Чингисхан и рождение современного мира - Джек Уэзерфорд

Борьба за власть оказалась относительно мирной, не считая того, что проигравшую в этой борьбе ждала ужасная судьба. Если не брать в расчет дворцовые интриги, то это десятилетие принесло столь необходимый для всей империи мир, давший возможность объединить и укрепить власть в некоторых монгольских владениях, оправиться после первой монгольской Мировой войны 1212–1241 гг. и подготовиться к следующей.

Самое древнее письменное упоминание о могуществе Туракины и ее высоком положении при монгольском дворе известно нам, благодаря документу, в котором она приказывает напечатать набор даосских текстов. Документ подписан ее именем и титулом Еке-хатун (Великая Императрица). Ниже стоит личная печать Удегея и дата — 10 апреля 1240 года. Текст свидетельствует не только о том, что Туракина управляла империей, но и о том, что, пока мужчины воевали, она вела политику, отличную от политики ее предшественников, поддерживала религию и образование и возводила важные общественные сооружения в масштабе всей империи.

Потеряв своего любимого сына и других близких родственников во время не слшком удачной военной кампании в Китае, Угедей утратил интерес к политике, но все же назначил своим преемником одного из своих внуков. Впрочем, Туракина пыталась выдвинуть кандидатуру своего вздорного и надменного сына Гуюка, которого отец недолюбливал после истории с Батыем. Вскоре после смерти Угедея Туракина созвала курултай, чтобы избрать Великим Ханом Гуюка взамен назначенного мужем внука. Но ей не удалось собрать кворум Золотой Семьи, потому что мало кто благосклонно относился к Гуюку. Туракина все еще была наместником и на протяжении пяти лет тщательно готовила фундамент политической поддержки, которая была нужна, чтобы обеспечить избрание Гуюка правителем. Чтобы достичь своей цели, она распустила министров покойного мужа и назначила других, верных только ей самой. Наибольшую власть получила Фатима — женщина родом из таджиков или персов, захваченная в плен в Хорезме и привезенная затем в Каракорум. Историк Ата-Малик Джувайни, который, очевидно, недолюбливал женщин, а особенно тех, что лезли в политику, писал, что Фатима получила постоянный доступ в шатер Туракины, и она «была посвящена в самые сокровенные тайны и стала хранилищем ее секретов». Фатима играла важную политическую роль, в то время как остальные «министры были лишены возможности исполнять свои обязанности, а она могла свободно давать приказы и запреты».

К 1246 году Туракина усилила контроль над империей и уже была уверена, что сможет устроить избрание своего сына. Само голосование и избрание Гуюка должны были проводиться исключительно в узком кругу Золотой Семьи и некоторых особо доверенных должностных лиц, но Туракина сделала его воцарение открытым мероприятием для иностранных сановников и всего монгольского народа. Все лето со всех отдаленных уголков империи иностранные делегаты съезжались на церемонию, которая должна была состояться в августе. Эмиры, наместники и гранды толкались на одних дорогах с королями и князьями.

Из Турции приехал султан сельджуков, прибыли представители багдадского халифа, а также двое претендентов на грузинский престол: Давид, законный сын покойного царя; и Давид, внебрачный сын того же царя. Наиболее почетным делегатом из Европы был отец Александра Невского, Великий князь Владимирский и Суздальский Ярослав II Всеволодович, который умер при очень подозрительных обстоятельствах сразу же после обеда с Туракина-хатун.

По случайности, 22 июня 1246 года к монгольскому двору прибыл первый посланник из Западной Европы. Брат Джованни дель Пьяно Карпини, шестидесятипятилетний священник, один из учеников Святого Франциска Ассизского, был послан Папой Иннокентием IV для того, чтобы выведать как можно больше об этом странном народе, который угрожал всей Европе. После того, как он покинул Лион на Пасху 1245 года, Карпини потребовалось около года, чтобы пересечь Европу и достичь лагеря Батыя на Руси. Правда, как только он оказался на территории Монгольской империи, Карпини проехал около трех тысяч миль всего за 106 дней — в среднем по 25 миль верхом в день на протяжении трех с половиной месяцев.

Учитывая успех военных кампаний в Европе, монголы охотно приняли Карпини, ошибочно полагая, что тот привез весть о покорении Папы и подчинении всей Западной Европы. Но его письмо содержало совершенно иное послание. Папа Иннокентий IV предложил хану дотошный пересказ событий жизни Христа и основных постулатов христианства. Все это, скорее всего, уже было известно хану, так как его мать была христианкой, и он часто посещал богослужения вместе с ней. Гуюк сам был христианином, или, по крайней мере, хорошо относился к христианству и всецело полагался на монголов-христиан, работавших в его правительстве. В письме папа осуждал монгольское вторжение и приказывал хану «всецело воздерживаться от нападений такого рода, и особенно от преследования христиан». Он потребовал от хана «дать знать, что же побудило вас уничтожать другие народы, и что вы замыслили на будущее». Также письмо сообщало хану, что Бог передал всю земную власть Папе Римскому, единственному человеку, которому Всевышний позволил говорить от Его имени.

После того, как монгольские чиновники обнаружили, что Карпини не привез хану дани и не заявил о покорности, они перестали обращать на него внимание. Впрочем, в письме, которое сохранилось до наших дней и датировано ноябрем 1246 года, Гуюк задает Иннокентию IV несколько очевидных вопросов: «Откуда ты знаешь, кого Бог прощает и кому дарует милосердие? Откуда ты знаешь, что Бог благословляет твои речи?» Гуюк указывает, что Бог дал власть над миром от востока до заката не Папе, а монголам. Бог предназначил монголам распространять его заповеди и законы при помощи Великого Закона Чингисхана. А потом Гуюк посоветовал папе прибыть вместе со своими князьями в Каракорум, чтобы воздать дань почтения монгольскому хану.

Первый прямой дипломатический контакт между Европой и Дальним Востоком превратился в обмен тезисами сравнительного богословия вперемешку с религиозными оскорблениями. Несмотря на то, что в верованиях европейцев и монголов было много общего, первоначальные отношения были так испорчены, что в последующие годы эта общность была утрачена. Монголы еще некоторое время лелеяли мысль о более близких отношениях с христианской Европой, но потом они бросили эту надежду, а с ней, позже, и само христианство, сменив его на ислам и буддизм.

Осенью 1246 года, когда Карпини и другие иностранные сановники отправились домой, Гуюк переключил свое внимание с церемоний на политику. Одним из важнейших заданий для него было усилить свою власть и стать Великим Ханом не только по титулу, но и по сути. Первым своим противником он считал Фатиму, доверенную советницу его матери. Используя в качестве повода обвинение в ведовстве, он вызвал Фатиму со двора матери к себе. Но мать не отпустила ее: «Он посылал за ней неоднократно, но каждый раз она находила различные поводы отказать ему. В результате его отношения с матерью совершенно испортились, и он послал человека… с заданием привести Фатиму силой, если его мать все еще будет ее удерживать».

Темные записи о том, что произошло потом, вызывают больше вопросов, чем дают ответов. Гуюк захватил Фатиму-хатун, а его мать умерла. Была ли она больна? Или же убита? Умерла ли она от гнева или горя? Большинство письменных источников молчит. Персидский историк Джузджани писал, что Туракина присоединилась к своему мужу, Угедею. К тому времени Угедей был уже шесть лет как мертв, а значит это был просто эвфемизм, указывающий на ее смерть. Тем не менее, Джузджани сам не был в этом уверен, о чем свидетельствует приписка: «Но Всевышний знает всю правду». Все, что мы знаем наверняка — это то, что люди Гуюка схватили Фатиму, а Туракина-хатун умерла.

Вместо того чтобы тихо избавиться от Фатимы, Гуюк подверг ее публичной казни и унижению. В то время, когда империя монголов простиралась по двум континентам и у них была возможность расширить ее еще больше, внимание всего двора было приковано не к проблемам империи, а к этой женщине, тому, что она сделала, и что теперь ее ждет. Гуюк приказал страже привести Фатиму к нему на публичный суд. Ее раздели догола и крепко связали веревками. Там ее держали «в голоде и жажде много дней и ночей, она подвергалась жестокости, многим пыткам и мучениям». Ее били, затем пороли горячими металлическими прутами. Прилюдные пытки подобного рода были привычной для европейского общества; такова была участь ведьм и еретиков, попавших в руки Церкви. Но для монголов это было нарушением заветов Чингисхана, который, хоть и убивал своих врагов и правил очень жестко, но делал это без пыток и причинения ненужной боли. Тем более что так поступили с женщиной — подобного прецедента в монгольской истории еще не было.