Ремейк Нового года - Анна Литвинова

Как ни не хотел этого Данилов, он все-таки проснулся. Он не понимал, что с ним и где он находится. Все вокруг было темно. Алексей лежал, одетый, навзничь. У его изголовья сидела девушка. Прохладная ее рука лежала на его горячем лбу. Это был не сон.

Она молча наклонилась и еще раз поцеловала его. И это тоже не было сном. Опять тот самый поцелуй. Тот самый, что он ощутил тогда во мраке клуба, тот самый, что он искал все эти долгие недели, тот самый, что только что снился ему. Это походило на блаженство.

Через минуту — а может, через век — она оторвалась от него.

— Кто ты? — испуганно, не веря в свое счастье, пробормотал он.

— Я — она, — весело проговорила девушка. Это был тот самый голос, голос с серебряными колокольчиками.

— Как… Как ты нашла меня?.. — прошептал он, привставая на своем кожаном ложе.

— Я всегда была здесь, — со смехом ответила она.

«Здесь… здесь…» — отозвался в нем ее смех. И вдруг он все понял. Истина ослепила его. Она — одна из тех, кого он не замечал, кто молча таскал ему кофе, кого он видел в офисе каждый день…

— Боже… — выдохнул он. Потом крепко схватил ее запястье. — Я тебя никуда не отпущу!

— Будем надеяться, что теперь — нет, — легко и весело отозвалась она. И добавила лукаво: — Раз уж ты так долго искал…

Спасти олигарха

Банька на участке — вот романтика! Гости от нее без ума. Жгучий пар, пахучие веники, за крошечными оконцами — ярко-белый, не чета городскому, снег. В тесном предбаннике пьют ледяное пиво, задыхаются в парилке, прыгают голышом в сугроб… «Ах, Ниночка, как тут чудесно! Какая же ты счастливая!»

Только и остается кисло улыбаться и бормотать: «А вы приезжайте почаще… Мне для вас пара не жалко!»

Баня для городских гостей — это особый колорит. Как шапки-ушанки для иностранцев. А деревенский дом с жарко протопленной печью — вообще символ России. Гостям, бледным от московского смога, кажется, что здесь, в Веретенниках, и есть настоящая жизнь. Свежий воздух, могучие ели, следы зайцев и лис на снегу… Кто ни приедет, обязательно воскликнет: «Да у вас тут как в сказке!» (А особое умиление у столичных жителей вызывают бабули, что бредут к колодцу с ведрами на архаичном коромысле.)

Нине не жаль: пусть гости восхищаются. И пусть никогда не узнают, каково это: жить в деревенском доме без удобств. Когда на улице — хлесткий минус, а в кране — ледяная вода. Туалет во дворе, помыться-постирать — только в бане, асфальта нет, телефон — один на всю деревню… В общем, колорит.

От столицы до Веретенников — всего двадцать два километра, а жизнь тут — словно на другой планете. В Москве — иллюминация, меха и супермаркеты, а в Веретенниках — два фонаря, ватники и сельпо. В столице — кого только не встретишь, целая панорама характеров. Юные милашки на «БМВ», «голубенькие» пареньки в узких джинсах, жесткие бизнес-леди, стильные рокеры в кожанках и еще миллион самых разных типажей. В Веретенниках роли незыблемы: если мужчина — то должен вполсилы работать и напиваться дешевой водкой, если баба — вести хозяйство и выть на свою горькую долю. А молодежь бежит от Веретенников как черт от ладана. Кто в институт поступает и сбегает в общагу, кто московских мужей-жен ловит, кто снимает в столице квартиру и пашет как бешеный, чтоб заработать хоть на какое жилье.

Нина тоже не сомневалась: она уедет из Веретенников. Она молода, талантлива и красива, и в деревнях такие люди не остаются. Но если у Нининых одномерных одноклассниц мечта-воробей: почитают за счастье, когда удается поступить в Текстильный институт и подцепить москвича с однокомнатной квартиркой в Капотне, то у Нины — мечта-сокол. Учиться — так в МГУ, работать — как минимум в крупной корпорации, а жить — в центре столицы или в загородном особняке.

— Аппетиты безразмерны и потому нереальны, — сказала школьная учительница, с которой Нина поделилась своими планами.

— Увидите, — пожала плечами Нина.

— Сбавь, Ниночка, запросы. Обломает тебя жизнь… — пророчила училка.

— Увидите, — повторила Нина.

И в июле, когда закончились вступительные экзамены в МГУ, прибежала к учительнице — похудевшая, бледная, с красными от бессонных ночей глазами, но с цветами и гордой вестью: «Я поступила!»

А на третьем курсе, когда английский с немецким были доведены до совершенства, в зачетке улыбались сплошные пятерки, а научно-исследовательские работы стабильно побеждали на межвузовских конкурсах, Нина снова докладывала учительнице:

— Я устроилась на работу. В крупную корпорацию, как и хотела. Пока — только ассистентом, и зарплата средненькая, и на «вечерку» переводиться придется. Но зато какие перспективы!..

И добрая учительница радовалась вместе с Ниной и желала ей удачи в дальнейшем покорении Москвы и мира, но по-прежнему советовала умерить аппетиты — чтоб не было, как она говорила, горьких разочарований…

Но аппетиты, как ни старалась учительница, у Нины остались прежними. И поэтому, решив вопросы с учебой и с работой, она целенаправленно взялась за поиски мужа с квартирой в центре (а лучше, конечно, с особняком).

Но добиться успеха вихрем, с наскока, не вышло. Нет, на пути, конечно, попадались достойные кандидаты, однако хорошая жилплощадь имелась только у стариков, а выходить за них замуж Нине совсем не хотелось. Молодые же симпатяги, кто тоже владел личными квартирами, жили в редкостных дырах вроде пресловутой Капотни или отличались неоправданным гонором. Полагали, что за столичную прописку ты всю жизнь обязана голос не повышать, обед подносить и благодарить как минимум по три раза на дню.

Такие условия Нину никак не устраивали, и поэтому она решила не спешить. «Или найду себе принца — если придется выслушивать попреки, так хоть за особняк, а не за девять метров жилплощади, или такую карьеру сделаю, что сама на особняк заработаю». А пока жила в Веретенниках, и коллеги, столичные жители, ей даже завидовали, ведь ни у кого не было такой баньки и такого чистого, сладкого воздуха…

На то, что приходится вставать в пять утра и полчаса идти через лес к автобусу, а белье сдавать в прачечную, а потом волочь домой на своем горбу, Нина никому не жаловалась. Зато рассказывала, как весной она ходит за подснежниками (экологической милиции в Веретенниках нет, можно сколько угодно рвать), летом — за полевыми цветами и темной от спелости малиной, а осенью — за грибами.

А зимой — вообще красота, настоящий фитнес-зал по месту прописки.

Зимой можно кататься на лыжах. Мчишься по лесу, пьянеешь от сладкого морозного воздуха, любуешься на ели под снежными шапками и на красные пальтишки снегирей.

К тому же, когда часами гуляешь по лесу, одновременно убиваешь двух зайцев. Во-первых, цвет лица улучшается безо всяких косметологов. А во-вторых, легко думается. То свежее решение по важному проекту придет, то новая идейка…

…Лыжных маршрутов у Нины было два. Первый она называла «эстетическим» — это когда просто воссоединяешься с природой. Например, доходишь до лисьей поляны, затаиваешься и ждешь. Если стоять против ветра и не сопеть — обязательно увидишь одну, а то и парочку остромордых лисичек. Или можно в березняк пойти — непременно натолкнешься на зайцев. Или выехать на водохранилище и постоять рядом с зимними рыбаками, посмотреть, как плещутся в полынье печальные селедки.

А второй маршрут назывался «овражным».

Идею «овражного маршрута», сам того не желая, ей подкинул отец.

Как-то батя подвыпил и начал клясть «проклятых буржуев» из соседнего с Веретенниками коттеджного поселка:

— Чтоб им всем сдохнуть, этим «новым русским»! Повадились, гниды, на своих снегоходах гонять! Несутся, не разбирая дороги, на мордах маски, как у спецназа, воняют хуже «КамАЗов»!

— А тебе-то что? Пусть гоняют, — пожала плечами Нина.

В отличие от отца ее «новые русские» на снегоходах совсем не раздражали. Катаются — так и пусть. Нина, когда состоится в жизни и разбогатеет, тоже себе снегоход купит.

— Я знаешь что придумал? — Отец подлил себе самогонки. — Я как-нибудь в выходные в овраг поеду.

— Какой овраг? — не поняла она.

— Да там, где река в водохранилище впадает, знаешь?

— Знаю, а зачем туда ехать-то?

— А вот я тебе объясню. Там у этих буржуев любимое место. Склоны крутые, а они несутся на полной скорости, нервы себе щекочут. И вот помяни мое слово: не сегодня завтра какой-нибудь точно там навернется, шею себе сломает.

— И что? — Нина по-прежнему не понимала.

— Как что? Он кувыркнется, отрубится, а я у него карманы проверю. Эти олигархи — они знаешь сколько зеленых тугриков с собой таскают?! Даже на снегоходах!

— Ну, ты, батя, даешь! — возмутилась Нина. — Это же мародерство! И вообще подло!

— Подло, когда мне государство зарплату полгода не платит, — отрезал отец.