Английская наследница - Роберта Джеллис

Когда Леония присоединилась к мужчинам, Роджер говорил:

— Я не могу поверить. Почему вы вышли наружу, прямо в руки этих мясников, как будто шли на свободу?

— Мы так и думали, — горько ответил Жорниак. — По крайней мере, большинство из нас, некоторые думали, что нас перевозят в другую тюрьму. Я жив не только благодаря вашей отваге и благородству, месье Сантэ, а еще и потому, что стоял у окна, когда делегация вернулась с собрания.

— Так что, приказа собрания не было? — спросила Леония.

— Нет! — воскликнул Жорниак. — Как вы могли так подумать? Они не убийцы, жаждущие крови. Это только Марат и Дантон и, возможно, Робеспьер — может быть, вся их группа из Кордильерского клуба. Я знаю, это не воля собрания. Депутат Диссо и депутат Базэр попытались говорить с толпой, но их отогнали прочь.

— Это хуже, чем я думал, — пробормотал Роджер. — Плохо, когда правительство приказывает убивать своих граждан для своих целей, но это настоящая анархия. Плохой закон можно изменить, но когда законы не действуют…

— Тогда каждый должен защищать себя сам, — сказал Жорниак.

Роджер не ответил и покачал головой. Анархические идеи Пьера в условиях стабильного и ограниченного общества — это было занятно. Но что будет, когда каждый будет защищать себя сам, когда сняты все ограничения… Роджер увидел груды тел, кровь, льющуюся по ступенькам, и содрогнулся.

— Но если не собрание, то кто же осудил тебя? Почему вы думали, что вас освободят? — спросила Леония.

У нее не было ужаса перед анархией, как у Роджера, и отсутствовало четкое разделение между тем, что можно и что нельзя. Она повзрослела, когда общество сошло с ума, и всем сердцем соглашалась с Жорниаком. Леонию ужасали бедствия и смерть, но она стряхнула с себя это. Она так много страдала, так много потеряла, что слишком задумываться об этом, значило бы сломаться и сойти с ума. Ее опорой был Роджер. Последние события укрепили убежденность, что Роджер может все.

— Кто судьи, я не знаю. Они называли себя революционным трибуналом: «Освободить гражданина такого-то». Некоторым, явно виноватым, они сказали: «Ля Форс» или «Ля Шателье», и те решили, что их переведут в другую тюрьму. Казалось, что бояться нечего.

Он помолчал и в его глазах отразился недавний ужас:

— Большинство знало, что мы не предатели, что мы не сделали ничего плохого. Мы были схвачены вместе с другими по ошибке, без причины. Нас могли убить после одной-двух минут допроса, без свидетелей и адвокатов… Даже король не делал этого. Это нельзя вообразить! Легче было поверить, что такой трибунал освободил всех невиновных и потребовал суда над теми, кто виновен.

— Что вызвало подозрения?

— Большинству депутатов не позволили сказать и двух слов. Я не относился с подозрением к трибуналу. Просто думал, что они или не знают, или не обращают внимания на толпу, которая так опасна. Я обдумывал, как бежать, как спастись от толпы, но когда услышал этот рев… Еще раз спасибо, месье, и вам, мадам.

Роджер отмахнулся от благодарностей, поглощенный невеселыми мыслями. Однако надежда не покинула их. Если анархия охватит город, то, может быть, снимут стражников. Возможно, им удастся бежать.

Это, однако, оказалось не так просто.

На рассвете вернулись Анэ. Они были так рады, что кафе почти не пострадало, даже дешевые кружки остались целы. Они настаивали, чтобы Жорниак остался, но тот решил, что должен узнать, может ли он тайно связаться с друзьями, и покинул их утром.

Вскоре Роджер пошел к соседним воротам. Здесь он спросил о мифическом друге, который должен был прибыть в город неделей раньше.

Стражи были довольно любезны. Ворота были закрыты только три дня, так что его друг мог приехать без осложнений.

— Но мы приехали, и я боюсь, что мое письмо с новым адресом не попало к нему вовремя. Может быть, кто-нибудь помнит, как он уезжал?

Страж покачал головой:

— Никто не вышел через эти ворота без специального пропуска. Эти люди занесены в список, а также те, кто выдал пропуска.

— Нельзя ли мне поискать его имя? Я не знаю, писать ему снова или искать его по городу.

— Спрошу у капитана.

Они не позволили Роджеру посмотреть списки, но это не удивило его. Имени друга там не оказалось, и это было еще одним разочарованием. Роджер хотел узнать, кто выдавал пропуска в городе. Еще большее разочарование постигло его, когда он спросил, как долго продлится запрет на выезд из города.

На лице стража не было подозрительности, он пожал плечами:

— Спросите у пруссаков. Когда они уберутся, все наладится.

Роджер изобразил улыбку и добавил пару банальностей о том, что все скоро образуется, так как революционная армия разорвет их в клочья. Он не возвращался в кафе до вечера, там ему сообщили неприятные новости. Лефрон снова заходил, полезный дьявол, и предложил исключительные помещения, где Роджер мог организовать свое дело.

— Пойдем посмотрим, Роджер? — с готовностью спросила Леония.

Им ничего не оставалось, и они пошли с Фифи, резвящейся у их ног. Когда они оказались одни на улице, он рассказал ей обо всем и сказал, что очень сожалеет.

— Сожалеешь о чем? — спросила Леония.

— Мне кажется, я плохо выполняю свои обещания. Я сказал, что в целости и сохранности доставлю тебя в Англию. Вместо этого мы оказались в ловушке, и никто не знает, что будет дальше.

Леония взглянула на него и улыбнулась:

— Дело в том, что я нисколько не переживаю. Даже собираюсь организовать здесь дело. Ты позволишь мне служить в магазине, Роджер?

— Служить в магазине? — повторил он с ужасом. — Наследнице Стоуров служить в магазине?

— Но что мне делать? — сказала Леония. — Я сойду с ума, если буду сидеть в этой комнате весь день. Кроме того, ты же будешь работать в магазине.

— У мужчин все по-другому, — укоризненно сказал Роджер. — Твоя репутация, если кто-то… — Сказав это, он понял, насколько это смешно, и расхохотался. — Привычки стойки, — сказал он себе. — Мы потеряем репутацию, если что-нибудь всплывет. Конечно, ты можешь служить в магазине, дорогая, если хочешь.

Она с признательностью пожала его руку. Они нашли магазин и осмотрели помещения и комнаты с большим интересом. На заднем дворе был садик. Роджер согласился, что дом очень подходящий, если его обставить, но неизвестно, как оплатить ренту за него. Он видел, что Леония разочарована, и память о годах, когда он в чем-то отказывал женщине, заставила его похолодеть. Леония только пожала плечами.

— Хорошо, может быть, Анэ позволит тебе работать в нашем номере. Мы как-нибудь выкрутимся.

Роджер хотел сказать, что им скорее нужно выбраться из Парижа, а не искать работу, но он был благодарен, что Леония не устроила сцену, и решил, что она должна получить то, что хочет. Если так, он снова пойдет к Фуше. Однако он ничего не сказал Леонии, ничего не пообещал ей, опасаясь, что ее снова постигнет разочарование, если у него ничего не получится. Ее удрученный вид смягчил Лефрона.