Выстрелы с той стороны (СИ) - Кинн Екатерина

— Я понесу, — сказала Мэй, отбирая у него пакет.

Придя в себя, Аннемари Эллерт обнаружила, что лежит в шкафу, а шкаф едет в машине. Можно было бы побиться об заклад, что это тот самый шкаф, но вот партнера для заклада не было. Если они меня везут убивать в южный док, подумала она, — это будет шутка в совсем дурном вкусе.

Вкус у выкормышей Ростбифа и вправду оказался дурной, хотя, по запаху судя, это был не южный, а какой-то другой док — не промышленный. Фрау Эллерт вынули из шкафа и засунули в форпик. Потом были шаги, голоса, звук мотора и лёгкая речная качка. Аннемари Эллерт начала отсчитывать время и вышло у нее что-то вроде трёх четвертей часа между тем моментом, когда ее затолкали в каморку под палубой и тем моментом, когда её извлекли на воздух и посадили в шезлонг.

Эней сел напротив, на бухту каната. Ещё трое стояли позади и впереди — треугольником. Сквозь занавески салона пробивался жёлтый свет, бакены обозначали фарватер, где-то вдали горела цепочка огней — слишком далеко, чтобы Аннемари Эллерт могла узнать ландшафт. Над водой склонялись какие-то деревья, но Гамбург — город большой, они не могли за сорок пять минут покинуть его на яхте, разве что… Разве что она была без сознания дольше, чем предполагала, и док, где ее перегрузили из машины в форпик, был уже за городом… Нет, вряд ли: это какая-то "зелёная зона" в городе. Огни далеко, и люди далеко, и никто не придет на помощь.

Фрау Эллерт несколько раз резко дернула шеей. Было слышно, как с хрустом встали на место сместившиеся позвонки.

— Как я уже говорила, вы — злобный идиот. Вас даже возраст не извиняет.

— Если бы вам вправду было жаль своих охранников, — глухо сказал Эней, — вы бы повели себя со мной по-честному. Или допросили, прежде чем убивать, узнали, где группа, и сыграли на опережение. А теперь… теперь вы мне расскажете всё, что знаете. О нас, о наших связях, о том, где и как хранятся данные… о Ростбифе — и обо всех, кто его приговорил.

Ему было нелегко удержать взгляд на лице фрау Эллерт — реальность начала смещаться куда-то вправо, словно они все кружились на огромном диске против часовой стрелки.

— С вами, молодой человек, бессмысленно по-честному. Потому что вам все равно, сквозь кого проходить, — глаза женщины были тусклыми. — Я, видите ли, тоже идиотка. Я надеялась, что ваши попробуют прихватить меня по дороге, откатятся и придут в чувство. И уж на это… — её лицо перекосилось так, что не нужно было быть телепатом, чтобы понять, что она говорит об Игоре, — я тоже не рассчитывала. Кем будете кормить вашего варка, когда "предатели" кончатся? Не удивительно, что Юпитер принял вас за СБ.

— Я сказал вам правду. Варка больше нет. Он не варк, — Эней вытолкнул из горла внезапно возникшую воздушную пробку. — Он данпил. Можете встать, подойти и потрогать. Приложить кусочек серебра. Он не проснётся даже.

— Обязательно. Но… позвольте, да с этого надо было начинать… — Если и были у кого сомнения, что журналистика — вторая древнейшая профессия, то они должны были испариться тут же. Только что в кресле сидело серое, неживое существо — и вот глаза горят, на щеках румянец, спина прямая, руки вцепились в подлокотники шезлонга. — Это не спонтанное исцеление? Это действительно методика? Хотя бы наполовину надёжная? Вы поэтому заинтересовались О’Нейлом?

Мэй качнулась вперёд…

— Да подождите вы с этими глупостями, — отмела её бровью фрау Эллерт. — Штаб прогнил целиком, кто не продал, тот боится. За то, чтобы сдать Ростбифа с Пеликаном, голосовали все, кроме меня и Рено, а решение молчать об этом деле было принято единогласно. Контрабандистов я просто нашла. Каспер использовал воду слишком часто, у меня накопились данные — а в числе тех, кого отбил Михель в Братиславе, был человек с дипломом по гражданскому судостроению. Сравнительно недавно кусочки состыковались. Это моё, я ни с кем не делилась, но кто-то другой мог сделать те же выводы. Но все это не важно. А вот он важен. Вы этого добивались, молодой человек? Как это произошло? При каких обстоятельствах?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Энея качнуло. Вот, значит, как. Значит, если бы я рассказал про такой полезный горшочек — меня бы пощадили… Добрая бабушка. Нет, нельзя, это опять "пыль"…

— Над ним был совершен обряд экзорцизма, — сказал он. — На моих глазах.

Пока они поднимались по Эльбе вверх, Эней ещё немного полежал в обнимку с аппаратом, и ему опять полегчало. Но вспышка гнева, даже подавленная — это снова учащенное сердцебиение и подача новой порции отравы… Эней уже научился предчувствовать появление галлюцинаций.

— Что значит — экзорцизма? — Лицо доброй бабушки снова опало.

Он плохо видел Стеллу — как в тусклом стекле. Мир окрасился в разные оттенки тёмно-зеленого. Эней сосредоточился на допросе — как в додзё, как на операции. Думать было тяжело, мысли пузырями уходили вверх.

— Ну, как что — как обычно, — сказал он, потом истратил несколько вдохов на то, чтобы сформулировать по-немецки: — "Во имя Господа нашего Иисуса Христа, замолчи и выйди из этого человека". Вы… Евангелие читали?

Что-то я не то несу, думал он. Правду же говорю, а не то…

— Вы сошли с ума? Если бы это было так просто…

Сошёл. Как Райнер. Как О'Нейл. О'Нейла штаб тоже не жаловал. Штаб. Нами правят крысы, у них есть крысиный король, с тремя головами и в короне… Одна палочка и девять дырочек победят целую армию… тьфу, надеюсь, я не вслух это сказал. Или хотя бы по-русски…

— Но всё равно, вы должны были сказать мне сразу, — эти слова вышли изо рта фрау Эллерт заключенными в комиксовый "баллончик", повисели в воздухе и лопнули.

— Чтобы вы знали, кого вам брать живым? А остальных — в расход? — Эней прикрыл глаза, надеясь, что так станет легче. Стало. — Сколько лет штаб торговал с варками нашими жизнями? Под тем же соусом: сохранить как можно больше? Чем подполье от кровососов отличается? Они ведь тоже считают, что небольшой процент жертв — приемлемая цена за жизнь остальных.

— А у вас, значит, будет иначе, — усмехнулась Эллерт. — Допустим, у вас что-то сработало, как у О'Нейла. И что же вы будете делать — как О'Нейл, объявите потенциальными пособниками дьявола всех инаковерных?

— Мы просто хотим, чтобы людей перестали жрать…

Он умолк, потому что понял — говорит в пустоту. Она не слушает, не хочет слушать. Старая курва заочно продала его ради еще нескольких лет спокойной жизни. Хрен ей, а не жизнь. Лечь. Нужно пойти и лечь, а то я тут доиграюсь.

— Кэп, — сказал в ухе Антон. — Я, кажется, отследил хранилище, но там система самоуничтожения. Я её не обойду, даже с командой не обойду.

— И вы сегодня сожрали как минимум пятерых — и рисковали жизнями еще четверых гражданских, чтобы иметь возможность сказать мне эти слова.

И тут Эней понял, что на вопрос об О'Нейле не сказал ей "нет". Ни тогда в кабинете, ни сейчас. Сознание пропустило оборот. Или не сознание. Он не сказал "нет", а она услышала, что он не сказал. Он ошибся дважды в одном месте. Может быть, не случайно, может быть, потому что где-то внутри хотел войны, большой, последней, на уничтожение, хотел, чтобы кончилась эта мутная карусель и всё раз и навсегда стало ясно. Но не сознательно, не… Вот что она подумала, вот что она увидела — и не удивилась, конечно же, с её-то опытом — две трети радикальных групп требуют ещё и не такого, и половину этих двух третей он сам бы отстрелил для профилактики, будь у него на то силы и время, и спокойно бы спал по ночам…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я днем пришел к вам безоружный и только что не голый. Мир предлагать. Вы плохо слушали меня, я плохо слушал вас, но я пришел с миром, а вы меня убили, пытались. Какой плохой мальчик — вместо чтоб тихо сдохнуть, взял да и отбился. Бегаю тут, спать мешаю…

— Кэп, ты осторожнее, — сказал Костя по-русски. — Тебя сейчас поведёт, я смотрю. Или уже повело?

Эней кивнул.

— Да, хватит, — он снова повернулся к Эллерт. — Я не в том состоянии сейчас, чтобы долго вас уговаривать. И времени у нас маловато. Мне нужны ваши коды и пароли к базам данных. Мне нужно точно знать, кто, где и когда.