Звезда Любви - Юлия Леонова

Жюли отрицательно покачала головой.

— Павел Николаевич сам мне сказал о том.

— Вы виделись с Шеховским? Но когда? Он же арестован!

— Вот об этом я и хотела сказать Вам, — судорожно вздохнула Юленька. — Поль… Павел Николаевич, — поправилась она, — считая, что я актриса Анна Быстрицкая, предложил мне свое покровительство, — краснея, продолжила она.

— Продолжайте, — нахмурился Серж.

— Серж, простите меня… Это из-за меня он разорвал помолвку с Полиной, — Юля нервно сцепила пальцы и умоляюще посмотрела в глаза брата. — Я не согласилась, но потом, когда узнала, что его арестовали…

— Поговорим об этом позже, — мрачно ответил Сергей. — Так что Вы сделали?

— Я пошла в полицию и призналась в том, что являюсь его содержанкой, и что ту ночь, когда была убита mademoiselle Ла Фонтейн, он провел со мной. Мне пришлось назвать свое настоящее имя следственному приставу, — закончила она, сжимаясь под тяжелым взглядом Кошелева.

— Это осложняет дело, — хмуро ответил он. — В таком случае, завтра утром мы выезжаем в Кузьминки. Надеюсь, мы приедем раньше, чем до нашего уезда и до барона успеют докатиться слухи о Вашем скандальном поведении.

— Серж, умоляю! Не выдавайте меня за Четихина! — не сдержалась она.

Кошелев только вздохнул, глядя на нее, как на неразумное дитя.

— У Вас два выхода: или обвенчаться с Четихиным или к маменьке в монастырь, — жестко ответил он. — Выбирайте!

Жюли опустила голову, смиряясь с поражением.

Экипаж остановился, и Сергей, выйдя из кареты, подал сестре руку. Он не выпускал ее руки, даже когда поднимался по лестнице, и только втолкнув ее в квартиру и повернув в дверях ключ, отпустил, словно боялся, что она вновь попытается сбежать. На шум в прихожей выбежала Докки и, всплеснув руками, застыла, глядя на мужа и золовку.

— Полин! — позвала она. — Полин, идите же сюда. Невероятно! Серж нашел ее!

Юля стояла, опустив голову. Не было сил взглянуть в глаза сестре, вышедшей на зов Докки.

— Жюли! — бросилась к ней Полина и заключила сестру в объятия. — Жюли, где же ты была?!

— Не думаю, что ты будешь так же рада ей, когда узнаешь обо всем, что наша дорогая сестричка натворила! — заметил Серж со злым сарказмом в голосе.

— О чем ты?! — отмахнулась Полина. — Главное, что Жюли нашлась и с ней все в порядке…

— Да будет тебе известно, что именно ей мы обязаны тем, что Шеховской расторгнул помолвку! — ответил Кошелев.

— Я не понимаю тебя, — удивленно посмотрела на него Полин, но тотчас повернулась к сестре, оставляя разговор с братом на потом. — Жюли, — обратилась она к ней, — идем со мной, ты сама мне все расскажешь.

Серж только фыркнул на это и повернулся к Докки:

— Евдокия Дмитриевна, велите Григорию собрать мои вещи. Завтра я и Жюли выезжаем в Кузьминки, а на время моего отсутствия вас будет сопровождать Петр Степанович. Я заеду к нему и попрошу его об этом.

— Завтра. К чему такая спешка, Серж? — удивленно округлила глаза Докки.

— Юлия Львовна не оставила мне выбора: скандальные слухи имеют обыкновение слишком быстро распространяться, — вздохнул Кошелев. — Не хотелось бы, чтобы они дошли до барона раньше, чем я смогу ему все объяснить.

Сестры надолго уединились в комнате Полины. Юля, боясь поднять глаза на старшую сестру, рассказала ей обо всем, что случилось с ней с момента ее побега. Когда она умолкла, Полина поднялась с кресла и подошла к ней.

— Не кори себя! — погладила она сестру по растрепавшимся локонам. — В том, что Павел Николаевич разорвал помолвку, нет твоей вины.

— Полин, я не хочу замуж за Четихина, — подняла голову Жюли, глядя на сестру глазами, полными слез. — Уж лучше в монастырь!

— Господь с тобой! — нахмурилась Полина. — О чем ты говоришь? У тебя ведь вся жизнь впереди! Ты представления не имеешь, какая жизнь ждет тебя в монастыре.

— Господи, все зря! — всхлипнула Жюли, закрыв лицо руками.

— А может, вовсе и не зря… — тихонько отозвалась Полина, думая о чем-то своем.

Наутро тяжелый дорожный экипаж Кошелевых покидал столицу. Серж сделал только одну остановку у дома Лукомских — для того, чтобы попросить, как и обещал, Петра Степановича присмотреть за Полин и Докки на время его отсутствия. Кошелев рассчитывал к середине ноября приехать в Кузьминки, вручить Жюли барону, и к началу декабря вернуться в Петербург, чтобы спокойно заняться делами Полин.

* * *

Вернувшись домой, Шеховской сразу же направился в покои матери. О приезде княгини ему сообщил дворецкий, едва он переступил порог родного дома. Софья Андреевна тихонько ахнула и, отложив в сторону рукоделие, торопливо поднялась навстречу единственному сыну.

— Павлуша, мальчик мой, вернулся! — подставляя для поцелуя щеку, счастливо прошептала она. — Я Бога молила, я знала, что все обойдется. Ты ведь не мог…

— Не мог, маменька, конечно, не мог. Вы простите меня, но я сейчас ненадолго, — улыбнулся он виновато. — Боюсь, мое освобождение — не Божий промысел, и обязан я своей свободой, а, возможно, и жизнью, одному очень хорошему человеку. Теперь у меня есть перед ним обязательства, с которыми поспешить надобно. Я Вам позже обязательно все объясню!

Поль переодевался, когда Николай Матвеевич без стука вошел в комнату сына.

— Далеко собрался? — поинтересовался он, наблюдая как Павел, чертыхаясь пытается завязать галстук.

Обернувшись, сын встретился с хмурым взглядом отца.

— Мне сказали, что ты из крепости вернулся, и даже не удосужился зайти, — с укором продолжил он. — Я обиваю пороги кабинета Перовского в попытках уладить твои дела, мать приехала из Павлова, а ты, явившись домой, даже не счел нужным сообщить о своем освобождении?

— Отец, поверьте, сейчас у меня действительно нет времени, я позже Вам все объясню, — попытался уйти от разговора Поль.

— Позже!? Изволь сейчас же объясниться! По какому случаю такая спешка?!

Вздохнув, Павел отбросил измятый галстук.

— Что ж, я объяснюсь. Я собираюсь сделать предложение mademoiselle Кошелевой.

— Это, видимо, дурная шутка?! — перебил его Николай Матвеевич. — Признаться честно, я был рад, что ты одумался и разорвал эту помолвку. Хотя девица привлекательна и недурно воспитана, и я даже готов был смириться с твоим выбором, но, тем не менее, Кошелевы Шеховским не ровня!

— Я не о Полин говорю сейчас, — возразил Поль.

— Павел Николаевич, — вздохнул Шеховской-старший, — все это ужасно напоминает мне глупый фарс, и я решительно не понимаю, к чему Вы ломаете эту комедию?

— Я серьезен, как никогда. Именно Жюли Кошелевой я обязан своим освобождением. Она дала показания о том, что ту ночь, когда была убита Элен, я провел с ней.