Лови день - Шарон Ли

– Это правда, милый, – сказала Кем. – Но зачем Кори большое пустое помещение? Если у него депрессия после боя, то не лучше ли ему быть с тобой?

– Только после того, как он… – Она вздохнула и услышала досадливый возглас Вал Кона: «На этом языке ничего нельзя объяснить!» – Он должен… упражняться, чтобы тело и мысли бежали вместе.

Она резко развела руки, мысленно посылая к черту слезы, которые снова навернулись ей на глаза.

– Хакан, я не хорошо объясняю, и мне жаль… Вам с Кори пришлось сражаться, и это я виновата!

– Ты виновата? На тебя напал отряд бассиланских повстанцев, и ты в этом виновата? Мири…

– Милочка, ты совсем не виновата, – начала было Кем, но Мири прервала их уверения:

– Виновата! Потому что один вышибает дверь, входит и наставляет на меня ружье. Боррил прыгает, и тот человек бьет его ружьем. Боррил снова прыгает, и я отнимаю у него ружье, убиваю его. Входит еще один человек, и я стреляю в него. Я дура, понимаете? Я думаю, они бандиты, их пять или шесть. Ружье – оно плохое, ржавое, нечищеное. Я думаю, что могу остаться и сражаться…

– Остаться и сражаться? – вопросил Хакан. – С шестью вооруженными мужчинами?

– Хакан, если их шесть, двух я уже убрала – проблема не такая страшная. Но третий мужчина – он не идет искать своих товарищей. У этого… большое ружье… и я вижу, как он его ставит, и вижу за ним других, и понимаю, что я дура и бежать некуда. У меня это плохое ружье. У меня нож, но я не Кори, который умеет ножом. Я тревожусь – Кори приходит и приводит тебя… и оба не солдаты! Я виновата, Хакан. Мне надо было взять Боррила и бежать.

– Кори убил много солдат, Мири. И я тоже убил нескольких.

– Кори сказал – трех. – Она нахмурилась. – Хакан, почему у тебя ружье?

– А? – Он растерянно моргнул. – Я… Ну, это охотничье ружье, на…

– Охота? Почему ты охотишься? Нет магазинов? У тебя не хватает денег купить еду?

– Ну, ведь…

– Ты не должен был стрелять в тех людей из такого ружья! – воскликнула она. Заметив, как лицо его исказилось от боли, она резко метнулась вперед и схватила его за плечи. – Хакан, ты был очень смелый. Может, ты спас мне жизнь. В бою разве скажешь? Теперь ты что-то узнал. Ты узнал, что можешь убивать людей. Ты узнал, как ты себя потом чувствуешь. – Она отодвинулась и выпустила его плечи. – Может, тебе надо отдать ружье.

– А как же ты?

Он говорил хрипло, и на его лице еще видна была тень обиды.

– Я? Я долго была солдатом, Хакан. Солдаты не ломают двери и не убивают людей. Солдаты приходят, говорят, что захватили это место, просят людей уйти и дают им сопровождение, если противник близко. – Она пожала плечами. – Люди иногда думают, что пули не пройдут через дверь. Думают, их дом не загорится. Я не знаю, что люди думают. – Она покачала головой. – Вы с Кори не солдаты. Ты знаешь, что ты чувствуешь. Ты слышал, как Кори играл.

– Плохо…

– Как машина, – добавила Кем, и Мири кивнула.

– Вот почему ему нужно место… чтобы быть одному и упражняться. Пожалуйста, Хакан… ты не знаешь? Кем? Все равно какое, только чтобы туда никто не заходил.

Наступившее молчание настолько затянулось, что Мири уже не надеялась получить их помощь. Но тут Кем тихо сказала:

– Хакан, а как насчет сарая?

Он обдумал ее предложение, устремив свой близорукий взгляд в пространство.

– Может подойти. Он крепкий, и там осталась печка с того времени, когда тот дурной турист устроил там себе ателье. – Он кивнул. – Так и сделаем. Кори может упражняться в сарае, пока не отрастит себе длинную седую бороду.

Мири облегченно рассмеялась:

– Ничто не бывает так долго. Завтра я покажу ему где, а потом пойду по своему делу и вернусь к фру Бригсби. – Она посмотрела на Кем. – Если позвонит фру Трелу, ты можешь… что-нибудь ей сказать? Я много прошу…

Кем улыбнулась:

– На день я могу тебя прикрыть, моя хорошая. Не беспокойся.

Слезы снова оказались опасно близко, так что она видела своих друзей сквозь сверкающий калейдоскоп.

– Спасибо, – сказала она, с трудом поднимаясь на ноги. – Спасибо вам обоим.

Она уже прошла полкухни, когда ее остановил голос Хакана.

– Мири?

«Ну, что еще?» – подумала она, поворачиваясь обратно.

– Да, Хакан?

Его лицо было более спокойным, и руку Кем он держал уже увереннее, но взгляд его выражал недоумение.

– Откуда ты на самом деле, милая? В Порлинте…

– В Порлинте, – устало прервала она его, – маленькие девочки – не солдаты. Знаю, Хакан. Доброй ночи.

В следующую секунду дверной проем уже был пуст. Они не слышали ни звука, пока она шла по коридору, а потом – только как открылась и закрылась за ней дверь гостиной.

Вандар

Перевал Форнем

«Похоже на правду, Робсртсон. Включай таймер и вали отсюда».

Тем не менее ее рука застыла над последним тумблером. Она с проклятием отвернулась от пульта управления и отошла на два шага. Остановившись, она стала рассматривать окружавшую ее со всех сторон карту Вал Кона.

«Боги!»

Она села на пол посредине карты и дотронулась до сделанной из переходника горы, потом взяла бумажный космический корабль. Один мир. Один мир, чтобы провести в нем остаток жизни – после того, как она могла выбирать среди сотен…

«Ты застряла, Робертсон. Смотри в лицо фактам и прекрати ныть! Не понимаю, что на тебя в последнее время нашло: превратилась в настоящую лейку. Ты думаешь, тебе трудно? А Вал Кону легко? Вырос на Лиад, был разведчиком-первопроходцем… Везде бывал, все видел. У него семья, он скучает по брату. Ты слышала, чтобы он квасился?»

Она еще немного посидела, устремив невидящие глаза на карту и вспоминая Лиз, Джейса и Судзуки и еще десяток других. Вспомнила Скела, что уже вовсе не имело смысла, потому что Скел давно погиб и сгнил на Кламасе. Если Кламас еще существует.

«Бывают места и похуже, Робертсон. Шевелись».

Она медленно поднялась на ноги, вернулась к пульту, проверила его еще раз и установила таймер. А потом застегнула куртку и побежала к выходу.

Она выкатилась из аварийного люка, развернулась при приземлении и забросила ключи от корабля в стремительно закрывающееся отверстие. А потом быстро заковыляла по глубокому снегу, направляясь к расположенным ниже по склону кустам.

Земля, снег и кусты затряслись. Раздался мерзкий вопль за пределами слухового восприятия, и Мири упала, повернувшись так, чтобы видеть. Корабль был уже на высоте двадцати метров и направлялся прямо в затянутое тучами небо.

Она провожала его взглядом, пока он не превратился в отблеск солнца на выщербленном металле, смотрела, пока он не исчез полностью. Смотрела, пока у нее не заболели глаза, и она опомнилась, потому что замерзшие слезы обжигали ей щеки.

Она стерла остатки слез покрасневшими от холода руками. А потом, заставляя себя не обращать внимания на пустоту под сердцем, она повернулась и зашагала обратно к Джиллу.

* * *

Тело сообщило, что за закрытыми глазами царят темнота и холод. Внутренний страж, получивший задание следить за внешними условиями, позволил телу сжигать больше калорий, чтобы вырабатывать больше тепла. Темнота значения не имела.

Он танцевал: ритм, дыхание, мысль, движение были нераздельны. Был только разум и атрибуты разума, имевшие имя Вал Кон йос-Фелиум Разведчик, Художник Преходящего, Убийца Старейшего Дракона, Весеннего Помета Фермера Зеленодрева из Логова Копьеделов Клана Средней Реки, Крепкий Парень.

Он прошел через три начальные Двери, предался необходимому отдыху и, наконец, приблизился к четвертой Двери, Бэнел-каратак, Месту Величания Фрагментов.

Он еще раз вернулся к своему имени и сосредоточил величание и понимание на особой его части: Крепком Парне.

Его охватила волна яркого тепла, воспринятого целостно: имя потребовало величания той, кто наименовала. Он жил радостью, и незамеченные слезы струились из-под опущенных ресниц, и танец изменился, прославляя столь острый клинок, столь яркое пламя, столь неожиданную спутницу жизни – столь любимого друга.

Танец сделал круг, радость не прекращалась – и он приблизился к Двери, открыл свой разум для фрагмента своего имени – и громко вскрикнул. Глаза открылись в темноту, тело содрогнулось, радость растворилась в едком потоке отвращения к себе.

Он с трудом нашел крупицу самообладания. Он заставил тело приблизиться к печке в углу, вынудил руки взять дерево и сложить по системе, почерпнутой из навыков того человека, которым он был когда-то.

Согнувшись над огнем, он пытался согреть свое тело, а бушующий в нем самом холод наполнял рот металлическим привкусом, а душу – отчаянием.

– Мири! – Он протянул руки к язычкам пламени и обратился к ней так, как будто она стояла рядом, в тенях за печкой. – Это, другое – оно очень сильно, Мири. А я совсем не очень силен. Я провел тебя – сделал тебя спутницей жизни человека, которого не существует. О боги… – Его голос сорвался от ужаса. – Боги, какие вещи я творил!