Блудные братья - Евгений Филенко

Маленькая взъерошенная женщина (после эхайнов все люди казались маленькими) в соседнем кресле, в толстом белом свитере и белом, довольно запачканном, джинсовом комбинезоне, сказала, обратив к нему некрасивое скуластое лицо, расписанное грязными потеками высохших слез:

— Спасибо вам.

— За что спасибо?.. — едва различимо спросил пересохшими губами Кратов.

— Вы хотя бы дали этой поганой бестиа по ее поганой роже, — со мстительным наслаждением промолвила Озма.

Интерлюдия. Земля

— И сразу застегнись, — сказал Сидящий Бык, набрасывая ему на плечи просторную мохнатую шубу с капюшоном. — Тридцать пять ниже нуля — это не шутка для монголоида.

— Я русский, — проворчал Кратов, но подчинился.

Ему казалось, что высеченные космически холодным ветром слезы замерзают на щеках, сопровождая хрустом его слова.

Сам же человек-2 был одет в легкомысленную кожаную курточку с меховым воротником, поношенные джинсы и вязаную шапочку с помпоном. На сей раз он обзавелся обычным европейским лицом с немного стертыми, незапоминающимися чертами. Глядя на него, уже не возникало ощущения, будто стоишь перед зеркалом.

— Как ты думаешь, он захочет со мной разговаривать? — спросил Кратов.

— Он очень любознательный человек, — уклончиво ответил Сидящий Бык.

— Чем же я могу быть для него интересен?

— Хотя бы тем, что ты — один из немногих ныне живущих, кто испытал на себе его прибор. Испытал и…

— И что?

— И не захотел еще.

— Это было нетрудно, — сказал Кратов. — Мне не понравилось быть машиной.

— Были такие, кому понравилось.

— И что же с ними стало?

— Почти все они умерли неестественной смертью. Еще полсотни шагов спустя Сидящий Бык вне всякой связи с предыдущим сказал:

— Тебе привет от Бубба.

— Бубб передает мне привет? — изумившись, переспросил Кратов.

— Буквально, разумеется, нет, — поправился человек-2. — Но он вспоминал о тебе часто и с большим пиететом. Поскольку моя специализация — ксенология, то какое-то время местом моей работы был Церус I с его урсиноидами. Как представляется, в конце концов Бубб проникся ко мне доверием. Он даже посвятил мне прелестный стишок:

Лишь тебя увижу — Взять хочу здоровый дрын,С силой врезать меж рогов.Только не достать мне дрын,И подняться лень…

— Как ты думаешь, он понял, что ты — это не я?

— В каком смысле? — сдержанно удивился Сидящий Бык. Потом кивнул: — А, ты имеешь в виду — понял ли он, что я не человек…

— Значит, ты работал с урсиноидами уже не под моей личиной?

— Ну, разумеется. Ординарному ксенологу маскироваться под мэтра некорректно.

— Это я — то мэтр?!

— А то кто же? — фыркнул Сидящий Бык. — Я работал в одном из своих стандартных обличий. Примерно в таком, как сейчас.

— Стало быть, у тебя несколько лиц. Отчего же ты — Сидящий Бык, а не Янус?

— Янус был всего лишь двулик. Здесь я его превосхожу.

— Ты помнишь хотя бы то лицо, которое увидел в зеркале сразу после рождения?

— Естественно. Я увидел то же лицо, что ты видишь сейчас. Для меня оно стало чем-то вроде белого фрака, надеваемого по особо торжественным случаям. Например, по случаю встречи старинного друга.

— Такая честь! — ввернул Кратов.

— В повседневной жизни я ношу другое лицо. Скажем так: более соответствующее стереотипам человеческого восприятия, возникающим при звуках моего имени.

— Смуглая кожа, мощные скулы, — сказал Кратов. — Крупный нос, понятное дело — орлиный. Жесткие черные пряди до плеч. Иногда увязанные в косичку.

— Как видно, ты имел дело с индейцами, — пробурчал Сидящий Бык.

— Среди моих друзей есть и подлинные индейцы.

— Я отличаюсь от подлинных тем, что не увязываю волосы в косичку, а заплетаю. И не в одну, а в несколько. Все, как на старинных картинках. — Похоже, человек-2 снова шутил. Но полной уверенности в том не было. — Возвращаясь же к Буббу… Нет, он ничего не заподозрил. Его звериное чутье здесь спасовало. Если он и впрямь хотел огреть меня дрыном, то лишь затем, чтобы я не вязался к нему с глупыми вопросами в минуты размышлений о вечности.

— Браво! — сказал Кратов. — Наконец-то у Бубба появилось время для медитации!

— Урсиноиды довольно неплохо живут. После того, как по Церусу прокатился огненный вал по имени «Кратов», они стали господствующим видом на всей  Хаффии. — Не видя реакции, Сидящий Бык счел необходимым пояснить: — Хаффия — это такой континент.

— В честь— первооткрывателей с Хаффы, — задумчиво поддакнул Кратов.

— Вот именно… Бубб не выделял меня среди прочих ксенологов. Его доверительный диапазон применительно к людской расе оказался шире, чем это бывает у самих людей. Те выделяют нас быстро и практически безошибочно.

— Ну, среди людей тоже встречаются странные экземпляры, — хохотнул Кратов. — К примеру, доктор Артур Клермонт, начальник миссии на планете Пирош-Ас, принципиально удаляет всякую растительность с головы и лица, никогда не улыбается и строит фразы в соответствии с правилами «демосфенова канона».

— Что такое «демосфенов канон»?

— Не знаю. По-моему, он сам это и выдумал. Удручающая картина…

— Этот ваш доктор Клермонт — просто выпендрюжник, — заявил Сидящий Бык.

— Где ты подцепил это слово?! — ахнул Кратов.

— У тебя, разумеется, — спокойно ответил человек-2. — При первой встрече ты произвел на меня убийственное впечатление… хотя и извинился. В ходе второй встречи ты на моих глазах выпил почти ведро «Карлсберга» и существенно обогатил мой запас русских идиом.

— На то был повод, — Кратов смущенно засмеялся.

— В отличие от человека, который выпендривается, то есть — эпатирует окружающих своим нарочитым, неестественным поведением, мы изначально и ненатужно ведем себя иначе. Мы другие, поэтому для нас то, что вы называете емким словом «выпендреж», вполне органично.

— Да, я заметил: курточка, штанишки — все по погоде… Почему мы идем пешком?

— Потому что здесь нельзя летать. А точнее — снижаться до десяти километров, следовательно, гравитры, с их нормальным пятикилометровым потолком, отпадают. Сразу за стоянкой начинается запретная зона. Есть, конечно, оленьи упряжки, но…

— Олени простудились? — сочувственно предположил Кратов.

— Просто я решил, что тебе захочется прогуляться по снежку.

— Ну, разумеется…

— Видишь эти корпуса? Это лаборатории ментального программирования. Не те цеха и поточные линии, которые ты можешь увидеть на любой ферме по производству биотехнов. Здесь ведутся уникальные разработки. Здесь делают человеческий мозг. Двенадцать лет назад здесь построили мой мозг.

— Тебе двенадцать лет?! — поразился Кратов.

— А ты полагал, что я окажусь твоим ровесником? — пожал плечами Сидящий Бык. — По вашим меркам я подросток-несмышленыш. Но я никогда не был ни младенцем, ни подростком. Я помню себя практически с момента рождения. — Он коротко улыбнулся. — Да и рождения как такового не было.

— Могу я задать совершенно бестактный вопрос?

— А у тебя получится?

— Забавно, — сказал Кратов. — Недавно в том же самом сомневался один чрезвычайно развитый подросток лет четырнадцати. Дело было на детском острове под названием Ферма. Там разводят животных…

— Знаю, — кивнул Сидящий Бык. — Ну, и какой же бестактный вопрос ты хотел задать чрезвычайно крупному подростку лет двенадцати?

— Как долго ты рассчитываешь прожить?

— Это не бестактный вопрос, — заметил Сидящий Бык. — Скорее риторический. Мы не умираем. В нашей функциональной программе смерть не предусмотрена. Речь идет, разумеется, о биологической смерти.

— Но это тело не сделано из вечных материалов! К тому же, ты не слишком бережно с ним обращаешься…

— Должно быть, я не слишком корректно выразился. В этих корпусах создали не мой мозг, а мою личность. А уж потом подыскали ей временный носитель в виде мозга и временное тело. Моя личность бессмертна. Если мозг и тело выйдут из строя, их можно будет заменить.

— Заменить… понятно.

— Не печалься, — сказал Сидящий Бык. — Твоя личность тоже бессмертна. Личность как информационное наполнение мозговых клеток. Просто для тебя еще не создана технология замены мозга и тела. Но над этим работают. Это главная задача. Собственно, мы появились лишь как побочный продукт при решении главной задачи.

— Надеюсь, у тебя нет на этот счет комплексов?

— У меня вообще нет комплексов.

Они стояли перед белой двухстворчатой дверью без ручек и надписей. Сидящий Бык стянул с руки перчатку, подышал на ладонь и прижал к промороженному металлу. Створки бесшумно разошлись, оттуда выкатился клуб плотного пара, который показался Кратову горячим.