Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее звериное чутье прекрасно понимало, что он предлагает. И чтобы согласиться, ей достаточно всего лишь не встать и не уйти. Она подняла руку, положила таблетки в рот. Ей казалось, что рука слишком короткая, не дотянется до стакана, и Мэрион просто прожевала таблетки.
Душевная болезнь вкупе с туманом секонала уберегла ее, и те одиннадцать дней в красном доме Мэрион почти не запомнила. Она помнила, как прислушивалась к шагам за дверью, шагам хозяина дома и его постоялицы, причем вторые пугали ее больше первых. Мэрион готова была умереть, если та женщина хотя бы скользнет по ней взглядом, она сжималась, заслышав цоканье каблуков в коридоре, просила, чтобы хозяин сам приносил еду к ней в комнату. С ней вытворяли мерзости, но обычно недолго. Пока она оставалась в доме, она была беспомощной жертвой, и ей не в чем было бы исповедоваться своему священнику в Аризоне – пожалуй, она даже имела бы основания обратиться в полицию. Но сатанинская хитрость хозяина дома крылась в том, что он заключил с ней сделку. Во всем, что касалось контрактов, Сатана был педантом и свою часть договора выполнил неукоснительно: доставил ее к врачу и оплатил аборт, тем самым лишив ее права считать себя жертвой. Он слово сдержал, от нее же, в свою очередь, требовалось уступить его похоти: честный обмен, на который она согласилась. И не имела права утверждать, будто не понимала, на что идет и вообще ни при чем. Она сознательно совершила прелюбодеяние с Брэдли Грантом и сознательно торговала собой, чтобы убить своего ребенка.
Сатана пропал – казалось, исчез навсегда, – когда она ушла с места преступления, в считаных кварталах от “Лернер моторе”. Было двадцать четвертое декабря, день клонился к вечеру. Передний край циклона зацепил небо над городом, украсив его фестонами облаков. Утром Мэрион выпила последнюю таблетку секонала, и действие ее уже ослабело. У нее кружилась голова, и непривычная боль в животе, хотя и несильная, казалась ей зловещей. Вместо мелкого страха, ныне забытого, безбрежные небеса ее ума потихоньку затягивал страх крупный. В кошельке у нее оставалось шесть долларов с мелочью, но она не могла себя заставить сесть в трамвай. Она отправилась домой пешком, покачиваясь и приваливаясь к стенам зданий, чтобы передохнуть.
До дома было кварталов двадцать, не больше, но этот путь ее добил, поскольку он был везде, куда ни глянь. Его лицо с шаловливой ухмылкой эльфа маячило в витрине за витриной. Блестящие глазки. Белая борода. Ярко-красный кафтан с опушкой из горностая. Плакаты, открытки, жестянки с печеньем, манекены в человеческий рост – вся эта реклама кричала о скверне: о том, как он лапал ее, как от него пахло вином. Он следил за ней отовсюду. Пенис у него был короткий, толстый и загорелый: вылитый он сам в миниатюре. Пузатый, в красном костюме, он стоял на углу улицы и звонил в колокольчик, а прохожие кидали монеты в его красную жестянку. Везде красный. От красного не убежать. Это цвет его дома. Так он напоминал ей, что он всюду, куда ни глянь. Красные банты, красные ленты. Карамельные трости в красную полоску. Звезды и месяцы из красного картона, блестящего, как металл. Красный дом. Красная машина. Красный в раковине ее старого пансиона. Красная тележка. Красная тележка. Красная тележка.
Красная тележка. Дьявол преследовал ее всю жизнь, и вот мир взрывается его цветом, и негде укрыться. Он достал ее даже в ванной, в ванной ее квартиры. Красный был в ней самой и теперь изливался наружу. Она была лишь тонкокожим пузырем, лопающимся от красного. Красными были руки, красными были вещи, красный был на полу, красный был на стенах, о которые она вытирала пальцы. Красный затмил ее ум. Счастливого Рождества.
– Да, у меня с этим праздником действительно связаны воспоминания. И вот самое лучшее. Рассказать?
– Конечно, – ответила София Серафимидес. – Если вам надоело меня наказывать.
Мэрион открыла глаза. Снег падал на рельсы. Густо припорошил их кокосовой стружкой.
– Вас следовало наказать, – заметила она.
София не улыбнулась.
– Расскажите мне о вашем воспоминании.
– Это было в сорок шестом году, в Аризоне. Мы с Рассом были вместе почти год, уже пара во всех смыслах, но еще не поженились. Война кончилась, но Рассу нужно было дослужить: правда, на альтернативной службе их особо не гоняли. Отпускали в увольнение едва ли не по первому требованию, и меня это очень радовало. Я предложила на Рождество поехать к моему дяде Джимми, но Расс сказал, что придумал кое-что получше. В лагере был старый “виллис”, начальник позволил его взять, и Расс решил покататься по юго-западу. Джимми прислал нам немного денег в подарок на Рождество, и мы отправились в путь. Рассу было непросто отважиться на такое, ведь его родители не знали обо мне, и везде, куда мы приезжали, нам приходилось притворяться, будто мы женаты. Для него это было настоящим бунтом, я была влюблена в него по уши. Мы едем куда хотим, и он весь мой: я была на седьмом небе от счастья. Мы провели день в Санта-Фе, потом приехали в Лас-Вегас – тот, что в Нью-Мексико, и тут повалил снег. Вы слышали о тамошнем Лас-Вегасе?
– Нет.
– Это старая испанская колония у подножия гор Сангре-де-Кристо. Резина у “виллиса” была никудышная, и мы из-за снегопада застряли в этом городке. Для таких, как мы, там была одна-единственная гостиница, в ней-то мы и встретили Рождество. Комната, пожалуй, была ужасная, но мы были вдвоем, так что она казалась мне прекрасной. Гостиница стояла на площади в старом городе, на нижнем этаже находилась столовая, там мы и поужинали в сочельник. Очутиться там вместе с Рассом казалось мне незаслуженной наградой. Окна по краям заиндевели, в столовую приходили ужинать ковбои, настоящие ковбои в длиннополых пальто. А еще там была семья – наверное, так же как мы, застряла в городе из-за снегопада, белая семья с двумя маленькими дочерями. И мне казалось, что когда-нибудь у нас с Рассом будут такие же дочки. Мы словно смотрели на себя самих в будущем, а потом случилось настоящее чудо. На площади был большой грузовик, который разукрасили под сани Санты. На капоте закрепили двух игрушечных оленей, внизу пустили гирлянду, и казалось, будто олени летят. На крыше стояли сани, тоже с подсветкой. Издалека грузовик было не разглядеть. Видны были только олени, сани и ковбой в костюме Санты, который махал рукой, а грузовик кружил по площади, и падал снег. А я… эх…
Мэрион осеклась; на Софию она старалась не смотреть.
– Мне никогда не нравился Санта. Мне казалось, он страшный и мерзкий. Он меня раздражал. Но видели бы вы лица тех двух девочек, когда они заметили оленей и сани – вряд ли мне еще когда-нибудь доведется увидеть такое чистое изумление и восторг. Глазища у них были вот такие. Одна из девочек крикнула: “Ух ты! Ух ты!” И обе бросились к окну, выглянули в него, закричали: “Ух ты! Ух ты! Ух ты!” Такие доверчивые, такие счастливые. Так они верили, что ничего прекраснее на свете нет. И всё… всё… прошу прощения, но всё то дерьмо, которое мне довелось пережить в Калифорнии, словно куда-то смыло. Я будто заново родилась, когда смотрела на этих девочек и их восторг.
– Как красиво.
– Но при чем тут это воспоминание?
Пышка задумчиво наклонила голову.
– Расс смотрел на это иначе, – продолжала Мэрион. – Он вообще ничего не понял. А я не могла объяснить ему, что это для меня значит, потому что не могла признаться ему, что мне пришлось пережить.
– Никогда не поздно ему обо всем рассказать.
– Да нет, уже слишком поздно. Если уж рассказывать, так надо было сделать это тогда же, в сочельник. “У меня был роман с женатым, я попыталась разрушить его брак, рассказала обо всем его жене, а потом рехнулась, и в Рождество меня упрятали в психушку”. С Рассом такое не пройдет.
– Вас положили в больницу в Рождество?
– А я разве не говорила?
– Нет.
– Ну вот, говорю. Так леопард стал пятнистым[23].
– В смысле?
– Теперь вы понимаете, почему я ненавижу Рождество. Можем назвать это “прорывом”, я пойду домой и опять наемся сахарного печенья. Тра-ля-ля, тра-ля-ля. И буду я жить долго и счастливо.
- Минни шопоголик - Софи Кинселла - Современная проза
- Поправки - Джонатан Франзен - Современная проза
- Костер на горе - Эдвард Эбби - Современная проза
- Лед и вода, вода и лед - Майгулль Аксельссон - Современная проза
- АРХИПЕЛАГ СВЯТОГО ПЕТРА - Наталья Галкина - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- История Рай-авеню - Дороти Уннак - Современная проза
- Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе - Александр Фурман - Современная проза
- Почему ты меня не хочешь? - Индия Найт - Современная проза
- Паразитарий - Юрий Азаров - Современная проза