Гросс-адмирал. Воспоминания командующего ВМФ Третьего рейха. 1935-1943 - Эрих Редер

Парусный спорт, однако, как нельзя более подходит офицерам флота. Поэтому мы решили возродить старый клуб Военно-морской регаты, который на самом деле был предшественником Императорского яхт-клуба, и назначили его открытие на 10 августа 1928 года.

Большинство офицеров флота тут же вступили в члены этого нового клуба, что не вызвало ни у кого возражений. Исходя из своих финансовых возможностей, Императорский яхт-клуб располагал только несколькими парусными яхтами и из-за недостатка средств не мог позволить себе приобрести больше. Клубу же Военно-морской регаты были выделены средства из военного бюджета, поскольку по уставу он преследовал исключительно спортивно-тренировочные цели. Благодаря этому военные моряки – энтузиасты парусного спорта – снова могли с успехом выступать на национальных и международных регатах.

С точки зрения флотских офицеров, одним из важнейших преимуществ парусных гонок были контакты между офицерами и штатскими других стран, которые завязывались во время таких регат. Это было особенно справедливо для международных соревнований, проводимых ежегодно в Киле клубом Военно-морской регаты. Поскольку интерес к этим парусным гонкам, а также к участию в них иностранных яхтсменов рос из года в год, мне доставляло истинное удовольствие наблюдать, как молодые загорелые спортсмены-офицеры завязывали знакомства со своими коллегами с других флотов.

Между тем в предыдущем октябре я взял отпуск на пару месяцев, чтобы навестить свою замужнюю дочь в Гватемале. А во время моего отсутствия произошел другой неприятный инцидент, в котором ведущую роль опять сыграл принц Генрих Прусский.

Этот адмирал флота в отставке, всегда питавший острый интерес к военно-морскому флоту, посетил учебный крейсер «Берлин», когда тот бросил якорь в бухте Эккерн-фёрде. Во время краткой беседы на его борту с унтер-офицерами и кандидатами в офицеры принц Генрих сказал несколько слов о том, что они обязаны вести себя за границей как представители германской нации. Никто из посторонних не стал вдаваться в смысл его слов, но сам по себе тот факт, что член бывшей императорской фамилии посетил корабль новой германской республики, вызвал противоречивые оценки в прессе. Надо заметить, что одна из кильских газет набросилась лично на меня, упрекая меня за это как командующего округом, хотя я в этот момент находился в Гватемале и узнал об инциденте лишь задним числом.

Несправедливость этих обвинений в прессе вынудила меня обратиться за помощью к обер-бургомистру Альтоны социал-демократу Брауэру. И хотя он поддержал меня, этот инцидент позже снова стал предметом спекуляций, когда я был назначен шефом адмиралтейства.

Я всегда был приверженцем более тесного взаимодействия между флотом и сухопутными силами. Командование 1-й армии размещалось в Кёнигсберге, городе, расположенном неподалеку от нашей военно-морской базы Пиллау. Мы держали при этом командовании флотского офицера связи, и в каждое свое посещение Пиллау я пользовался случаем, чтобы нанести визит командующему армией в Кёнигсберге. Мы также участвовали в совместных военных и флотских играх в этом районе. Столь тесное взаимодействие между двумя этими видами вооруженных сил, вне всякого сомнения, объясняется тем, что Восточная Пруссия вместе со своей столицей Кёнигсбергом была отделена от остальной Германии «польским коридором», который победоносные союзники учредили после Первой мировой войны. В результате этого расквартированная в Восточной Пруссии армия, а также гражданские жители ощущали себе живущими как бы на острове, причем единственным связующим звеном с родиной оставался только военно-морской флот.

В связи с Пиллау мне хочется упомянуть еще об одном необычном случае. Я взял себе за правило часто посещать различные мероприятия и базы, находящиеся под моим командованием. Эти инспекции были, как правило, приурочены к окончанию того или иного этапа подготовки или учений. Но однажды в Пиллау мне довелось услышать слова одного офицера о том, что видеть высокое начальство вроде инспектора им случается только в течение пары наиболее приятных летних месяцев, но никогда – зимой, пользующейся вполне заслуженной дурной славой. С тех пор я навещал Пиллау только в разгар зимы; более того, мой адъютант держал постоянную связь с командиром базы в Пиллау, и как только, по его словам, зимой наступала самая отвратительная погода, для нас наступало время собираться в Пиллау. Такую практику я продолжил и позже, даже возглавив адмиралтейство.

Посетил я и «вольный город Данциг». Хотя и «неофициально» из-за напряженных отношений с поляками, но я все же организовал первый со времен войны официальный визит германских военных кораблей в этот город. Визит состоялся в июле 1927 года, в бухте Данцига появился линкор «Гессен» в сопровождении торпедного катера. Успех этого визита был отмечен в заявлении, которое сделал президент Сам, председатель сената вольного города: «Невозможно выразить словами ту радость, которую мы испытали, когда до нас дошла весть о том, что германское правительство решило направить свой флот с визитом в вольный город Данциг. Мы от всего сердца благодарны германскому правительству за этот шаг».

Очередное празднование годовщины битвы при Скагерраке стало для меня одним из самых драгоценных воспоминаний. В десятую годовщину этой битвы, 31 мая 1926 года, я получил совершенно неожиданный подарок. Во время традиционного смотра личного состава в казармах Киля предполагалось отобедать в офицерском клубе. Но не успел я чокнуться первым бокалом вина с командиром флотского экипажа, как мой адъютант намекнул мне, что меня ждут дома. Я даже попрекнул его за неуместное замечание, но тут подошел и мой начальник штаба и сказал, что я должен немедленно направиться домой, хотя так и не объяснил мне почему. Ворча, я все же повиновался и направился домой, где, как оказалось, меня уже ждала делегация профессоров из университета Христиана Альбрехта в Киле во главе с доктором Косселем, деканом факультета философии. В ходе торжественной церемонии доктор Коссель от имени университета пожаловал мне почетное звание доктора философии за «ученые заслуги» в виде двухтомника о действиях крейсеров, который я написал в Берлине в 1920—1923 годах.

Должен сознаться, что я был польщен. Я понял, что общественное признание исторического восстановления операций наших крейсеров и действий их экипажей свидетельствует о том, что дух патриотизма снова начинает становиться ценностью в нашем отечестве.

Годовщина битвы при Скагерраке принесла мне еще одну радость. В мае 1927 года фельдмаршал фон Гинденбург посетил Киль, чтобы принять участие в торжествах в качестве президента германского государства. Он уже побывал 8 мая в Вильгельмсхафене, а теперь почтил своим присутствием Киль и Балтийский военно-морской округ. В ходе своего визита он был в гостях у меня и моей жены. Его проводили в наш сад между двумя рядами детей офицеров флота, и там наш четырехлетний сын преподнес ему букет цветов. Это было мое первое общение с фельдмаршалом, с тех пор как я некоторое время нес службу в составе комиссии по прекращению военных действий в тяжелые дни октября 1918 года. Общение это лишь подтвердило сложившуюся у меня высокую оценку фельдмаршала как патриота и политического лидера нации – и мнение это лишь еще больше укрепилось, когда я на следующий год заступил на новую должность в Берлине, и сохранилось таким вплоть до самой смерти его в 1934 году. Маршал фон Гинденбург неизменно оказывал мне помощь и поддержку. Военно-морской флот и другие виды вооруженных сил, равно как и вся нация в целом, обязаны ему неизмеримо многим.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});