Сущий рай - Ричард Олдингтон

Марта ничего не сказала. Наступило долгое молчание.

— Марта! — тихо сказал Крис.

— Да?

— Посмотрите на меня!

Она посмотрела на него вопросительно.

— Марта! Как сладко произносить ваше имя! Как сладко думать, что с вами я могу быть самим собой, ничего не скрывать, допускать вас всюду, куда никто еще не входил и не может войти. Если я был чересчур осмотрителен и придирчив, если мое объяснение в любви слишком походило на какой-то договор о сотрудничестве в области биологии — простите меня. Я говорил все это потому, что считаю это существенным, потому что хочу, чтобы наши отношения были настолько совершенными, насколько могут быть совершенными отношения между людьми, потому что я верю, что между мужчиной и женщиной не должно быть антагонизма, не должно быть вражды с перемириями на то время, когда они удовлетворяют свои потребности, потому что я верю в возможность любви без злобы, без разочарования.

Марта! Не отводите глаз! Я хочу, чтобы вы видели, что я говорю правду, которая идет из самых глубин моего существа. Я буду доверять вам, как не доверял никому с самого детства. Я подпущу вас так близко к себе, что вы сможете убить меня единым словом или взглядом, предать меня единым жестом или улыбкой. Да, это мне будет трудно, я человек недоверчивый. Но если я ненавижу дураков, ханжей и лицемеров, это еще не значит, что я не могу относиться к вам с нежностью.

Вы знаете, когда я впервые увидел вас, я ушел отсюда с мыслью: «Как она мила!» Но в другие разы я уходил с мыслью: «Как проживу я все эти часы до новой встречи?» и «Какое горькое мучение, если я никогда не увижу ее снова!» Я желаю вас так страстно, что иногда чувствую боль, подлинную боль в груди. Если я заставил вас посмотреть прямо в лицо важным фактам обыденной действительности, не думайте, что я не способен видеть красоту, ощущать живую поэзию, исходящую от вас, Марта. Это не лживая поэзия, не холодное повторение избитых рифм, а золотая плоть живых мгновений. Мы примем жестокую действительность, Марта, но сделаем ее столь же прекрасной, как живой мир солнца и высоких деревьев и цветов. Мы будем естественны, как море, свежи, как ветер.

Не отводите глаз! Не обращайте внимания, если прерывается мой голос. Так удивительно сбросить с себя одиночество, так удивительно и чудесно ощущать благодаря вам полное сердечное спокойствие. Я никогда не думал, что при взгляде на женщину меня повергнет в такое волнение, на меня так подействует ясный блеск ее мягких, темных глаз. Я никогда не думал, что красота юного белого тела — да, откройте мне его — может довести меня до слез тем, что оно так стройно, так нежно и так беззащитно. И лучше всего то, что в нас нет грусти, и наши слезы — слезы освобождения. Нам весело. Так постараемся же сохранить это веселье и эту сладость и… О да, милая, милая, да, теперь, да…

Ибо Марта раскрыла перед ним объятия.

Три

Проснуться счастливым — это большое достижение в жизни. Крис проснулся от столь глубокого сна, что в первое мгновение смотрел и ничего не понимал, не узнавая окружающей обстановки. На одно мгновение сон разорвал связь между вчерашним знакомым рисунком реальности и сегодняшним. Крис ощущал только одно: он счастлив.

Через одну долю секунды рисунок встал на свое место и снова сделался знакомым. Крис был в своей старой комнате в Сохо, но что-то в ней изменилось. Ее убожество и запущенность больше не подавляли. По крайней мере на одно мгновение они потеряли власть над этим удивительным и беспредельным ощущением счастья. Почему?.. Марта!

Еще через одну долю секунды Крис окончательно проснулся. Он откинулся на подушку размышляя.

«Я счастлив. Счастье. Что есть счастье? Такое счастье? Радость, что ты живешь. Положительное довольство тем, что обладаешь сознанием, положительная воля к жизни. Не машинальный инстинктивный страх, заставляющий самых неудачливых людей страшиться смерти, а убеждение, что жить хорошо. Я доволен, что какая-то звезда столкнулась с солнцем — если это вообще было — и создала землю. Я доволен, что солнечный свет превратил какие-то химические вещества в живые клетки. Я доволен всеми своими отдаленными и такими несхожими и в то же время похожими на меня предками, которые дышали и ползали и плавали по древним морям, чья соль сохранилась в моей крови, доволен бесконечными поколениями, которые боролись за свое существование, бились и страдали на земле, чтобы сделать меня человеком. Я возношу хвалу моим родителям за то, что они дали мне жизнь. Благословен час и благословенно ложе, на котором я был зачат! Но по какому невероятному стечению счастливых обстоятельств я появился на свет! Сколько раз за сотни миллионов лет цепь могла оборваться! Неизъяснимое чудо, что я живу и что я счастлив.

Счастлив. Огорчает ли меня мысль, что когда-нибудь я состарюсь и умру? Это слишком далеко. Я переживаю смертное бессмертие юности. В свое время я буду оглядываться на теперешнего самого себя с невыразимым сожалением, тоской и, пожалуй, даже с жалостью, что нечто столь незначительное могло казаться таким большим. Как легко я мог бы унизить свое счастье заплесневелыми пошлостями отшельников и книжников! Как легко я мог бы заслужить бесценную репутацию человека разборчивого и очень умного, презирая себя за то, что у меня есть общего с крысой и двуполым слизнем! Пусть уж я буду обыкновенным и жалким, ибо мое счастье истинно. Как лживы все эти интеллектуальные софисты, требующие похвал зато, что они ненавидят людей, то есть самих себя. Признаем же их ненормальными вместе с поддельными Наполеонами и жертвами dementia praecox.[24]

То, что я обладал Мартой, ничего не меняет, и, однако, это меняет решительно все. Это превратило меня в цельного человека. Сколько бы я ни враждовал с человеческой извращенностью, невежеством, разрушительными тенденциями — с самим собой я в мире. То, что во мне испытывает удовлетворение, примитивно, но существенно. Я не могу быть иным, чем я есть, и было бы суетным безумием калечить себя, лишая себя чего-то существенного. Нет ни высокого, ни низкого: есть только новое и старое.

Это чувство, которое кажется мне и является на самом деле таким драгоценным, — его дала мне она. Экономисты не могут оценить его, физики — измерить. Биологи считают его чем-то само собой разумеющимся, а потому в своих рассуждениях идут мимо цели. Даже психологи только бормочут что-то невнятное и спорят. Разве можно измерить экстаз любви, исследуя мозг кошки, подвергнутой трепанации? Разве можно решить уравнение нашего счастья? Потому что она тоже счастлива. Глаза несчастных не сияют, как сияли ее глаза, и плоть угнетенных не бывает такой трепетно-живой…»

Так этот наивный глупец рассуждал о своей любви. Но недолго. Он был настроен слишком энергично и бодро, чтоб валяться в постели. Поразительно, насколько важными и интересными представлялись теперь самые тривиальные дела. И поразительно, как роились в его мозгу планы дальнейшей жизни, причем во всех этих планах видное место занимали частые встречи с Мартой…

Это блаженное состояние длилось несколько больше недели, после чего предначертанный порядок вещей позаботился прервать его.

Он встречался с Мартой ежедневно, хотя бы только для того, чтобы пройтись вдвоем по парку. Однажды вечером, после того как они с упоением занимались любовью, Марта стала уговаривать его остаться у нее на ночь.

— Сейчас еще нельзя, — сказал Крис. — Нельзя, пока Анна живет здесь. Через несколько дней она уедет, и тогда я буду оставаться с тобой хоть каждую ночь.

— Какое нам дело до Анны? — чуточку ревниво спросила Марта.

— До самой Анны — абсолютно никакого. Но, дорогая, ты ведь знаешь, у нее ключ от твоей квартиры, и она вламывается к тебе в любое время дня и ночи. Если мы закроем дверь на цепочку, она будет барабанить в дверь из чистого любопытства, пока ты ее не впустишь. Я могу быть здесь спокоен только в те дни, когда мы знаем, что она у Джона.

— Не съест же она нас.

— Нет, но она будет говорить о нас. А это все равно, как если бы она съела нас живьем. Нельзя доверять Анне.

— Нельзя, это верно, — горестно сказала Марта. — Я ухлопала уйму денег на этих «Небесных близнецов», но ни Джон, ни ее отец не станут за нее расплачиваться. Ее отец взбешен из-за Джона.

— Вот видишь, — сказал Крис, — как опасно, когда люди что-нибудь знают! Ты потеряла все эти деньги, Марта?

— Нет, что ты, но мне придется очень трудно в первые месяцы.

— Ты ведь не очень богата, правда?

— Триста фунтов в год и этот дом.

— Это еще терпимо. Я рад, что ты не богата, Марта.

— Почему? Если бы я была богаче, тебе не пришлось бы поступать на дурацкую службу и мы могли бы уехать вместе куда нам вздумается.

— Конечно. Но понимаешь, мне очень противно, когда к любовным отношениям примешиваются деньги. Вероятно, это вина моих родителей. Это реакция на их взгляды. Это неразумно, но в этом есть какая-то доля правды. Мне бы хотелось совсем другого: чтобы у нас у обоих была работа, интересная работа, и чтобы мы работали достаточно близко друг от друга и могли встречаться, когда нам вздумается, но в то же время не впадать в мещанство…