Мой любимый директор (СИ) - Рымарь Диана

Но, видно, Логинов посчитал, что лучший способ помочь – откупиться.

- Ее нужно лечить, - говорю строже. – Найдите хорошую клинику, примите меры. Либо вы этим займетесь, либо я… Я больше не позволю ей хоть как-то портить мне жизнь.

- Я тебя услышал, Орлов, - кивает Дмитрий Васильевич. – Ты больше не увидишь Марию, даю слово.

Он на некоторое время будто выпадает из реальности, что-то бормочет себе под нос.

Потом будто приходит в себя:

- Спасибо, что ты не пошел с этим в полицию.

Киваю, принимая его скупую благодарность.

Говорю со вздохом:

- Вы в свое время очень мне помогли, без вашей помощи я бы еще долго не мог открыть свой клуб. Только поэтому я пошел к вам, а не куда-то еще. Но на этом все. Если Мария еще хоть раз как-то попытается напакостить мне и моей семье, я приму жесткие меры.

Дмитрий Васильевич кивает, потом хмурится и говорит:

- Мария уедет, ты больше о ней не услышишь. И, кстати, о клубе, я в любом случае планировал продавать свою часть.

- Помню, три шкуры, все дела, - невесело усмехаюсь.

- Я не буду задирать цену, - вдруг говорит Дмитрий Васильевич. - Но ниже рыночной ты помещение тоже не получишь. Все будет по справедливости. Готовь деньги, Орлов, или квадратные метры уйдут к другому владельцу.

Я киваю. Не хочу больше иметь дел с этой семьей.

- Деньги будут, - обещаю ему.

Есть у меня пара наметок…

Глава 48. Я – нормальная

Мария

Я лежу на кровати, обложенная едой.

Справа большой пакет с чипсами, слева коробка с круассанами, на коленях поднос с тарелками, где лежат сласти. Меренговый рулет, лимонный торт, красный бархат…

У меня сегодня по графику читмил.

Кроме того, девушка ведь имеет право себя побаловать.

Особенно после такого фееричного провала…

Как, ну вот как я умудрилась вчера не проверить запись с камеры из подъезда Звонаревой? Я понятия не имела, что Слава уже у нее, когда продолжала писать ему от имени Катерины. Все потому, что расслабилась, потеряла бдительность, ведь дела шли отлично.

Каково же было мое удивление, когда на очередное мое сообщение от имени Звонаревой Слава ответил: «Мария, хватит».

Он даже не спросил «Мария, это ты?» Он констатировал факт. Откуда узнал? Ну вот откуда?!

Вспоминаю это и ныряю рукой в пачку с чипсами, хватаю несколько и засовываю в рот, с чувством жую, запиваю колой. Тут же пихаю в себя кусок торта.

Все это вместе должно подарить мне хоть секундную радость. Но не дарит!

- Суки… - вою в пустой спальне.

Я одна в прямом и переносном смысле. Несмотря на обилие любовников у меня нет никого, с кем можно было бы разделить этот день.

А телефон все звонит и звонит. Это отец… За последний час он набрал меня раз тридцать. Игнорирую его звонки. Я бы вообще с превеликим удовольствием его заблокировала. Но тогда он точно взбесится и прощай моя карта.

«Мария, ответь!» - пишет мне отец.

А я молчу. Потому что знаю, что мое молчание его добивает.

Так и тянет сделать ему какую-нибудь гадость, пустить побольше крови.

Ненавижу его…

Всеми фибрами души ненавижу!

С того самого дня, как умерла мама.

Ведь по факту тогда я прекратила для него существовать.

Мне было всего четырнадцать, когда это случилось. Моей милой, наивной мамы, которая считала меня ангелом, просто не стало. Она истаяла из-за треклятого рака. А отца даже не было рядом, когда это случилось.

Он был слишком занят, чтобы сидеть у постели умирающей жены.

Он был слишком занят, чтобы воспитывать свою дочку.

Он был слишком зациклен на своей работе…

Деньги, деньги, деньги – это все, что его волновало, и это все, что он мог предложить.

В то время я была еще наивной девчонкой, которой отчаянно хотелось любви, утешения. И я нашла ее в семье моих тети с дядей. Бездетные, они всегда мне благоволили. Я частенько бывала у них в гостях.

И вот однажды я пришла как всегда без звонка, а тети дома не было. Зато был дядя. Он пригласил меня поужинать, долго разглагольствовал на тему того, как ему жаль, что моя мама заболела такой страшной болезнью, как он без нее скучал. И как сильно я напоминаю ему ее…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я плакала, как дурочка. Приняла все за чистую монету, позволила себя обнять.

Но я была совсем не готова к тому, что произошло после.

Дядя положил руку мне на колено и начал приставать. В первую пару секунд я настолько ошалела, что даже ничего не сказала. Но очень быстро пришла в себя. Двинула ему в причинное место и убежала.

В тот же вечер я позвонила тете и все ей рассказала.

Вот только она мне не поверила.

Тетя приехала в гости той же ночью и битый час уговаривала меня поверить, что дядя совсем ничего плохого не имел в виду. Он же просто хотел успокоить плачущую меня, обнял, а рука попросту соскочила. И вообще, какие у меня доказательства того, что он приставал? Никаких? Ну значит не было ничего, я все не так поняла. Я просто маленькая девочка, которой показалось.

Мне было так противно, что хотелось сдохнуть.

«Отец ни за что тебе не поверит, - давила на больное тетя. – Ты хочешь его разочаровать? Тебе мало того, что он перенес из-за твоего вранья по поводу школы? Помнишь, сколько небылиц ты ему наплела про оценки, про то, как тебя обижали одноклассники? Вправду думаешь, что он встанет на твою сторону после всего? Ты посмотри на то, как одеваешься, у тебя все юбки длиной как пояс…»

В тот момент я почувствовала себя такой беззащитной, что хотелось выть.

Отцу я так ничего и не сказала, потому что была уверена – не поверит. Отвернется от меня, обвинит в том, что сама напросилась.

Я возненавидела его лютой ненавистью за то, что его никогда не было рядом. За то, что не защитил.

А еще я поняла, что совершила огромную ошибку.

Мне не следовало жаловаться на дядю. Стоило записать это на видео, а потом всю жизнь шантажировать его записью. Вот тогда этот козел поплясал бы на углях! И тетя бы поплясала.

С тех пор я вообще никому и никогда не доверяла своих секретов.

А еще я сообразила, как можно превратить слабость в силу. Использовала мужскую похоть как оружие, когда мне было нужно.

Папочка бы не одобрил.

Старший Логинов лег бы замертво, узнай он хоть о половине того, что я успела натворить за жизнь.

Бездумно хватаю телефон, звоню Антону.

- Ну привет, мудель! Как жизнь?

- Что ты хочешь, Мария? – бухтит он.

Явно не рад слышать, зол на меня.

Но ведь это не он должен злиться, а я.

- Я тебе доверила одну простую вещь, а ты облажался по полной программе, - цежу ядовито. – Как, скажи мне, как ты не смог выполнить даже ту малость, которую я тебе доверила? Тебе всего лишь нужно было переспать со Звонаревой, я тебе даже помогла все организовать, чтобы ее соблазнить…

- Я пытался, - мычит он в трубку. – Но Орлов помешал. Все из-за тебя! Ты сказала, что берешь его на себя, а он приперся в самый неудачный момент.

- Все, что от тебя требовалось – это поиметь ее. Неужели это было так сложно? Сделай это! Подлови, пригрози, придумай что угодно…

- Ну и понту? – вдруг начинает он спорить. - Орлов ее не бросит все равно…

Мои нервы не выдерживают.

Начинаю орать:

- Ты точно дебил! Сам подумай, нужна она ему будет из-под другого? Он пошлет ее куда подальше… Хоть раз будь мужиком, сделай дело! Ты хоть на что-то способен? Нет? Тряпка! Поэтому тебя Звонарева и кинула! Баба ты, понял? Даром, что с пипиркой. Ба-ба…

Пока я кричу на Антона в трубку, вдруг краем уха слышу, как в прихожей раздаются какие-то звуки.

Резко замолкаю, откладываю мобильный и слышу отчетливые шаги в коридоре. Причем шаги не одного человека, а как минимум двух.

Так, дверь я заперла. И кто это? Воры? Но они не смогли бы справиться с хитроумными замками, которые мне установил отец. К слову, у него одного имеются ключи.

Не успеваю толком испугаться, когда в дверях спальни появляется папа.