Мятежница и менталист (СИ) - Бланк Эль

Продолжать спорить я не стала. Осознала, как сильно сглупила, когда пошла на поводу у Карена, надела розовые очки, видела лишь привлекательную фигуру гонимого лидера и не стала досконально вникать в суть того, что мне демонстрировали. А ведь нас в академии на этот счет инструктировали! Карен же намеренно разыграл передо мной спектакль. Он желал меня использовать и подставить… Впрочем, сам же потом в этом и признался. Так что нечего теперь пытаться подстелить соломки, когда уже упала.

— Ваша коллега — оператор Зелина Марисовна Эст, — неожиданно сурово взглянул на меня следователь, — также числилась пропавшей без вести. Однако теперь факт ее смерти констатирован, а причина… — Он побарабанил пальцами по столу, прежде чем взять еще один обвинительный документ и сообщить: — Мы рассматривали две версии — умысел с вашей стороны и несчастный случай. Однако на основании ваших собственных слов, которые остались в памяти камеры, именно вы настаивали на съемке в районе военных действий, непосредственно на линии огня.

— Я тоже… — начала и не смогла договорить я, потому что горло сжало спазмом от душивших слез.

— Пострадали? — помог следователь. — Да, да, мы нашли вашу историю болезни в госпитале повстанцев. Но вашей причастности к гибели коллеги это не отменяет. Причинение смерти по неосторожности — серьезная статья обвинения.

Не в состоянии парировать, я промолчала. И получила очередную массу фактов, которые засыпали меня как лавина, разрушая мое будущее:

— У вас не вышло сбежать и вы, спасая свою жизнь, начали активно сотрудничать с повстанцами. Я понял, если бы вы пошли в госпиталь, помогать раненым, или на кухню — кормить мятежников. Но вместо этого вы спланировали диверсию и лично в ней участвовали. Это отягчающее обстоятельство — взявший оружие автоматически перестает считаться гражданским лицом и становится участником военных действий.

В этом я и сама была согласна с офицером. Действительно, можно было держаться на расстоянии от политических дрязг, а я пошла на поводу у событий и недооценила реальной степени опасности.

— Вы использовали ложные данные при заполнении временного удостоверения личности беженца. Оказавшись в Кварците вы располагали информацией и возможностью обратиться к гвардейцам, чтобы предупредить нас о готовящемся нападении мятежников. Вы могли бы получить убежище на нашей территории… Но вы этого не сделали. Так на чьей вы стороне, Карина Викторовна?

Я негромко прошептала:

— Боялась, что спонсор себя не выдаст, не получив желаемое. И мне было жаль людей из моего отряда, там были женщины, они бы пострадали…

Я осеклась, сообразив, что судьба диверсанток так или иначе шла к одному — гибели или плену, а предупреждение об атаке могло бы сохранить жизни и гвардейцев, и мятежников.

Следователь укоризненно посмотрел на меня, покачал головой, но комментировать не стал. Снова вернулся глазами к своим записям и продолжил:

— Далее. Торжественный ужин, где вы исполняли роль хозяйки дома, тоже свидетельствует не в вашу пользу. Вы присвоили себе чужое имущество, не имея на то никаких прав. Ну и… — Он бросил на стол последнюю бумагу и впился в меня пронзительным взглядом. Даже ближе подался, чтобы моральный прессинг был ощутимее. — Близкие отношения с де’Лоста. Вас постоянно видели в его компании, во время ареста мы обнаружили вас в его постели. Это неопровержимое свидетельство вашего “сотрудничества”.

Тут я смолчать не смогла:

— Тогда обвиняйте и наказывайте всю женскую часть базы повстанцев! Не я одна…

— Сейчас речь идет о вас, остальные меня не волнуют, — отрезал следователь, не позволив договорить. Аккуратно собрал листки, продемонстрировав, что получились две, несомненно неравные по высоте, пачки документов. — В сумме отрицательное значительно перевешивает положительное. Вы понимаете, чем вам это грозит, Карина Викторовна?

Я ничего не ответила. Факты есть факты, личные мотивы не являются весомым аргументом. Их не пощупаешь, не потрогаешь, к делу не пришьешь. Да и чувство гордости у меня имелось, не хотелось показывать себя склочной и жалкой. Поэтому, вцепившись руками в сиденье стула, чтобы не удариться в истерику, я отвернулась, глядя в окно, где кроме крыши соседнего здания и кусочка сумрачного неба смотреть было бы не на что.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Следователь поднялся со своего кресла и вышел из-за стола. Отодвинув от стены один из стульев для посетителей, подтащил ко мне, поставил и уселся напротив. Обстановка стала более неофициальной, да и его голос стал более участливым, а фразы деликатными.

— Карина Викторовна, вы неглупая женщина, молодая, привлекательная… Мне на самом деле жаль, что вы оказались впутанной в настолько неприятную историю и оказались в сложном положении. В моих силах вам помочь. Некоторые из обвиняющих вас фактов все же можно подать с иного ракурса, чтобы они выглядели нейтрально или даже звучали в вашу пользу. Это будет несколько…. притянуто за уши, но не нереально.

Я напряглась, ощутив… нет, не надежду, тревогу! Бескорыстно на уступки люди его статуса и должности не идут. Однозначно что-то за этим стоит!

И мужчина мои подозрения подтвердил, продолжив:

— Вы же понимаете, что в таком случае я буду вынужден нарушить кодекс служебной этики.

— Что вы хотите взамен? — без предисловий ляпнула я, решив, что нет смысла ходить вокруг да около и изображать наивность.

Мужчина откинулся на спинку стула. Сложил руки на груди внимательно меня рассматривая. Отвечать не торопился, и я в свою очередь присматривалась к нему, отмечая те черты, которые ранее из-за стрессовой обстановки не замечала.

Волевой подбородок, ровные белые зубы, четко выраженные скулы, серые, асфальтового цвета глаза, темно-русые, уложенные в аккуратную прическу волосы. Руки почему-то в белых перчатках, видимо, у телепатов свои причуды, связанные с дресс-кодом сотрудников. Возможно, тем самым они оберегают архивные бумаги от повреждений?

Эффектный мужчина. И опасный — мне неосознанно хотелось отодвинуться, чтобы оказаться от него подальше. Подобные ему привыкли добиваться своего. И запросы у них как правило…

— Вы станете моей любовницей, Карина Викторовна.

Вот, именно такие — сногсшибательные, лишающие выбора и душевного равновесия.

Я вздрогнула. Потеряв дар речи, открывала и закрывала рот, а когда пришла в себя, не нашла ничего лучше, чем спросить:

— Личность моего бывшего любовника не смущает?

Мужчина хмыкнул, потер подбородок в жесте сомнения, в итоге дал неоднозначный ответ:

— У де’Лоста хороший вкус.

Я удивленно подняла брови и прикусила губу, но отвечать не стала. И потому он перешел к перечислению перспектив:

— Я организую вам общение с семьей. Ваши родные места себе не находят, мы получили несколько запросов на розыск. От вас зависит какого рода ответ они получат. Вы станете жить под моим покровительством, в моем доме, я обеспечу вас всем необходимым. Не буду ограничивать в свободе передвижения, в пределах разумного, конечно. Так же можете рассчитывать на подарки и выполнение некоторых ваших просьб.

Исключительно деловой подход. Ни слова о чувствах, словно я резиновая кукла, которая ему нравится и он ее покупает. Впрочем, даже понятие “нравится”, в данном случае будет неправильным. Тут вернее — “удобная” или “послушная”.

Неужели при таких данных — внешности и статусе, этот тип не может найти себе нормальную женщину, которая будет его любить?

— У вас нет более достойной спутницы на примете? К чему вам проблемная особа с испорченной репутацией?

— Это не ваше дело, Карина Викторовна, — недовольным тоном отказался отвечать мужчина. — Я не собираюсь ни перед кем отчитываться и оправдываться.

Понятно. И передо мной в том числе. В общем, реально нужна ему безотказная, ничем не интересующаяся, бесправная кукла. А если игрушка в моем лице ему наскучит? Выбросит обратно под арест и заменит на новую? Тогда улучшение моего положения будет временным, а мне, после хорошей жизни, будет морально сложно вернуться в камеру.