Хозяйка Фалкохерста - Ланс Хорнер

Лукреция Борджиа облегченно перевела дух. Теперь, когда опасность миновала, она была готова позволить чужаку сколько угодно разглядывать и тискать ее сыновей.

– Она такая превосходная кухарка, что я приобрел бы и ее в придачу, – признался Бегли, восхищенно глядя на Лукрецию Борджиа.

Максвелл покачал головой, Хаммонд прыснул.

– Она не продается, мистер Бегли. – Он вскочил и обнял кухарку за талию. – Лукреция Борджиа – это Фалконхерст, а Фалконхерст – Лукреция Борджиа. – Он вспомнил, как крепко прижимался к ней после смерти матери, сколько слез пролил у нее на груди. – Лукрецию Борджиа мы никогда не продадим!

– Боюсь, что на сей счет мы не договоримся, мистер Бегли. – Максвелл жестом выпроводил Лукрецию Борджиа вместе с близнецами и продолжал: – Лучше скажите, каковы ваши намерения по части моего товара. Я покажу вам самые лучшие экземпляры. Мне не хотелось бы, чтобы вы тратили ваше драгоценное время на осмотр сомнительного материала. Итак, ваши намерения?

– Я собирался прикупить двух-трех негров на развод. У нас в Хай Пайнзе много хороших негритянок. Почему-то у нас родятся почти сплошь одни девочки, поэтому возникла нехватка в производителях. Я всегда ищу возможность улучшить свое поголовье, а для этого не найти ничего лучше, чем ваши фалконхерстские негры. От парней, купленных у вас в Новом Орлеане пару лет назад, я уже получил славных детенышей, после чего продал их в Луизиану шурину.

– Надеюсь, ваш шурин не станет использовать их на сахарной плантации, – сказал Максвелл, хмурясь. Он не для того выращивал негров, чтобы те гибли на рубке сахарного тростника.

– Где там! Они – гордость его плантации! Он только и делает, что хвастается ими. Зато я теперь остался без производителей, потому и приехал.

– Тогда прошу в гостиную. – Максвелл встал, вытер рот кружевной салфеткой и сказал Хаммонду: – Достань-ка мои племенные книги. Хочу показать мистеру Бегли свой первосортный товар, а его следует сначала подобрать по книгам.

– Да, папа, сейчас, – Хаммонд поспешил выполнить отцовское поручение. – Ты, видимо, имеешь в виду чистокровных фалконхерстских ребят: Дабни, Крауна, Тусала?

– Этот юноша неплохо разбирается в неграх, – похвалил Максвелл сына. – Иногда мне начинает казаться, что он обогнал по этой части меня самого.

Лукреция Борджиа подслушивала, припав ухом к двери. Окончательно успокоившись, Она любовно отвесила каждому сыну по шлепку по голой попке.

– Сегодня у вас на завтрак вафли с патокой, – объявила она. – У нас праздник: ни вас, ни меня не продадут. Масса Хам прикипел к вам душой, а как сказал масса Уоррен, масса Хам разбирается в неграх получше остальных. Это в его-то возрасте!

Глава XVII

Понедельник свято соблюдался в Фалконхерсте как день стирки. Обычно рано поутру к кухонной двери подходила прачка Ненси, приглашенная Лукрецией Борджиа позавтракать. Лишь по случаю большой стирки бедняжка Ненси удостаивалась чести отведать кушаний для белых в Большом доме. Лукреция Борджиа знала, чем лучше она ее накормит, тем большую требовательность сможет потом проявить. Сама она не опускалась до стирки, но внимательно следила за работой Ненси. В результате белье в Фалконхерсте было чище, чем где-либо еще в целом свете. Простыни и наволочки сияли белизной, рубашки Максвеллов были тщательно отутюжены; не менее скрупулезному обращению подвергались белые крахмальные передники самой Лукреции Борджиа – предмет особой заботы старательной Ненси.

В то утро в понедельник Ненси уписывала за длинным кухонным столом овсянку и бекон, когда внезапно вошел Хаммонд в сопровождении раба-квартерона – кожа у миловидного юноши была цвета кофе с молоком. Лукреция Борджиа только что налила себе очередную чашку кофе и собиралась предаться с Ненси сплетням – вот главное средство, с помощью которого она держала руку на пульсе всех событий на плантации.

Появление Хаммонда было в связи с этим очень некстати.

– Что вам нужно, масса Хам, Одри? – Задавая незваным гостям этот нетерпеливый вопрос, она в сердцах прогнала от стола одного из своих близнецов.

– Мы с Одри отправляемся на реку. Хотим искупаться в омуте. Сделай-ка нам сандвичей, чтобы мы не возвращались сюда обедать. Отец отпустил нас, потому что сам поехал с Мемом на лесной участок, где мне нечего делать.

Ей очень не хотелось отпускать его к омуту, однако она не посмела воспротивиться самому Максвеллу. Тем не менее никто не мешал ей поделиться своими опасениями.

– Там слишком глубоко. Можно в два счета утонуть. Вы уверены, что хорошо плаваете, масса Хам?

Своих сыновей-близнецов она любила, в Хаммонде же просто души не чаяла. Зато Одри – паренька чуть старше Хаммонда, несколько лет подряд остававшегося его товарищем по играм, – она презирала. Отчасти это объяснялось тем, что Хаммонд проводил в его обществе больше времени, чем в ее, отчасти завистью, которую вызывала у нее его светлая кожа. Сказывалась тут и излишняя для мальчика миловидность Одри. Волосы у него были слишком длинными и кудрявыми, щеки слишком гладкими, глаза опушены чрезмерно густыми ресницами, а губы чрезмерно пухлыми и красными.

– Я научил массу Хама плавать, Лукреция Борджиа, так что теперь он хороший пловец. – Одри адресовал Лукреции Борджиа обворожительную улыбку, продемонстрировав безупречные зубы.

Она тоже улыбнулась, но вложила в свою улыбку изрядную дозу презрения.

– Погоди, вот взгромоздишься на аукционный помост в Новом Орлеане – там и будешь лыбиться! Не знаю только, кто на тебя польстится. У тебя еще нет потомства, а пора бы! Если хозяин и сумеет тебя продать, то только как изнеженного домашнего мальчишку, в котором нет соку, чтобы заделать потомство.

– Соку во мне хоть отбавляй, мисс Лукреция Борджиа, мэм, и не только его. – Он похлопал себя по причинному месту, возбудив в Лукреции Борджиа законное любопытство.

– А потомства нет как нет, – не сдавалась она.

– Потому что у меня нет на это времени. Я играю с массой Хамом и не успеваю покрывать девок. Ничего, вот получу от массы Максвелла девку – она у меня и глазом не успеет моргнуть, как забеременеет.

– Где тебе! – отмахнулась она. – Неженка ты, вот кто! Ничего, ты у меня дождешься. Сдается мне, ты учишь массу Хама не только плаванию.

Погрозив Одри пальцем, она направилась к плетеной корзине. Вывалив из нее грязное белье, тут же принялась сортировать простыни. С омерзением отбросив две простынки с раскладушки, на которой ночевал в спальне Хаммонда Одри, она внимательно осмотрела четыре простыни, принадлежавшие Хаммонду и Уоррену, а затем положила конец трапезе Ненси словами: