Лучше прячься - Виолетта Роман

она в дверь тарабанит, кричит. Глупая маленькая девочка. Звони ментам, прячься в глубине квартиры, чтобы он не дошел до тебя…

– Я ведь спас тебя там, Марк. На войне, помнишь? Из-под пуль тебя на себе вытащил.

Смотрел в глаза человеку, которого когда-то другом звал.

Он молчал. Только скулы сжаты.

– Прости, Шторм. Но ты не оставил мне выбора…

Резко толкнул его руку, раздался выстрел.

Боль. Такая, что агонией накрывает. Будто все кости в груди переломали. Не могу вздохнуть, на шее петлей затягивается. Я смотрю на него, сползая на пол

Он тянется к дверной ручке, но видит, что ключ сломан, застрял в замочной скважине.

– С*ка, – поворачивается ко мне, а я из кармана ствол наконец-то успеваю вытянуть.

– Она ментов вызвала, уходи, – хрипло, пересохшим ртом. Понимаю, что сил не хватит снять с предохранителя.

– Если выживу, ты труп…

Он по сторонам осматривается.

– Вот тварь, – наклонившись, пистолет из моих рук выбивает. – Хватит! Хватит уже Шторм. Все, тебе п*здец. Смирись!

Откидывает оружие в сторону. А я с улыбкой на него смотрю. Понимает ведь, что сдохнет, как собака. Не будет у него легкой смерти. Нет. Злится. Резко подавшись, что-то сказать хочет. Но не говорит. Его удар в лицо лишает меня остатков сил.

Эпилог

Я держала его в руках, и все глазам не верила. Какой он маленький, совсем крохотный комочек, а живот то огромным был! Умело закутанный в пеленку старшей медсестрой, сейчас лежал у меня руках и с жадностью сосал мою грудь. Они стали огромными! После родов, буквально за пару дней выросли на целый размер. Помню, как первые сутки переживала, что молока все нет. Митя все время на груди висел, голодный. Я так боялась, что его не прикармливают, что он не доедает. И когда в палату в очередной раз вошла кормящая медсестра, я взмолилась, чтобы дали малышу смесь. А она подошла, грудь сжала слегка, а оттуда помимо привычного молозива вдруг струйкой тоненькой рвануло молоко. Отругала меня за панику и сказала, что еще пару часов и все будет прекрасно.

Так и было. Спустя пару часов, когда Митя в очередной раз проснулся и захотел есть, я приложила его к груди, и молоко пошло. Малыш налопался за все дни недоедания, а потом спал едва не половину дня. А я сидела и смотрела на его моську спящую. Это невероятно чувство. Буквально за каких-то несколько часов твоя жизнь кардинально меняется. И если перед родами мое сердце болело за Мишу, и все мысли были только с ним, то сейчас, я понимаю, что вот уже несколько дней, думаю только о нем. О маленькой копии Русакова. Папин нрав уже с первых секунд жизни дает о себе знать. Как схватится за грудь, посмотрит на меня из-под хмуро сведенных бровей, мол: «Моя!»

– Алена Валентиновна, выписка через пятнадцать минут, – в проеме двери показалась медсестра Марина. Добрая девушка, все эти дни буквально нянчилась со мной. Сколько раз я обращалась к ней за помощью и не счесть.

– Вы опять кушаете? – улыбнулась, подойдя и сложив одеялко в перевозной люльке.

– У него зверский аппетит, – усмехнулась, и в этот момент Митя, наконец-то, наевшись, расслабился и уснул. Его личико было таким довольным. Я улыбнулась, хотя, настроение с утра было совсем не радужным.

Встала с кровати и подошла к окну. Увидела, как у входа столпились люди, как из дверей вышел счастливый папа с малышем в руках, а рядом шла роженица с цветами. Стоящие неподалеку родственники при виде них радостно зааплодировали и запустили шары в небо. В груди заныло. Нас с Митей не встретят… не устроят праздника, и Миша не возьмет его на руки, и меня не прижмет к груди. Не увидит никто, какой у Мити отец красивый… Слезы набежали на глаза. Я увидела, как во двор роддома заехал черный БМВ, из водительской двери вышел Артем. В его руках был сверток белой ткани. Конверт и одежда для Мити на выписку. Тема обещал привезти вещи еще утром, но были какие-то срочные дела в фирме. Он пытается вести компанию в отсутствии Миши, и это ему явно не по силам.

Из пассажирской двери появился дедушка. Он вышел неспешно. Было видно, что каждое движение для него в тягость. Дедушка в последние месяцы сильно сдал. Постоянно по врачам да по больницам. У него проблемы с суставами, и врач настоятельно рекомендовал лечь в клинику. Но дедуля упертый, сказал, пока Митю домой не привезет, ни в какую больницу не ляжет.

– Вы готовы? В выписной комнате сегодня народу полно…

Я кивнула. Подошла к кровати и забрала сумку со сложенными в нее вещами. Митя сладко спал в люльке.

– Тогда идем, – девушка улыбнулась и покатила сына по коридору к лифту.

Поправив волосы, еще раз смотрю на себя в зеркало, висящее на стене у входа в палату. За эту неделю я сбросила все, что набрала за всю беременность. Да и набрала я немного – до самых родов сплошные нервы да переживания. Аппетита не было совсем. Можно сказать, я с рождением Мити ожила… Он своими маленькими ручками и крохотными ножками, своей жаждой жизни показал мне, что я все еще могу быть счастливой.

Мы спускаемся на первый этаж. Марина выкатывает люльку к двери выписной комнаты. Передо мной две девочки, муж одной из которых только что зашел в комнату, чтобы забрать новорожденного малыша.

– Фотографироваться будете? – спрашивает у меня медсестра. Я киваю. Пусть будет память из роддома.

– Алена, идем, – выглядывает Марина. – Люльку оставляй, с Митей заходи.

Я забираю сына и заношу в комнату. Здесь пеленальный стол и письменный, за которым сидит врач. Марина забирает из моих рук сына, а я подписываю выписные бумаги. В это время медсестра, под объективом камеры, переодевает малыша и заворачивает его в конверт. Врач оборачивается к медсестре у входа.

– Зовите папу!

– Мы сами… – не успеваю договорить, вдруг чувствую, как лицо заливает краской. Медсестра уже открывает дверь и кричит мою фамилию в толпу ожидающих родственников.

–Идет, – она возвращается в кабинет, а я думаю о том, что первый мужчина, который возьмет нашего с Мишей сына на руки, будет Артем. Думала ли я при нашей первой встречи, когда он буквально похитил меня, что будет принимать моего сына из роддома?

– Боже, какой букет! – вздыхает за спиной медсестра. Я оборачиваюсь и вижу две охапки роз. В одной цветов двадцать пять, а вторую.. вторую он еле держит