77 бантиков на одной голове - Софья Андреева

Сбегав домой, Кикирилла принесла трубу и положила её поперек тропы, но вдоль ручья. Спор был решен. Ручей по трубе пробежал под тропой, и устремился вдаль, к своей цели. А тропа приветливо взмахнула хвостом, сыпанула в ямку земли и вновь распласталась аккуратной дорожкой убегающей вдаль.

На этот раз Кикирилла с Элис были доставлены по адресу. Теперь домик Ядигиды не играл в прятки с девочками. Он вскоре появился среди вековых сосен, и предстал взору подружек во всей своей красе.

Ядигида, увидев девочек, вскочила. Вид у неё был явно озабоченный. Ведь они так и не смогли открыть вольер с лисами. Слава облазил его вдоль и поперек. Он постучал по нему, пощелкал, послушал в стетоскоп. Потом высверлил дырку, в контейнере, заглянул внутрь, поговорил с лисами. Но через минуту отверстие, словно по волшебству затянулось серебристым покрытием. Слава, не поверив собственным глазам, потрогал поверхность пальцами

— Это похоже на колдовство, — растирая краску, размышлял молодой человек. Ядигида была с ним согласна. С таким чудом техники она сталкивалась впервые. Этот контейнер ей нравился все больше и больше. В ней проснулся азарт, ей во что бы то ни стало захотелось разгадать тайну.

Кикирилла внимательно выслушала Ядигиду и залилась краской. Как ей нужна была сейчас прабабушкина помощь! Она была абсолютно уверена, что без заклинаний ей не обойтись.

— Чей говоришь, это контейнер? — устраиваясь в кресле, переспросила Ядигида.

— Брим-Бома.

— Значит надо притащить его сюда, пусть покажет секрет. — Решила Ядигида, и накрасила губы помадой цвета сирени. Она искоса глянула на Славу, как бы ожидая его реакции. Слава на помаду не прореагировал. Ничего кроме красоты правнучки Бабы Яги он не видел.

Кикирилла смачно хлопнула себя по лбу.

— Как я не догадалась, — воскликнула она и бросилась обнимать Ядигиду. Она сделала это так порывисто, что свеженакрашенная помада размазалась по щеке Ядигиды. Недовольно фыркнув Ядигида вытерла губы салфеткой.

— Между прочим, Ромашки у Славы не было. Это не он её выкопал.

Кикирилла в шоке села мимо кресла. И даже не заметила потом, как кресло её подняло и аккуратно усадило на свои подушки. Оно даже изменило форму спинки и подлокотников для удобства. Но Кикирилла ничего этого не замечала. Она скорчила такую плаксивую физиономию, что даже самое свежее молоко могло легко превратиться в простоквашу. Ужасно страдая, Кикирилла выдавила.

— Значит, Шиповник её не нашел?

— Как я мог её найти? Если её там не было, — ставя чашку на стол сказал Шиповник.

— Ну, Вьюн же сказал?

— Болтун!!! — воскликнула Ядигилда и грозно посмотрела на Вьюна, скрючившись, сидевшего в отдалении на табурете. Вьюн, вздрогнул когда Ядигида ткнула в его сторону пальцем, и совсем сжался, пытаясь раствориться в воздухе. Чашка в его руках задрожала, брякая о блюдце, пропела мелодию труса и поганца.

— Наврал все. Возвел поклеп на хорошего человека.

— А вдруг не соврал? — укоризненно покачала головой Кикирилла, ей никогда не нравилось когда кто-то, кого-то обижал, пусть даже заслуженно.

Ядигида потрясла за плечо Мухоморыча дремавшего в кресле.

— Скажи ей.

— Кому? — встрепенулся старичок, и вытер уголки глаз

— Кикирилле! Она не верит, что Вьюн нас обвел вокруг пальца.

Мухоморыч затряс головой, отчего его шляпа соскочила и покатилась по траве. Проводив её грустным взглядом Мухоморыч заметил.

— Я ж помню того браконьера. Он был длинный, то есть долговязый, ну или высокий, в черных очках. Усы словно запятые, только больше. Да и главное лысый-прелысый, лысее меня, — и старичок предусмотрительно прикрыл ладонью свою лысину, на случай если кому вдруг вздумается сравнивать его лысину с чьей-то. Мухоморыч понимал, что его лысина была самой роскошной и не сравнимой. — У него была спортивная красная сумка, в неё он погрузил…и унес…

Элис призадумалась, она сопоставила некоторые факты. В её памяти возник образ долговязого человека в электричке. Со спортивной красной сумкой, между прочим…

— Он говорит правду, — вступился Петушок за Славу. — У меня с этим строго!

— А с Вьюном-то ошибся, — упрекнула его Кикирилла.

Петушок вздрогнул и покраснел.

— Я не знал об этом.

— Может кто-то ещё врет среди нас? — не отставала от Петушка Кикирилла.

Петушок пожал плечами и честно сказал.

— Пока нет. Хотя кое-кто не договаривает, — и Петушок вызывающе глянул на Ядигиду.

Та привскочила.

— Замучил ты меня своей правдой.

Петушок встрепенулся и взлетел на конек крыши. Там он чувствовал себя в безопасности. Его яркие перышки золотом заиграли на солнце.

— Где теперь искать Ромашку? — закачалась из стороны в стороны Кикирилла.

Элис тихо прокашлялась и скромно произнесла.

— Я видела Ромашку в вагончике биолога — зоолога, может это она. Правда корней я не разглядела, они спрятаны в земле, в пластиковой бутылке.

Послышался смачный шлепок. Это Мухоморыч упал с кресла. Он хотел дотянуться до шляпы, но услышал слова Элис, взрогнул и ткнулся зеркальным темечком с траву, и так застрял, бултыхая в воздухе ногам. Слава подошел к старичку, перевернул его, поставив на ноги.

Кивком поблагодарив молодого человека, забыв о боли, Мухаморычь стал тараторить:

— Это она, это она.

— Кто она?

Кикирилла нахлобучила старичку на голову его головной убор.

— Бутылка, я же вам рассказывал. Он отрезал верхнюю часть, насыпал земли. Это точно та Ромашка.

— Значит придется возвращаться в зверинец… Надо вернуть долг Борису, он ведь так и не появился, попросить Брим-Бома открыть контейнер, забрать Ромашку, — Кикирилла глубоко вздохнула и обвела всех взглядом, — Кто пойдет? Кто мне поможет?

Ядигида отрицательно замотала головой.

— У меня гость. Я же не могу его бросить.

Мухоморыч попытался подняться, но старость утянула его вниз на мягкие подушки. Он смущенно улыбнулся и тихонько засопел в кресле. Вызвалась Корова, но Кикирилла отказалась. Еще не хватало, если и с Коровой произойдет несчастье. Шиповник вообще ничего не слышал. Свесив голову, он тихо похрапывал.

— Ладно, — Кикирилла встала, обозревая происходящее. — По всему видно, что Вьюн не пойдет, да и не надо, Петушок честно признался, что ему надо отмыть кабриолет.

Кикирилла вспомнила о Крапиве с Чертополохом. Вот только где их найти? Надо заодно зайти к Желми, проведать его. Муравьи сообщили, что он дома. Ранен. Как там его рана? Да и соскучилась Кикирилла по своему огромному другу.

Глава 24 Кто поможет?

Элис уже поцарапала ногу, порвала платье, зацепилась косичкой за дерево.

А Кикирилла все продолжала повторять одно и то же слово: «непорядок». И Элис была с ней полностью согласна.

— А нельзя было выбрать дорогу поудобнее?

— Можно, но как это сделать, если весь проспект зарос сорняком. Везде бурьян волю почувствовал! Вон Ива — что надумала! — расползлась, словно мочалка. Траве свет загородила. Ох-хо-хо, сколько работы! — вздыхала Кикирилла, и вдруг обо что-то споткнулась.

На траве, укрывшись листом подорожника, спал Бобер. Обиженный прерванным сном он, что-то пробурчал, вытер платочком свои торчащие зубы и уполз под валежник. Кикирилла не получив ответа на свое приветствие, проводила его недовольным взглядом.

Кое-как, отцепившись от липкого растения, Элис даже не знала, как его зовут, отряхнулась от старой паутины. Послушав словесную перепалку Кикириллы с пауком, Элис огляделась. Перед нею была небольшая темная поляна со звездочками цветов на зеленом покрывале травы. Из-за частокола высоченных елей свет с трудом сюда проникал, поэтому здесь царствовал сумрачный таежный полумрак.

— Чащобы-трущобы, — отрекомендовала Кикирилла, разводя руками в стороны. Давно я здесь не была. Тишь, гладь, грязь — медвежья благодать! Королевство Желми. Желми! — крикнула Кикирилла.

Взъерошенный куст зашевелился, зашуршал и, раскинув ветки, пропустил Желтого Медведя.

— Здравствуйте, гости дорогие, — поприветствовал Желми девочек, еле сдерживая зевоту. — Добро пожаловать! Спасибо, что навестили. Гостинцев не забыли?

— Глаза открой, — посоветовала Кикирилла.

— А зачем глаза? В нашем деле главное нос. Чую гостинцы, но какие? Подожди, подожди, сейчас я сам отгадаю, — стал смешно морщить нос Желми. Апельсины!

Девочки переглянулись, они о гостинцах даже и не подумали. Кикирилла решила схитрить.

— Чем занимаешься? — спросила она.

— Думаю.

— И о чем?

— О еде, конечно же! О чем ещё можно думать? — удивился Желми. — Я о ней, родимой, днем и ночью думаю. Даже устаю иногда. Сейчас так крепко задумался, что уснул. А вы ничего не забыли? Ну, например, дать мне халвы…

— Извини, Желми, мы без гостинцев.