Лучше прячься - Виолетта Роман

в руках, там их сто – не меньше. Он протягивает меньший букет врачу, и я вижу, как лицо женщины озаряется улыбкой.

Вдруг сердце начинает бешено колотиться. Я опускаю взгляд на его руку и вид его пальцев дрожью по ребрам. Этого просто не может быть… А потом мои глаза медленно ползут вверх. Он делает шаг и опускает цветы, вручая их мне. А я и не вижу ничего теперь, кроме родных, серых глаз, которые с любовью смотрят на меня.

По щекам текут слезы.

– Иди сюда, – он спешит обнять меня, знает, что снова буду рыдать, как проклятая. Всю беременность терпел мои срывы и истерики по телефону. Столько терпения оказывается у Русакова… Даже в больнице, после тяжелейшей операции и ранения, не я его, а он меня успокаивал.

– Ну чего ты? —смеется.

– Ты приехал, – улыбаюсь, не сводя жадного взгляда с его лица, а он губы мои пересохшие целует.

– Разве я мог пропустить такой день?!

– Папочка, держите, сына.

Миша поднимает глаза поверх меня, и его взгляд концентрируется на Мите. Марина передает ему малыша уже в конверте. Шторм берет его в руки, опускает глаза на его личико. На губах Русакова искрится улыбка. Этот огромный бугай может быть таким… нежным. А когда он поднимает на меня глаза, в них целый океан плещется. И такая в нем сила, и счастье необъятное, и восторг. Меня переполняет чувством гордости. Ведь это я подарила ему сына.

Мы выходим в коридор. Шторм двигается неспешно, крепко прижимая к себе малыша. Умилительно видеть его таким напряженным, немного неуверенным.

На выходе нас встречают дедушка с Артемом. У дедули в руках невесть откуда взявшийся букет. Но я уже просто физически не могу его принять. Отдаю огромный Мишин Теме, а следом и дедулин вручаю Белицкому. Дедушка обнимает меня, а потом подходит к Мише, и, заглянув в конверт, слегка шлепает его по плечу.

– Ну что Русаков, хоть одно дело ты довел до идеала, – подтрунивает Шторма дедуля. Миша понимает на него смеющийся взгляд.

– Это внучка твоя, Романов, я тут самую малость задействован, – произносит не без гордости.

Лицо дедушки становится довольным.

– Так, чего встали?! Рассаживаемся по машинам! Встречаемся дома. Там Надежда ужин праздничный приготовила, – дедуля открывает мне дверцу в Мишиной машине, и я усаживаюсь на заднее сидение. Шторм осторожно подает мне Митю и, поцеловав меня в губы, закрывает дверь.

Спустя несколько секунд он садится за руль, и мы выезжаем со двора роддома. Дедушка с Темой следуют за нами на авто Белицкого. Прикрываю глаза, чувствуя как от счастья сердце готово выпрыгнуть из груди. До сих пор не верю, что он рядом.

Смотрю на его профиль, ловлю его взгляд в зеркале заднего вида. В салоне стоит аромат подаренных им роз. И этот момент, этот запах я пытаюсь запомнить. Момент истинного счастья, когда у меня есть все.

– Как ты успел? Суд должен был быть только через месяц…

Миша был за решеткой. Всю мою беременность он просидел там, пока решались все бюрократические вопросы. Показания Ольги помогли ему оспорить обвинение по поводу убийства ее сестры. Плюс ко всему, Гордей под натиском следствия, дал признательные показания. Но за побег из тюрьмы Мишу никак не хотели выпускать. Все разбирались, не он ли замешан в том самом бунте. Именно поэтому я постоянно плакала… поэтому половину беременности провела в больнице на витаминах и успокоительных. Две угрозы выкидыша… Мне так не хватало его! Звонки два раза в неделю и свидания раз в месяц. Эти полгода были сложными и я дико скучала. И то, что он появился в роддоме – это настоящее чудо.

Миша затормозил на перекрестке, обернулся. В уголках его глаз залегли морщинки.

– Я же обещал тебе, что буду рядом, Русакова. А ты снова не поверила, как и тогда со свадьбой.

Я улыбнулась. Да, слово о свадьбе он сдержал, несмотря на ранение и почти месяц нахождения в больнице. Нас расписали прямо в палате. А после Мишу сразу доставили в СИЗО. У нас по сути даже первой брачной ночи не было. Но это ведь не важно. Теперь мы вместе… навсегда.

За день до родов он выходил со мной на связь. Я была сильно расстроенной и плаксивой, переживала о предстоящей госпитализации. А он пообещал, что встретит нас с малышом. Тогда эти слова казались пустым успокоением. А он сделал. Обещал и выполнил.

– Я думала, ты шутишь, – улыбнулась, переводя взгляд на малыша. Он сладко посапывал в одеяле.

* * *

Дома настоящий гвалт. Столько людей здесь давно не было. Я переехала в дом Шторма сразу же после того как мы расписались. Здесь мне спокойней, да и готовиться к рождению Мити было удобней. Я занималась ремонтом и обустройством детской.

Я поднимаюсь наверх с малышом, Миша со мной. Он помогает мне распеленать Митю, помогает поменять памперс и усаживается рядом, пока я кормлю его. Муж с таким восторгом следит за этим действием, заставляя меня улыбнуться.

– Они больше стали? – произносит шепотом.

я поворачиваюсь к нему, в глаза его серые смотрю, и нежность его впитываю, как губка.

– Я скучала, – выдыхаю еле слышно. Миша обнимает меня за плечи, целует в волосы.

– Все позади, родная. Теперь все будет хорошо.

Прикрываю глаза, наслаждаясь тянущими ощущениями при каждом сосательном движении малыша. Вот он – момент чистого единения. Мы – семья. И мы вместе. Это и есть счастье.

У Шторма звонит телефон. Он быстренько убирает звук и, поцеловав меня, выходит из комнаты. Наевшись, Митя засыпает, и я осторожно укладываю его в кроватку.

Убираю на место бутылочку с детским маслом и кремом. Опускаюсь на кровать, закрывая ладонями лицо. Перед глазами снова ужасные кадры того дня, который едва не забрал у меня Шторма. Помню, как сидела под дверью, выла в голос и царапала ее ногтями, стараясь открыть. А в это время он лежал с другой стороны. Залитый кровью, уже без сознания. Эти пять минут, пока ехала скорая, показались мне вечностью. Я не могла найти себе места, металась по квартире из стороны в сторону, пытаясь открыть дверь.

А потом, когда спасатели наконец-то открыли меня, его там не было. Только ужасающая лужа крови на бетонном полу и испачканный в ней пакет с завтраком, который Миша нес для нас.

А потом бесконечные часы в больнице, в ожидании новостей. Он потерял много крови, и был на волоске от гибели, но выжил. Ради меня, ради него.

Изварина так и не нашли. Словно