Заступник. Твари третьего круга - Арина Свобода

От темной стены деревьев отделилась белая фигура и побрела в сторону города. Фолк прищурился. Никел? За стеной? Что он там делает, глупый мальчишка? Нет, не он. Да и когда бы он успел? И все же, Фолк где-то видел раньше эту нетвердую походку… Мужчина поднял голову, мертвые глаза вцепились в Фолка, как голодная собака в кусок мяса.

Его вдруг обдало ледяным холодом. Папашка! Тащится, словно раздавил на троих бутылочку у поселкового магазина. Этого не может быть! Нет! Так не бывает! Он же давным-давно лежит в земле. Фолк сам бросил горсть мерзлой земли на крышку гроба.

Только… аномалия давным-давно захватила погост, и кто знает, что там теперь творится.

С каждым шагом фигура уплотнялась, набирала силу. Фолк не мог пошевелиться и не мог отвести взгляда от подернутых молочной пленкой глаз. Папашка оскалился…

— Господин Арсон! — мэр Романо, мягко ступая, подошел сзади.

Фолк вскрикнул.

— Ретрансляторы установлены. У нас все готово для испытаний. Когда начнем? Господин Арсон?!

Видение исчезло.

— Что? А… Да… Как только появится доктор Кессель.

«Телефон абонента отключен или находится вне зоны обслуживания». Куда делся этот умник вместе с излучателем? Фолк набрал номер начальника охраны:

— Лысый, срочно разыщи Эррана и тащи его сюда. А мне плевать! Хоть из Темного достань!

Романо вытащил из-за пазухи фляжку:

— Не желаете согреться?

Фолк машинально сделал глоток и снова посмотрел на неширокое белое поле, разделявшее лес и город. Тепло разлилось по животу. Ф-фух! Показалось. Так и с ума сойти недолго. Нервы ни к черту! Надо заставлять себя спать хотя бы шесть часов в сутки!

Только как это сделать? Раньше он думал, что еще немного, и можно будет жить в свое удовольствие. Провернуть еще одно дело. Расположить к себе еще одного влиятельного человека. Выиграть еще один бой за передел сфер влияния. Еще, еще, еще… По ночам Фолк лежал, ворочаясь с боку на бок, прокручивая в голове комбинации, продумывая следующий ход. Промучившись полночи, шел к бару и щедро наливал виски. Только так удавалось хоть ненадолго расслабиться, погрузиться в беспокойный мутный сон…

Через час, когда содержимое фляжки закончилось, отзвонился Лысый:

— Фолк, у нас проблемы. Эррана нет ни дома, ни на работе. Исследовательский центр закрыт, сотрудников отправили в бессрочный отпуск.

— Что с оборудованием?

— Неизвестно. Мои ребята сейчас расспрашивают сотрудников Кесселя. Ты не думаешь, что это как-то связано с исчезновением Ника?

Это дело рук Триара. Больше некому. Фолк мысленно пнул себя — увлекся борьбой с аномалией, тупица! Собрал информацию и расслабился, забыл об угрозах.

— У тебя есть основания так думать? Этот паршивец не в первый раз исчезает из дома.

— Я говорил с врачом, он полагает, что Ник не смог бы сам выйти из больницы. Ему были назначены сильнодействующие препараты. Если его похитили, есть вероятность, что скоро они свяжутся с нами.

Следить за ним нужно было лучше! А он даже часа не выкроил, чтобы повидаться с братом. Ограничился телефонными звонками. Понадеялся на Кесселя с его излучателем. А теперь ни того, ни другого.

Вряд ли им нужен выкуп. Скорее всего, это дело рук «Живых». Значит, в руках старика все козыри: и Ники, и излучатель. А разобравшись с устройством излучателя, старик одним махом разделается с мальчишкой и, тем более, с Кесселем. Зачем ему лишние свидетели? Если Романо об этом узнает, «дружбе» конец. Медлить нельзя! Кто первым ударит, тот и выиграет в этой драке.

— Лысый, выясни круг знакомых Ника. Насколько я знаю, друзей у него нет. Узнай, кто приходил в больницу? О чем говорили? Есть ли у кого-то из них связи с Триаром. С любыми новостями сразу ко мне!

Глава 2

Лязгнул засов. Петли взвыли, как души грешников перед лицом Вечного отца.

Элин шагнул в темноту камеры. Невольно задержал дыхание — воняло здесь нестерпимо: испражнениями, плесенью, тухлой едой и чем-то еще, трудноопределимым. Может быть, отчаянием.

Человек, съежившийся на полу у стены, зажмурился от красноватого света, ворвавшегося в карцер из коридора.

— Здравствуйте, Кессель, — светски произнес Элин, будто они встретились на улице — хорошие знакомые, но отнюдь не близкие друзья.

— Простите… — тощая фигура неуверенно поднялась. — Кто вы? По какому праву меня… — голос сорвался, и ученый сделал шаг вперед. — Что происходит? Это ваши люди ворвались в лабораторию? Вы ответите за это! Повреждено ценнейшее оборудование…

Элин, не слушая, рассматривал ученого. Так мог бы глядеть прохожий на заходящуюся в лае шавку — пнуть или просто гаркнуть? Один рукав белого халата был полуоторван и печально — на ниточке — болтался карман, похожий на ухо спаниеля. Били его, что ли? Кретины! Надо было посылать Грая, он-то умеет разговаривать с людьми, а не только кулаками орудовать! Да только как его послать? Кто знает, что за дела у него с этим головастиком? Никому нельзя верить, никому…

Кессель замолчал, словно захлебнулся.

— Ты в курсе, кто оплачивал твои исследования? — тяжело спросил Элин.

Глаза ученого метнулись вбок. Он тяжело дышал, как после бега, и теребил левой рукой несчастный оторванный карман.

— Знаешь, — констатировал Элин. — И тем не менее стакнулся за моей спиной с этим деревенским отродьем?! Что он пообещал тебе? Деньги? Власть? Славу? Чего тебе не хватало?

Эрран попытался гордо вскинуть голову, но, наткнувшись на взгляд Элина, быстро уперся глазами в пол.

«Боится, — с удовольствием подумал Элин. — Впрочем, надо было с самого начала объяснить ученому придурку, кто заказывает музыку. Тогда бы он трижды подумал, прежде чем переметнуться к Арсону».

— Вы не поймете, — голос прозвучал почти неслышно.

— Что? Ты о чем?

Кессель поднял лицо и заговорил — убежденно, истово, как проповедник:

— При чем здесь деньги? Вы знаете одно-единственное мерило ценности — деньги. Но наша работа, она… Это для людей, понимаете? Для человечества! Сбросить ярмо снов-наказаний, отогнать тень Темного Города, отравляющую нашу жизнь, — вот к чему мы должны стремиться! И не важно, кто платит, важен результат…

— Неважно?! Это для тебя не важно! Для человечества… — передразнил он ученого. — Ты что, серьезно полагаешь, что Арсон стал бы использовать прибор во благо?

Он взмахом руки остановил раскрывшего рот Эррана и повернулся, чтобы уйти. Здесь нечего делать. Пусть яйцеголовый посидит в одиночестве, подумает о смене ценностей… Может, одумается через пару дней и снова начнет трудиться «на благо человечества» под его, Элина, пристальным контролем. А нет — и не надо. В топку его! Кессель оказался хорошим наставником. Отличную смену себе подготовил.

— Подождите! — отчаянный вскрик ударил Элина в спину.

Он полуобернулся и молча взглянул на ученого.

— Вы не сможете… Никто, кроме меня, не сможет работать с онейрографом! Необходима тонкая настройка… учет индивидуальных параметров… Иначе вместо спасения можно навсегда отправить человека в Темный.

Элин насмешливо скривил губы:

— Ты слишком высокого мнения о себе, умник. И слишком низкого обо мне. Тайла Игрет — знаешь такую?

У Кесселя задергалась щека. Элин усмехнулся.

— Конечно знаешь. И довольно близко, верно? Умная, послушная девочка. Она работает на меня, Кессель. Твоя правая рука, не так ли? Она умеет обращаться с прибором?

Эрран молчал. Элин еще несколько секунд сверлил его взглядом, потом удовлетворенно кивнул и вышел. Завизжали петли, громыхнул засов. Тощая фигура в белом халате осталась стоять посреди камеры.

* * *

Тугие оранжевые шары апельсинов на смятом больничном пододеяльнике. Встрепанные солнца подсолнухов на обшарпанной тумбочке. И странная птица на голой ветке за окном, похожая одновременно на ворону и на попугая.

Грай, не отводя взгляда от картины, легонько поцеловал Ланку в шею, туда, где заканчивались короткие завитки жестких непослушных волос.

— Нравится? — не оборачиваясь, спросила она.

— М-м-м… Угу. А как называется?

— Беда, — коротко отозвалась Ланка.

— Хм… — Грай скептически поднял бровь. — А, по-моему, ничего такого…

И тут он увидел.

Изломанные, угловатые тени под скучной казенной кроватью — силуэты домов. Серые пятна плесени на сердцевинах подсолнухов. Едва заметные вмятины на упругой апельсиновой шкурке. И красный отсвет, тлеющий в глубине птичьего глаза.

Грай почувствовал, что стоит босиком на холодном полу. И почему-то вспомнил вчерашнюю поездку за город…

Это была ее идея: «Сколько можно валяться в постели?» Грай удивился — а что еще надо? Последние несколько дней слились для него в одну долгую счастливую ленту. Нежное хрустальное утро перерастало в яркий, до последней секунды наполненный радостью день, потом быстро сгущались сумерки, и наступала не по-зимнему горячая ночь. Нежные слова сменяли долгие разговоры обо всем, которые перетекали в сбивчивый страстный шепот. Казалось, за эти несколько дней он смог пересказать ей целую жизнь. Она теперь знала его всего, наизусть. И он знал ее и любил. Целиком. Полностью. Шрамы на руках, и жесткие завитки на шее, и веснушки, прыгавшие на носу, когда она улыбалась, и родинку на спине. Они вылезали из постели только для того, чтобы наскоро перекусить. И, ожидая пока закипит чайник, поминутно обнимались, словно пытались наверстать все шесть лет, пропущенные с их первой встречи. Грай притягивал ее к себе, брал на руки и нес к кровати, целуя теплую кожу в ложбинке чуть ниже шеи. Воздух раскалялся до предела. Они тонули в поцелуях и нежных словах, не замечая, как бежит время…