Мертвец - Эдуард Веркин

Ну, не налысо, налысо это уже я сам. Просто обкорнал так, что смотреть противно, точно у меня лишай. Пришлось закончить. Уродски получилось.

Это точно. Голова у Вырвиглаза шишковата и бугровата, будто изнутри её так и распирает. Я даже удивился, как он умудрился так ловко обриться — по таким буграм ни один комбайн бы не прошёл.

Ну да, — согласился я, — на Джима Моррисона ты теперь не очень похож.

Вырвиглаз постучался головой о стену.

Хотел его убить, — сказал он. — Но потом пожалел. У меня, кроме него, ведь нет никого... Икры хотите?

И, не дожидаясь ответа, принёс из кухни большую консервную банку, на две трети заполненную икрой. И ложки.

Ешьте, — сказал Вырвиглаз. — Всё равно испортится.

Ты что, в смертники записался? — спросил я.

Почему?

Ты же сам говорил, что им выдают икру.

Вырвиглаз сделал непонимающее лицо, типа про

смертников он ничего и не рассказывал.

Ты что-то путаешь, — сказал он. — Я про смертников совсем другое говорил. Я говорил, что в колхозе «Наш путь» работают одни смертники за такую зарплату. А икра — это совсем другая икра...

Вырвиглаз указал пальцем на потолок. Можно подумать, кто-то его тут на самом деле прослушивал.

Это совсем другая икра. Конфискат. В Астрахани втихаря её продают сами менты. Кушайте.

Чёрной икры я никогда не пробовал, однако ничего выдающегося в ней не нашёл. Рыбой пахнет, на языке лопается, ничего вроде, на шпроты похоже.

Надо с хлебом и маслом есть, — пояснил Вырвиглаз. — А так невкусно. А ни хлеба, ни масла у нас нет.

И потрогал голову.

А Упырь вообще икру не стал пробовать. Наверное, надоела она ему.

Он тебя бил? — спросил он с интересом Вырвиглаза.

Вырвиглаз отмахнулся.

Ерунда, — сказал он. — Побил немного, жаба, конечно. Это даже хорошо...

Вырвиглаз задумчиво поглядел на банку, зачерпнул икры, стал есть без всякого удовольствия.

Почему хорошо? — спросил Упырь.

Потому что сегодня он проснётся и ему станет стыдно. Даст денег, сходим в пельменную. Жаль, что побрил, жаба... — Вырвиглаз постучал ложкой по ставшей звонкой голове. — Ну да ничего, отрастёт. В этом даже что-то есть...

Вырвиглаз погляделся в своё отражение в окне. На самом деле в такой причёске что-то было — Вырвиглаз стал похож на обезьянку. Не на большую, могучую обезьяну, которую уважаешь и опасаешься, а на мелкую и поганскую, в которую хочется кинуть камнем. И не просто кинуть, а попасть ещё, чтобы она заверещала и запрыгнула к себе на баобаб или на секвойю, на свою африканскую берёзу, короче, а потом долго и жалобно пищала, облизывая лапку.

А вообще Вырвиглаз даже стал похож на Упыря, они почти сравнялись по паскудности, близнецы просто.

Это даже хорошо, — сказал Вырвиглаз. — Этим жабам-баторцам нельзя бриться наголо. Это не просто запрещено, а строжайше запрещено, типа не харкай в колодец — отрыгнётся. И я на фоне всеобщей лохматости буду нормально выглядеть.

Почему нельзя бриться? — поинтересовался Упырь.

Это страшная история, — Вырвиглаз всё поглаживал и поглаживал свою лысину. — Страшная и зловещая... Двадцать лет назад один баторец организовал тайное общество, оно называлось «Батор навсегда». И все, кто в него входил, брили голову и носили валенки с белыми бумбончиками. А целью этого общества было постепенное внедрение всех баторцев в разные отрасли жизни. Потом это общество разгромили, но многие его члены не отступились от своей клятвы. Вот ты премьер-министра видел? Лысый. И министр обороны.

Они что, баторцы? — удивлялся Упырь.

Все, — беззастенчиво врал Вырвиглаз. — И многие другие. Кстати, общество это в баторе возродилось, только теперь они не бреются. И в баторе бриться налысо вообще всем запрещено — для конспирации...

Я уже не слушал. Вырвиглаз втюхивал Упырю очередной крючковатый плод своей шизофантазии, за окном капал дождь, он начался, пока мы гостили у Вырвиглаза. По дороге безнадёжно брела промокшая и грязная собака.

Так я вот и думаю, что теперь мне, лысому, теперь в баторе будет зелёная улица. Я лысый, а они, жабы, все волосатые, как медведи. Вообще лысым быть круто. Лысый человек — он гораздо волосатей, чем волосатый...

Я глядел на улицу.

Грязная собака поймала неосмотрительно высунувшуюся лягушку, настроение у собаки улучшилось, и она потрусила дальше уже с энтузиазмом.

Глава 20

Бобик сдох

Сенька сиял. Именно сиял, это очень точное слово, хотя и захватанное. Сиял, как лужа в солнечный день. Это сияние могло быть вызвано двумя событиями. Или Сенька разузнал, где лежит метеорит. Или отошёл в мир иной пёс Шахова Диоген.

У меня к тебе дело, — серьёзно сказал Сенька.

Бобик сдох? — осведомился я.

Какой ещё бобик? а, бобик... Ну да, скончался. Преставился. а ты откуда знаешь?

Спросил Сенька с подозрением. Будто я собирался покуситься на его приоритеты в похоронной области.

Откуда знаешь? — Сенька помрачнел.

В «Ритуале» узнал, — соврал я. — Иду с работы, а возле «Ритуала» шаховский автомобиль стоит...

Врёшь! — злобно рявкнул Сенька. — Врёшь! Я там весь день караулил, не подъезжал туда Шахов!

Подъезжал, — спокойно сказал я. — Просто он с чёрного хода подъезжал, ты не заметил...

Я бы заметил! Я и за чёрным ходом смотрел...

Просмотрел, — продолжал издеваться я. — Ты просмотрел, а ребята из «Ритуала» не просмотрели...

Сенька исчез. Растворился со скоростью старого опытного вампира. Через пять минут появился уже успокоенный.

Приколы прикалываем? — спросил Сенька. — Шутки шутим? Никто с Шаховым не связывался, я ему сейчас звонил.

И что?

И то. Предыдущие договорённости остаются в силе. Через день, то есть послезавтра, состоится погребение.

Поздравляю, — сказал я. — Осуществляются твои мечты. Слушай, а любимой коровы у Шахова нет? Или любимого лося, он, кажется, лосефермой владеет.

Лосефермой? — заинтересовался Сенька.

Лосефермой, — подтвердил я.

И тут же увидел картину, что образовалась в Сенькиной голове. Лосеферма. В глухой костромской тайге. Эпидемия ящура. Лоси дохнут целыми пачками. Меж дохлыми лосями, весь в чёрном, шествует Сенька. С золотой лопатой и в кожаных галифе. А над головой — вертолёт.

Хотя нет. Если лоси дохнут пачками — это уже не искусство, это уже конвейер.

Ты у меня что-то спросить хотел?

Ну да... — Сенька очнулся. — Хотел. Я тебе уже предлагал слегонца подработать...

Кем?

Будем хоронить Диогена, нужны помощники.

Какие?

Какие, какие — всякие. Для представительства хотя бы... Согласен? Тебе бабло ведь не помешает.

Принимать участие в похоронах собаки...

Вдруг я подумал, что это, конечно, маразм, даже супермаразм, но, с другой стороны, всё, что происходит в последнее время со мной, особой вменяемостью не отличается. Всё маразм. В семье маразм, вокруг маразм, с Катькой маразм... Почему бы не похоронить собаку?

К тому же мы живём в провинции, а все нормальные провинциалы должны чудить. Изобретать дирижабли, строить высотные бани, печь самые большие в мире блины, играть в мотобол, жевать сосновую смолу, хоронить собак и другой мелкий рогатый скот. Это простительно провинциалам, скажу больше, это им присуще. Вот тот же Шахов — он хотел ведь ввести своего пса в городскую думу.

Каков поп — таков и притоп. Так говорила моя бабушка.

К тому же мои родители всегда хотели, чтобы я был похож на моего младшего брата, чтобы я брал с него пример. Вот я и буду брать с него пример.

Хоронить собак.

За было гораздо больше, чем против, и я согласился.

Ну нормально. — Сенька уселся на подоконник. — Но требуется ещё два человека.

Зачем?

Как зачем? А гроб кто понесёт? Четыре человека нужны, а у нас пока только двое. Ты да я.

А сам Шахов? — спросил я. — Его что, не будет?

Ты что, дурилка? Шахов — мэр, можно сказать — государственный деятель. У него же полити

ческое лицо, он не может хоронить собаку. Если про это узнают в области — его же на смех поднимут.

Напротив, — сказал я, — в России полно оригинальных мэров. Кто с парашютом прыгает, кто под воду ныряет, а кто вообще городошник. Подумаешь, похоронил собаку. Все хоронят.

Мэру, конечно, не возбраняется хоронить собаку. Но губернатор уже не может никаких собак погребать. Губернатор может себе позволить лишь скромные развлечения, а, допустим, президент...

Сенька задрал глаза к потолку.

Президент может... президент вообще ничего не может.

Наш мэр что, в президенты собирается?

Плох тот мэр, что не хочет стать президентом, — ответил Сенька. — Поэтому он и не хочет хоронить собаку. Он дальновиден! Собаку должны похоронить мы, за это нам и заплатят. Так что нам нужны ещё двое. Понимаешь, я мог бы позвать кого-нибудь из своих одноклассников, однако это может меня тоже в дальнейшем скомпрометировать. Про меня и так чёрт-те чего рассказывают... Поэтому лучше привлечь людей со стороны. Так сказать, в порядке аутсорсинга.