Таня Гроттер и ботинки кентавра - Дмитрий Емец

– Все это здорово, Ург! Я просто счастлива. А если бы я была страшная, как Лайда, только без богатого папочки, тогда как? Не было бы благородных поступков и слов? Взял футляр под мышку, отдал ручкой честь, и всего хорошего? – спросила Таня.

– Все это бред! – крикнул Ург. – Бред!

– Нет, не бред! По мне люди или говорят правду с самого начала, или не говорят. И вообще, если все связано с обстоятельствами, в которых ты меня увидел, то это не любовь, это нечто другое. Оставайся в Тыре. Мы доберемся в Арапс и без тебя! Кстати, Лайда все еще на дороге. Думаю, тебе не поздно вернуться.

Ург оглянулся:

– Я не вернусь к ней. Ты напрасно надеешься.

– Я ни на что не надеюсь. Мне все равно. Это твоя жизнь, не моя. Прощай, Ург!.. Ягуни, ты там заснул?

– Пытался. Но вы ужасно громко шумели, – сказал маг и фокусник, неохотно поднимаясь с травки.

Цепляя за колени футляром, Таня кинулась к лесу. Больше она не оборачивалась.

– Думаешь, я тебе навязываться буду, унижаться? Не хочешь – не надо! Если собираешься погибнуть по дороге – пожалуйста! Пускай Ягуни спасает тебе жизнь, если сумеет! – крикнул ей вслед Ург и, перескочив через низкий забор, огородами скатился к реке.

Там он долго лежал в камышах на спине, глядел на их шевелящиеся верхушки и кусал губы. Потом рывком сел.

– Хватит! Вычеркнули ее, все, хватит! Нужна она мне тысячу лет!.. Жизнь продолжается!

Он встал и решительно направился к Тыру. Внезапно что-то толкнуло Урга по бедру. Чаша в сумке. Она все еще оставалась у него…

* * *

Таня и Ягуни молча шли по лесной дороге, рассчитывая вырваться на равнину у Арапса прежде, чем стемнеет. День был уже где-то на середине и постепенно, не очень уверенно начинал клониться к вечеру.

– Дороже психического здоровья только сами психи. Они наше национальное достояние, – вдруг сказал Ягуни.

– Ты о ком? – спросила Таня.

– Ясно о ком. О вас с Ургом. Он же тебе нравится.

– ОН? – вспылила Таня. – Этот тип со сломанным носом? Карманник? Лгун? Нравится мне? Еще одно предположение в этом духе, и я отправлюсь в Арапс одна.

– Угу. Назло кондуктору возьму билет, пойду пешком! – насмешливо прокомментировал Ягуни.

– Все. Мое терпение лопнуло! Возвращайся к своему любимому Ургу. Откроете в Тыре лавочку фальшивых монет и краденых драгоценностей и поставите Лайду за прилавок! – велела Таня.

– Это неблагородно. Ты не только засовываешь палец прямо в рану, но еще и ковыряешь, – с обидой сказал Ягуни.

– Quod erat demonstrandum![11] – внезапно подал голос медальон, слегка восстановивший силы.

Таня не совсем поняла, что он имеет в виду, но тон у талисмана был такой, словно он поддерживал Ягуни. Однако Тане это было уже не так важно. Медальон заговорил! Нужно было попытаться узнать у него главное, пока он не растратил свои силы попусту. Но узнать осторожно, потому что медальон мог и заупрямиться.

– Что-то тебя последнее время зациклило на «Quo», «qui», «quod»! Переверни страницу, киса! – насмешливо сказала Таня.

– Interdum stultus opportuna loquitur![12] – огрызнулся медальон.

– Так я и думала. Ты все забыл. Даже русский язык.

– Parva componere magnis![13] Я Феофил Гроттер, и мне известно все на свете! – не очень уверенно сказал медальон.

– Но только не то, кто за мной охотится.

– По-твоему, я могу забыть этого чокнутого Стихиария? Да его вообще забыть невозможно! – огрызнулся медальон.

– Почему? – быстро спросила Таня, умоляюще косясь на Ягуни, чтобы он ни в коем случае не встревал.

Телепат и фокусник затаил дыхание. Глупое недоразумение между ними было забыто.

– Потому что я ему не заплатил, – захихикал медальон.

– Ты ему не заплатил?

– Ну да! А как ты хотела? Он нагло увеличил плату. Мы договаривались о мешке жемчуга, но он забраковал его и потребовал кровь моей новорожденной дочери. Всю, до последней капли. Я был в шоке.

– Как он мог потребовать кровь вместо жемчуга? Разве магические договоренности можно изменить?

– Qui tacet – consentire videtur![14] Видишь ли, стихиарии – хитрые и бессердечные бестии, обладающие чудовищной магической силой. Они живут в бесконечно далеком от нас отражении. Условия оплаты с ними надо оговаривать заранее. Один раз и очень жестко, потребовав все мыслимые и немыслимые клятвы. Я так и сделал, но забыл взять со Стихиария клятву, что тот вернется к себе в отражение, когда закончит работу. Он отказался и стал требовать кровь моей дочери за возвращение. Мне пришлось надуть его. Я создал двойника и налил в его чашу кровь альбатроса с добавлением разрыв-травы и цветов папоротника. Это гремучая смесь. Когда она попала на руны чаши, чаша взбунтовалась и отправила Стихиария в мир-отражение. Я оказал этому миру скверную услугу, я знаю, но отсюда ему не выбраться. С ним вместе я заслал магический артефакт, с которым даже он не может ничего поделать. Если б ты видела, что произошло, когда он взял чашу! Такая воронка открылась, что sta viator![15] Зато в свое отражение Стихиарий вернуться не сможет, пока… э-э… не помню, что точно должно произойти…

Речь медальона становилась невнятной. Он холодел и погружался в дрему. Паузы между словами становились длинными. Таня спохватилась, что что-то в речи медальона зацепило ее. «Альбатрос… – вспомнила она. – Птица, которая висела над костром всю ночь… Совпадение?»

– А что за сделка была у вас со Стихиарием? – спросила она.

– Я уже не помню. Что-то мне было от него нужно, это точно… Что-то важное. Жизнь сплошная нелепость. В том мире я был человеком, потом перстнем… А здесь, в этом отражении, я дурацкая медалька на шнурке.

– Неужели ты не помнишь? Ну пожалуйста!

– Да, да, да. Ты узнала мою страшную тайну. У меня скле… – начал медальон и вдруг осекся.

– Что «скле…», что «скле…»? – безнадежно спросила Таня, минуту прождав ответа.

– …роз, – закончил медальон и окончательно стал холодным.

Ягуни потрогал медальон пальцем и отдернул его.

– Я чуть инеем не покрылся. Давай подогреем этого любителя роз. Есть отличные заклинания, вроде Кипятильникус, – предложил он.

– Не думаю, что будет толк. Я уже поняла. Он разговаривает только несколько минут в день, и никакая магия тут не поможет. Магия на магию – это как заплатка на заплатку – держаться не будет, – сказала Таня.

Ягуни невесело кивнул.

– Значит, мы не из этого мира, – проговорил он. – Мы в том отражении, куда твой медальон… то есть Феофил… заслал Стихиария. Хорошенькую мину он подложил этому отражению, нечего сказать. Твой предок был колоритной личностью.

– Он спасал свой мир. И свою дочь. Но, похоже, только отсрочил расплату. В том, что мы здесь, наверняка замешан Стихиарий. Он не сумел сам покинуть этот мир, зато нашел способ перенести сюда меня и тебя. А возможно, еще кого-то с многоцветной аурой. И стер нам всем память. Меньше знаешь – крепче спишь, – сказала Таня, думая о чаше, оставшейся – как она только что сообразила – у Урга. Не та ли это чаша, в которую вместо крови девушки брызнула кровь альбатроса?

– Ага, я тоже думаю, что посуда та же самая. Стихиарию нужна эта чаша. Он связан с ней и с ее рунами, – произнес Ягуни, и Таня сообразила, что ее приятель начисто забыл о своем обещании не подзеркаливать. – Кажется, я понял! – продолжал Ягуни. – Феофил Гроттер… Стихиарий требовал кровь его дочери. Наверняка дочери его давно нет на свете, и единственная его наследница по женской линии – ты. Он бы мог сделать это и раньше, сто или двести лет назад, но в роду Гроттеров, видно, рождались только сыновья. И вот Стихиарий дождался своего часа. В роду Гроттеров появилась девочка.

– Лучше бы я не появлялась. Все у меня наперекосяк, – грустно сказала Таня.

Она уже не помнила, как у нее все было раньше, пока на ее память не опустился черный туман, но сдавалось ей, что тоже далеко от идеала.

Глава 10

ХОЗЯЙКА МЕДНОГО ГРОШИКА

Гробулия Склеппи лежала на холме под сломанной сосной, когда что-то вдруг закрыло солнце. Гробулия слегка приоткрыла один глаз, досадуя на тучку, которая мешает ей избавиться от крошечного прыщика на правой щеке, а в следующий миг ее дикий вопль штопором вонзился в небеса. Одновременно Гробулия пожалела, что в роду у нее не было кротов и она не может за считаные секунды закопаться на пять метров под землю. Еще бы – не каждый день видишь, как на тебя опускается большой каменный остров с башней.

Гробулия вскочила и хотела скатиться с холма, но браслет внезапно требовательно обжег ей запястье, приказывая остаться на месте.

– Ша! Никто никуда не бежит! Все уже везде успели! – сказала Гробулия, дуя на браслет. Она внезапно сообразила, что каменный остров с башней – это и есть пикирующая крепость, которая должна доставить ее к Арапсу.

Вскоре Склеппи уже стояла между И-Ваном, Шурасино и Мардонием и, скользя взглядом от одного к другому, пыталась сообразить, чего от них можно ожидать. Больше всего опасений у нее вызывал мрачный кентавр Мардоний. Про И-Вана она подумала, что он ничего, но не в ее вкусе, Шурасино же показался ей надутым занудой, которым можно вертеть как угодно.