, а зря. Рано страну хороним, господин полковник, не так ли?

Кирилл не ответил. Пожал плечами, попрощался и повез Машеньку домой — на соседнюю улицу — спать.