Демонический отбор. Захомутать и обезвредить (СИ) - Новикова Татьяна О.

— Потом непременно будет. Виктория, не двигайся, — с усмешкой сказал Эдвард, хотя я и так стояла недвижима.

А затем загудела натянутая тетива, и над его головой просвистела стрела.

"Мимо", — подумала я обреченно, но ошиблась.

Наконечник вонзился ровнехонько в плечо мистера Пирса. От силы удара его отбросило в сторону.

За императорской спиной появился мой брат. В руках он сжимал арбалет. Не самое любимое оружие Стэна, но он умел им управляться безошибочно.

Проблема заключалась в другом. Падая, лекарь полоснул меня лезвием. Самым кончиком, почти мимолетно.

Но иногда легкого касания хватает, чтобы довершить начатое...

Глава 27

Я бросила испуганный взгляд на Эдварда — всё, на что была способна. Только глядеть и задыхаться, ловить губами воздух и понимать, как жизнь просачивается сквозь рану. Не нужно быть целителем, чтобы понимать: мне конец.

На моем могильном камне высекут: "Как жила, так и скончалась. Нелепо"

— Нет! — прорычал Эдвард. — Тори!

Клянусь, в эту секунду с ним что-то произошло. Он начал меняться. Те изогнутые узоры, что обвивали его кожу, зажглись золотом сквозь одежду. В воздухе повис запах пожара.

Мне кажется, или его демонические способности проявились во всей силе? Не пришлось даже никого убивать.

Хм, с маленькой поправкой.

Никого, кроме меня.

Он подлетел ко мне, оседающей на пол, подхватил на руки, баюкал как маленькую, зажимая шею ладонью.

Впустую.

— Не позволю… — шептал обреченно. — Держись. Тори, родная, не сдавайся. Не закрывай глаза. Не бросай меня.

Где-то в углу Стэн связывал раненого лекаря, пока тот не очухался, но я не видела это. Слышала. Звуки заострились, стали такими громкими, будто проходили сквозь моё тело.

Я хотела сказать Эдварду, что не о чем переживать. Хотела обрадоваться его волнению и взгляду, в котором застыло отчаяние. Хотела спросить, что он испытывает ко мне по-настоящему.

Но жизнь утекала алыми струйками.

Я слабо улыбнулась — губы не слушались.

Умереть, не дожив до двадцати лет, не так уж обидно, если ты успел влюбиться в кого-то, успел насладиться его губами, впитать в себя касания, стать для него единственной и желанной.

Надо мной склонился Стэн. Всегда собранный и хладнокровный к любым потрясениям, сейчас он выглядел ужасно растерянным.

Надеюсь, этот дурень съездит домой и помирится с отцом. Родители жутко соскучились по нему.

— Что этот урод говорил про демоническую кровь? — Брат не дотрагивался до меня, лишь смотрел округлившимися от ужаса глазами. — Примени её! Спаси мою сестру!

Император огрызнулся.

— Если бы я знал, что нужно делать!

Эдвард держался из последних сил. Он застыл в одной позе, зажимал мою рану, и лицо его всё больше напоминало посмертную маску. Бледное, восковое.

— Ты! — Стэн обернулся к отчего-то смеющемуся лекарю — Отвечай! Ты же затеял всё это ради себя! Ну же, давай!

Я слышала, как тому прилетел ощутимый пинок, но психопат, хоть и поверженный, не переставал хохотать.

— Смешно. Я вновь оказался вам нужен. Что вы предложите мне взамен? Что я получу за информацию о том, как сохранить драгоценной истинной жизнь?

Мой брат скрипнул зубами и прошипел:

—  Можем обсудить, чего ты не лишишься. Конечностей, например. Всех. По очереди.

—  Фу, как грубо. Впрочем, чего ожидать от мужлана-полицейского.

— Я излечу тебя тоже, — глухо ответил Эдвард, смотря в пустоту.

— И зачем? Длинная жизнь в тюрьме — увольте.

Император на секунду прикрыл веки. Боролся с самим собой. Поставил на чашу весов то, что собирался сделать, и раздумывал, правильно ли поступает.

Я хотела закричать: «Нет, не вздумай!»

Но каждый вдох дарил только адскую боль, и губы совсем онемели.

— Я обещаю дать тебе свободу. Клянусь всем, что имею. Расскажи, как спасти Викторию… и тебя.

Нет!

Он же убийца! Он уничтожил девушек, чуть не прикончил Джона (или уже прикончил, ведь тот потерял слишком много крови, а моё заклинание спало), хотел расправиться с Тиной.

Он не заслужил спасения.

— Напои её своей кровью. Не жадничай. Удивительно, что твои способности вновь открылись без должной жертвы. Девчонка-то ещё жива. Видимо, дар истинной пары… занятно-занятно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Эдвард кивнул Стэну, и тот передал ему скальпель. Император зажал его в ладони и полоснул. Без раздумий. Быстро. Кровь потекла сквозь пальцы, по запястью, к локтю.

А дальше я ничего не помнила, потому что слабость навалилась, сковала по рукам и ногам. Внутри меня поселился холод. Столь сильный, что пробрался в каждую клеточку. Колючий, пронизывающий.

Выжить или умереть — уже не так важно.

Последнее, что запомнилось: как ладонь касается моих губ, и на тех остается металлический вкус.

***

Я открыла глаза и отметила безо всяких эмоций: окно открыто, и ветер несет с улицы запах булочек с корицы.

Значит, жива.

Вряд ли в райских кущах кормят булочками с корицей (хотя могли бы), да и за какие заслуги я бы туда попала.

О нет. Всякие неудачницы типа меня должны вечно жариться в огне очистительном да кататься на раскаленной сковороде.

Впрочем, при полном образе, с рогами, я бы сошла за одного из чертей и сама бы тыкала палками в грешников. Влилась бы в коллектив, короче говоря.

Чувство юмора ко мне вернулось. Тоже добрый знак.

Я поднялась на подушках. Приятно осознавать, что лежишь в императорской спальне, а хозяин стоит совсем близко, отвернувшись к окну, заложив руки за спину. Его силуэт в закатной дымке чуть плывет, от чего кажется совсем нереальным. Загадочным. Волшебным.

— Привет, — сказала я и тут же осеклась.

Голос севший, как у пьянчуги с двадцатилетним стажем. Я аж сама испугалось того, как хрипло он звучал. Эдвард, наверное, тоже ужаснулся (ещё бы, в кровати должна была лежать девушка, а не сиплое чудовище), потому что резко развернулся ко мне.

— Очнулась! — выдохнул с облегчением. — Как ты себя чувствуешь?

Он подал мне стакан с водой, и я жадно выхлебала всё до последней капли. Никогда бы не подумала, что вода будет казаться мне такой вкусной.

После того, как однажды умер, вообще иначе смотришь на многие вещи.

— Так, будто беспробудно пила всю предыдущую неделю. Голова трещит. Есть обезболивающее снадобье? И что-нибудь покушать, — подумала и добавила: — Желательно целую кастрюлю.

— Виктория, ты два дня металась в горячке, бредила, не просыпаясь. — Мужчина навис надо мной, сосредоточенно всмотрелся. — Я думал, что ничего не получится, что я не смогу тебя спасти. Живая, не верится…

Тут-то в голове всплыли детали последнего дня моей жизни. Дотронулась до повязки, стягивающей шею. Крепкая. Но повязка определенно лучше дыры.

Такое чувство, что все эти дни Эдвард не смыкал глаз, слишком уж измученным он выглядел. В измятой рубашке, встрепанный, с такими глубокими синяками, что те чернеют на лице. Ему бы не помешало отдохнуть. Хотя бы немного. Нельзя же вечно бодрствовать.

— Ты сам как?

— Теперь — в порядке.

— А что с Джоном и Тиной? — настороженно, боясь услышать ответ.

— Тина почти восстановилась, — успокоил меня великий правитель. — Джон в тяжелом состоянии, но он борец. Выживет. Не всякий протянет с дырой в боку, ему даже демоническая кровь не помогла. Но он выстоит. Уверен.

Какое счастье…

Будто тугой узел, стягивающий грудную клетку, наконец-то развязался. Еле сдержала подступающие слезы.

Глупая, чего рыдать-то? Всё хорошо.

Хорошо ведь? Я же не ошибаюсь?

— Расскажи мне всё, —  взмолилась. — Пожалуйста.

— Может быть, сначала поешь? Обещаю принести самую большую кастрюлю. — Эдвард положил ладонь мне на лоб. — Такая горячая. Давай-ка позову целителя.

— Ты же сам знаешь, что мне кусок в горло не полезет, пока я не утолю любопытство. Ну же, не томи! Вам удалось ещё что-то выпытать у Пирса?

—  Да.

— Тогда ложись рядом и говори, — приказала.