Девушка по имени Судьба - Гуиллермо Гланк

— Да, эта кухня может навеять грустные воспоминания, — согласилась Доминга. — Сколько тут было всего пережито! Никогда не забуду о том несчастном сержанте, царство ему небесное!

— Что? Энрике умер? — встрепенулась Виктория.

— А вы разве не знаете, госпожа? — растерялась Доминга. — Поверьте, я не хотела вас огорчать… Еще когда вы были в монастыре, пришло известие, что он погиб в бою.

У Виктории отлегло от сердца.

— Нет, Доминга, он не погиб, — сказала она. — Энрике был только ранен. А потом — женился, даже детей завел. Я это знаю точно.

— Ну, слава Богу! — облегченно вздохнула Доминга. — А вы с ним виделись?

— Нет. И не хочу его видеть. Для меня он все равно что умер. Не будем говорить о нем.

Позже, когда об Энрике заговорила Мария, тоже вспомнив о его смерти, Виктория не стала убеждать ее в обратном и лишь попросила сестру больше не вспоминать о прошлом.

Однако в этом доме трудно было уйти от воспоминаний, и Виктории пришлось вернуться к ним уже в разговоре с дочерью. Камилу интересовало, почему мать прежде не рассказывала ей о своих родителях, о сестре, о тете Асунсьон.

— Я рассказывала, только не очень подробно, — ответила Виктория. — Мне трудно было говорить об этом, потому что отец выгнал меня из дому.

— Выгнал?! — изумилась Камила.

— Твой дедушка был очень хорошим человеком, но слишком принципиальным, — стала пояснять Виктория. — А я влюбилась…

— Но разве это плохо — влюбиться?

— Нет, конечно. Только дедушка считал, что мой избранник мне не пара. Тогда мы поженились тайно. А дедушка совсем рассвирепел и выгнал меня из дому. Человек же, которого я любила, и был твоим отцом. Так что ты — дитя нашей любви.

— Теперь я все понимаю!.. — произнесла Камила со смешанным чувством восторга и горечи.

Понимая, что ей предстоит тяжба с Гонсало, Асунсьон решила распродать мебель в своем городском доме, чтоб выручить дополнительные деньги, необходимые для ведения процесса. Но тут к ней пожаловал адвокат Ирибарне и сообщил печальную новость: все документы, которые надеялась предъявить суду Асунсьон, сгорели.

— Я знаю, чьих это рук дело! — воскликнула она.

— Я тоже догадываюсь, — хмуро произнес адвокат.

— Что же мне теперь делать?

— Возможно, у вас сохранилась копия договора…

— Увы, я проверила все мои бумаги — ничего нет. Все было у Мануэля.

— Может, еще не поздно поискать их там, в его доме? — не слишком уверенно посоветовал Ирибарне.

— Если сгорел весь архив, то копии, полагаю, сгорели и подавно, — печально молвила Асунсьон. — Теперь мне остается только вырыть ров вокруг имения и стрелять в каждого, кто посмеет к нему приблизиться.

— А вот этого не стоит делать ни в коем случае! — предостерег ее Ирибарне. — Закон будет полностью на стороне Линча. Документов у вас нет, а свидетелям судьи не поверят, скажут: подкуплены.

— Я обращусь в Верховный суд!

— Верховный суд всегда стоит на страже правительства, а Гонсало Линч- лицо, приближенное к губернатору… На вашей стороне будут очень немногие, — огорчил ее Ирибарне.

— Да, все это ужасно, — молвила Асунсьон. — Но у меня остается еще один, маленький, шанс: я попробую обратиться за помощью к племянницам. Неужели они не смогут повлиять на Гонсало?

Глава 3

Жизнь Энрике и Росауры протекала спокойно до той поры, пока из Санта-Марии не приехал Августо и не сказал, что переходит служить в гвардию губернатора.

— Ты хорошо понимаешь, что это значит? — спросил огорченный Энрике.

— Да, я готов служить этому великому человеку и, в случае необходимости, заслонить его своей грудью.

— По-твоему, этот человек — великий? Ты готов отдать за него жизнь? — совсем расстроился Энрике.

— Да, я думаю иначе, нежели ты, — ответил Августо. — И поступаю по собственному убеждению.

Но это была не единственная новость, выбившая из колеи Энрике. Августо еще сообщил отцу, что того собираются повысить в должности и перевести на службу в Санта-Марию.

— Мне сказал об этом сам генерал. Он уже и приказ подготовил, — тараторил Августо, надеясь обрадовать отца. — Как только губернатор утвердит приказ, мы вес вместе будем жить в Санта-Марии!

— Этого никогда не будет, — твердо произнес Энрике, немало озадачив сына.

— Почему? Ты не веришь генералу?

— Нет, дело в другом, — пояснил Энрике. — Я не смогу служить под началом человека, которого не уважаю.

— Но ты же не сможешь нарушить приказ!

— Разумеется. И поэтому я подам в отставку. А ты скажешь генералу, что у меня в последнее время значительно ухудшилось здоровье.

— Но как же так, папа? Я не могу…

— Я не разделяю твоих убеждений, но вынужден с ними считаться, — напомнил сыну Энрике. — Попытайся и ты быть снисходительным к моим убеждениям. Договорились? Я напишу прошение об отставке, а ты его передашь генералу.

Росаура понимала, насколько трудное решение принял ее муж, и старалась во всем его поддерживать, хотя и не представляла, как они оба будут жить без армии, без форта, без привычного уклада. Куда им ехать? Чем заняться? На все эти вопросы не было пока ответов ни у нее, ни у Энрике.

Августо уехал, и потянулись томительные дни ожидания: как генерал отреагирует на прошение Энрике об отставке?

Но прежде чем Энрике дождался ответа из Санта-Марии, ему довелось пройти еще одно испытание на верность своим убеждениям. Неподалеку от форта были захвачены трое бунтовщиков. Энрике предписывалось содержать их под стражей до той поры, пока трибунал не вынесет свой приговор.

Поговорив с арестованными, Энрике выяснил, что это всего лишь студенты, издававшие подпольную газету, в которой прямо говорилось о самодурстве и жестокости губернатора.

— Но вам, скорее всего, грозит смертный приговор. Вы знаете об этом? — спросил Энрике.

— Да, — ответили студенты, а один из них осмелился попросить Энрике, чтоб тот отправил письмо в Арройо-Секо, где жил его отец.

— Вот адрес, передайте моему отцу, что я умер как мужчина.

Энрике взял письмо, но напомнил ребятам, что пока они живы, а также посоветовал поесть пирожков, испеченных Росаурой.

— Я не смогу их расстрелять, если придет приказ, — сказал он жене, придя домой. — Представляешь, они такого же возраста, как Августо. Он мог бы оказаться среди них.

— Может, их еще помилуют, не теряй надежды, — посоветовала Росаура.

Энрике же, зная жестокость губернатора, почти не сомневался, что ребятам вынесут смертный приговор, и только молил Бога, чтоб приказ о его отставке пришел раньше.